Последний сын

Воскресник

На воскресник по случаю выполнения страной годового плана со всех экранов и динамиков звал сам Нацлидер.

— Такие мероприятия, на которые люди выходят по своей воле в едином порыве, подчеркивают сплоченность нации, ее решимость противостоять любым испытаниям. Мы должны двигаться вперед, к новым подвигам и победам!

— Каким победам? — не понимал Телль. — Над кем? Кого мы хотим победить?

Фина не слушала его.

— Стареет, — задумчиво произнесла она. — Скорее бы.

— Ты о чем? — повернулся к жене Телль.

Фина знала, что, если скажет негромко, то ее, кроме мужа, никто не услышит.

— Вперед ногами.

До сих пор ей не давал покоя случай в соседнем подъезде. На инженера, но не простого, как Фина, а чуть ли не главного на своем заводе, написал донос сын. Сын хотел жениться и привел жить в квартиру невесту. Инженер был против. Тогда сын сообщил, что отец каждый вечер ругает политику Нацлидера, а также его самого. Невеста сына подписала ту бумагу.

Инженера обвинили в подготовке покушения. Показания против него дали и коллеги с работы, и соседи по дому. Фину с Теллем тоже вызывали. Но знакомы с инженером они не были, видели его раз в месяц, а потому ничего о нем вообще сказать не могли.

Вместо высокого, полноватого, с зачесанными назад черным волосами, Фина на суде увидела другого человека — сломленного, поседевшего, потерянного. На вопросы судьи сидевший в клетке инженер отвечал тихо. Поскольку задние ряды ничего не слышали, судье пришлось успокаивать их недовольный гул. Вину инженер признал.

Просить прощение перед Нацлидером, народом, страной за свое преступление он отказался, обреченно покачав головой.

Сын его с невесткой и сейчас живут в той квартире. Детей у них нет. Соседи, те самые, которые оговаривали инженера, обходят их стороной.

В муже своем Фина была уверена. Но что из разговоров в квартире слышат стены, она знать не могла.

— Пойдешь? — кивнув на телеприемник, где показывали, как в стране готовятся к воскреснику, спросила Фина.

— Надо, — пожал Телль плечами в знак того, что деваться некуда.

— Эти скоты воруют нашу жизнь, — сказала ему Фина.

— Ну, а ведь не пойдешь — они узнают, и будет хуже.

— Они рассчитывают на то, что каждый так думает. Понимаешь?

Воскресным утром Телль, проснувшись, начал бриться. Фина поняла, что, все-таки, он уходит.

— Ну а что делать? — посмотрев в зеркало на отражение жены, сказал Телль. — Они же сюда придут.

От стыда за мужа Фина опустила глаза.

— Значит, ты не пойдешь? — спросил Телль.

— Я хочу это время провести с сыном, — сдержанно ответила Фина.

— Можно его взять с собой, — рассуждал, не отвлекаясь от бриться, Телль. — У нас многие с детьми придут. Если ты Ханнеса с собой возьмешь…

— Нет, — отрезала Фина.

Телль не хотел оставлять жену и сына. Вернее: ему не хотелось, чтобы они оставались дома. Лучше, конечно, если они пойдут к Фине на воскресник. Ну, или комендант им работу найдет. Хотя, зная Фину, Телль верил, что, возникни какая-то ситуация, жена примет верное решение.

— Я постараюсь недолго, — пообещал он.

Закрыв за мужем дверь, Фина встала у окна, чтобы посмотреть, как Телль идет по улице. Она решила дождаться, пока сын проснется, испечь с ним пирожки, а потом идти встречать Телля. Но в планы вмешался комендант. Проверив все квартиры, он стал звонить к Фине.

— Выходите. У меня показывает, что кто-то дома.

Фина не отвечала.

— Выходите. Можете работать на улице, у меня как раз для вас новая метла. Или можете красить стены в подъезде. Или придет нацдружина. Как видите, у вас есть выбор.

Связываться с эндешниками Фина не хотела. Ответив, что ее ждут на работе, она пошла будить сына. Уже проснувшийся Ханнес смотрел в окно на убирающих улицу людей.

— Воскресник? — спросил он мать.

Фина кивнула. Покормив сына, наскоро перехватив бутерброд с чаем, она оделась и выскочила с непонимающим такой спешки Ханнесом на улицу.

Оказалось, комендант ее ждал у подъезда. Увидев Фину, он что-то пометил в своей тетради. Здороваться с комендантом Фина не стала. Она хотела взять сына за руку, но руки Ханнес спрятал в карманах. Он шагал вровень с матерью и, при желании, мог легко оторваться от нее.

Из динамиков на столбах рвалась бодрая музыка, которая гремела на каждой демонстрации, каждом митинге.

— Мам, мы к тебе? — решился спросить Ханнес, когда они с матерью уже были далеко от дома.

Фина заметила, что ноги сами по привычке несут ее на работу.

— Нет, — остановилась она. — Что-то я устала.

Отдышавшись, Фина предложила Ханнесу пойти к отцу. Может, она с сыном увидит, как Телль убирает территорию рядом с фабрикой.

— Мы поможем ему? — с готовностью спросил Ханнес.

— Посмотрим, — неуверенно ответила Фина. Говорить сыну, что она думает об этом воскреснике и тех, кто решил его устроить, забрав выходной день, ей не хотелось.

На улицах было полно эндешников. Фина даже предположить не могла, что их так много. С одинаковыми плакатами с одной и той же ошибкой "Все на воскрестник!" и "Сделаем город чище", они расхаживали группами по три-четыре человека, следя, чтобы никто в этот день не отлынивал от общего дела. Оказавшимся в парках они тут же давали в руки метлы и грабли, стоявшие на остановке пассажиры под их присмотром мыли автобусы с трамваями, перед тем, как в них сесть, а покупателям в магазинах ничего не продавали, пока они не вытрут там пыль или не помоют окна.

Фина на окрики эндешников неизменно отвечала, что опаздывает на воскресник на работе. Только когда впереди показались башни ворот Нацводы, она сбавила шаг. На перекрестке, в ожидании зеленого сигнала светофора, Ханнес быстро завязал болтавшийся на ботинке шнурок.

— Мам, — выпрямившись, начал он. — Почему нацдружинники сами не убирают?

Фина оглянулась. Эндешники стояли неподалеку, но не настолько, чтобы слышать Ханнеса. К тому же, они оживленно обсуждали что-то свое.

— Если они начнут убирать, воскресники станут не нужны.

Смысл сказанного матерью Ханнес не совсем понял. Но времени просить объяснить уже не было: загорелся зеленый свет, и Фина быстро зашагала по переходу. Остановилась она только у ворот фабрики. Уходящий в обе стороны от них тротуар заметали рабочие. Телля среди них не оказалось.

— Когда у вас закончится этот воскресник? — обратилась Фина к одному из рабочих.

Не отрывая глаз от метлы, тот пожал плечами.

Ханнес предложил матери обойти фабрику. Фина ответила, что за это время Телль может выйти из ворот, и они тогда разминутся с ним.

— Надо попросить тех, кто у ворот метет. Если отец выйдет — пусть они ему скажут, чтобы подождал нас, — решил Ханнес.

— Вряд ли они его знают.

— Они же вместе работают, — удивился Ханнес словам матери.

Над забором фабрики возвышались, завернутые полиэтиленом, ящики с бутылками воды. Ящики эти даже сами были как забор.

— Сколько их много! — удивился Ханнес.

Фина кивнула.

— И здесь ведь есть труд моего отца, — глядя на ящики, произнес сын.

К ним шел немолодой грузный человек в форме Нацводы с двумя полосами на рукавах. У простых рабочих, как успел заметить Ханнес, полос на рукавах не было.

— Не стойте здесь! — после этих слов человек показал рукой на другую сторону дороги.

Фина спросила у него про время окончания воскресника.

— Как все сделаем, — бросил тот.

Ханнесу, видевшему, что говорил полосатый человек, как он говорил, захотелось плюнуть полным ртом на вычищенный тротуар. Только ведь — не полосатый убирал эту асфальтовую дорожку, а простые рабочие, которые, как и отец, по своей воле никогда бы не пришли сюда в выходной день. Тогда Ханнес повернулся к нему спиной, чтобы полосатого больше никогда не было в его жизни. Слишком дорого время, и тратить его на таких людей нельзя.

На той стороне, куда им показал отойти полосатый, на первом этаже дома было кафе. Как поняла Фина, это то самое кафе, где Телль раньше сидел за чашкой чая после работы или перед сменой. В надежде подождать мужа там, Фина перешла дорогу, но на дверях висела табличка "закрыто". В окне Фина увидела поднятые на столы стулья.

— Оттуда очень хорошо видно ворота фабрики и проходную, — сказал Ханнес, показав на их отражение матери.

Из проходной вышли несколько человек в обычной уличной одежде. За ними показался Телль в своей куртке. Заметив мужа в отражении стекла, Фина позвала Ханнеса, и они отправились Теллю навстречу. Тот, не ожидавший здесь жены с сыном, обнял их.

— Что вас так мало вышло? — спросила Фина.

— Кто все сделал, сказали — можно идти. Свою линию я вымыл, — ответил Телль и, чуть подтолкнув сына вперед, шепнул: — Пойдем отсюда скорее.

— Слушай, — взяв мужа за рукав, Фина кивнула в сторону фабрики. — Что у вас так много продукции на территории стоит? Ящики прям выше забора.

— Склады забиты. Больше ставить некуда. А снаружи — мальчишки таскать начнут.

Фина напоследок еще раз взглянула на вереницу ящиков над забором.

— План выполнили так, — поняла Фина.

— Да, — хмуро ответил Телль. — Сейчас решают, чтобы часть зарплаты нам продукцией отдавать. Говорят, иначе мы просто встанем.

Телль замолчал. Не хотел он об этом рассказывать жене. И не рассказал бы, если бы Фина не увидела все своими глазами.

— Куда мы теперь пойдем? — обернулся к родителям шедший чуть впереди Ханнес.

Фина чувствовала, что устала. Хотелось где-нибудь посидеть, отдохнуть. Она уже не успевала за сыном.

— Может, домой? — предположил Телль. — Кто пирожки хотел печь?

— Домой? — разочарованно протянул Ханнес.

— Нет, — отрезала Фина. — Только не домой. Домой мы еще успеем.

Глядя, как обрадовавшийся сын ускакал вперед, она улыбнулась.

— Тяжело Ханнесу в четырех стенах. И с нами ему уже непросто. Книги отвлекают Ханнеса, но не спасают.

— От чего не спасают? — с недоумением посмотрел на жену Телль.

Фина вздохнула. По-другому ответить она не могла и надеялась, что Телль ее поймет.

— Ханнес вырос.