Последний сын

Сын

Телль уже проснулся, когда в квартиру постучали. Он вскочил, как ошпаренный, и бросился к двери, пытаясь сообразить, кто может быть там. У Ханнеса еще один день! Или это какая-то проверка? Или что-то еще?

Постучали снова. Встав боком у двери, Телль прислушался. С той стороны кто-то сопел и переминался с ноги на ногу. Из комнаты вышла встревоженная Фина.

— Точно дома? — спросил голос за дверью.

Видимо, получив ответ, человек начал стучать сильнее.

— Что нужно? — не выдержал Телль.

— Национальная полиция. У нас распоряжение инспекции по Ханнесу Хансену.

Когда голос за дверью назвал имя Ханнеса, у Телля обожгло спину. Бросив решительный взгляд на мужа, Фина отправилась к сыну.

Телль достал из шкафа молоток с отверткой.

— Что нужно? — громко повторил он. — Сегодня воскресенье. У нас время до завтра.

— Есть решение сдвинуть срок исполнения на день вперед, — объявил голос за дверью. — Во избежание эксцессов с вашей стороны.

— У нас время до завтра, — рука Телля крепко сжала молоток.

Из комнаты сына медленно вышла Фина.

— Открой им, — через силу сказала она. — Ханнеса больше нет.

Огонь, горевший внутри Телля, погас.

***

Фина держала руку сына и гладила Ханнеса по голове. Когда в комнату вошли нацполы, она подняла на них опустошенные глаза.

— Довольны?

— Чем? — устало ответил старший полицейский.

Фина больше не произнесла ни слова, а младший нацпол отправился вызывать медбригаду.

Телль стоял, прислонившись к распахнутой двери комнаты, и, не отрываясь, смотрел на сына. Может, сейчас его мальчик откроет глаза, улыбнется, а потом, приподнявшись, спросит, что делают здесь чужие дяди?

Приехавший врач, осмотрев Ханнеса, повернулся к старшему нацполу и кивнул ему. Другому полицейскому он передал найденную у Ханнеса бумажку. Когда нацпол развернул ее, Телль узнал лист из школьной тетради сына. Прочтя написанное там, полицейский исподлобья посмотрел сперва на Телля, потом на Фину.

— Сам, — шепнул младший нацпол старшему. — Как оформлять? Доведение?

Старший полицейский забрал у него бумажку. Пробежав по ней взглядом, он разорвал лист на мелкие клочки и сунул их в карман.

— Оформляй как обычно. Результат тот же.

Попросив коменданта позвать соседей, нацполы о чем-то тихо спрашивали врача, записывая его ответы. По комнате, где, не отпуская руки сына, неподвижно сидела Фина, все время кто-то ходил, выходил из нее, заходил.

Посыльный из инспекции принес документ, который Телль с Финой должны были подписать. Фина сделала это механически, не глядя чиркнув ручкой под напечатанными буквами. Телль документ взял сам, но взгляд его не сдвинулся со слов "подписка о неразглашении".

— Так надо, — доверительно произнес посыльный.

— Кому? — поднял на него глаза Телль.

— Это форма такая. Надо подписать. А то придется делать вскрытие, заводить дело, — тот показал на нацполов, и Телль понял, что он вовсе не какой-то простой посыльный.

Еще Телль понял, зачем вся возня этих людей в квартире, в которой даже по отдельности никогда не было столько народу.

— Ей сделают укол, чтобы она уснула и пришла в себя, — кивнул в сторону Фины "посыльный". — А вам придется сопровождать мальчика. Надо оформить его будет.

Фина не противилась уколу. Она даже не повернулась ту в сторону. Но, когда Телль, намереваясь отвести Фину в другую комнату, взял жену за руку, Фина высвободила ее, покачав головой.

Нацполы, врач, остальные с ожиданием смотрели на Фину. Как только она стала засыпать, Телль осторожно поднял ее и отнес на кровать в родительскую. Ему самому не хотелось, чтобы на Фину глядели как на то, что мешает.

Когда он вернулся к сыну, накрытый Ханнес лежал на носилках. Два человека в белом подняли их. Остальные, кто был в комнате, расступились. Проводив носилки взглядом, Телль пошел за ними, но его остановил "посыльный".

— Документы мальчика с собой возьмите.

Уже в морге, сверяя документы с бумагами инспекции из папки, на которой были имя и фамилия Ханнеса, "посыльный" остановился на годе его рождения. Заглянув в лист с датой принятого комиссией решения, он удивленно поднял брови.

— Три года… — "посыльный" большими глазами посмотрел на совсем потерянного Телля.

— Заключение мы вам отдадим завтра. После обеда приходите, — подошел к Теллю дежурный врач.

Телль поднял на него непонимающий взгляд.

— А мой сын? Что с ним?

— Он же умер.

Впервые сказанное о Ханнесе, это слово пронзило Телля. В голове все перевернулось. Понимание того, что случилось, тяжелым камнем рухнуло на его.

— Надо было мне вместо сына… — в бессильным отчаянии глухо произнес Телль.

— Не морочьте себе голову. У вас нет показаний, — оглядев его с ног до головы, сказал врач.

Телль смотрел на него и не понимал этих слов.

"Посыльный" кивком головы попросил врача уйти. Потом шагнул к Теллю.

— Понимаю ваше горе. Но таков закон.

— Таких законов не должно быть, — уверенно сказал Телль.

— Вы аккуратней все-таки, — спокойно предупредил "посыльный".

— Не за что мне здесь держаться, — Телль говорил не столько ему, сколько себе.

— Жена?

Телль стал еще мрачнее. Взяв себя в руки, он окинул взглядом холодный коридор морга.

— Даже здесь не отпускаете.

— Я тут, потому что у меня своя работа.

Все фразы "посыльный" произносил одинаково. Телль подумал: а настоящий ли это человек?

Снова подошедший дежурный врач, взглянув на Телля, протянул "посыльному" заполненный бланк. "Посыльный" аккуратно положил этот лист в папку Ханнеса, закрыл ее и убрал в сумку на плече.

— Вы можете отдать тело мальчика в институт, — сказал он Теллю. — Получите документ, по которому будете на год освобождены от платы за жилье, воду, газ и все остальное.

— Нет.

— Хорошо. Здесь уже воля ваша.

Поправив на плече сумку, "посыльный" ушел.

Телль остался один посреди кафельного коридора. Люди в белых халатах не обращали на него никакого внимания, даже когда им приходилось обходить Телля. Только поняв, что он уже ничем не сможет помочь сыну, Телль отправился домой.

***

Фина сидела на диване сына, обнимая подушку Ханнеса. Взглянув на Телля, она поднялась и показала ему пустой пузырек от тех самых желтых шариков из аптечного пункта.

— Как это могло оказаться у Ханнеса?

Взгляд Телля застыл на пузырьке.

— Отвечай! — в отчаянии Фина готова была убить мужа.

— Не знаю, — через боль произнес Телль.

Фина вспомнила, как Ханнес пил воду на кухне. Скорее всего, он и вышел, чтобы запить эти проклятые драже. Бессильно опустившись на диван, Фина закрыла голову руками.

Телль сел на пол. Комната без сына стала пустой. Даже, если она окажется заполнена битком, — все это будут чужие люди. Ханнес уже никогда сюда не войдет. Не сядет на диван, не раскроет книгу.

Что делать дальше, Телль не знал. Жизнь закончилась. Только мучительное чувство вины осталось перед сыном. До конца дней своих Телль будет думать о том, что не смог его уберечь. О том, что не говорил сыну, как любит его, как Ханнес ему дорог.

И ничего уже ни исправить, ни вернуть.

Если бы у них с Финой мог еще быть ребенок, то Телль сказал бы, что нужно начинать сначала. Но, получается, начинать — только им, без Ханнеса? Неправильно это. Нельзя оставить Ханнеса, зачеркнуть все, прожитое с ним.

Зря он об этом подумал. Не будет у него с Финой больше детей.

От сидения на полу ныла спина. Боль отвлекала Телля, он старался не шевелиться, чтобы Фина не обратила на него внимание. Телль боялся, что жена попросит оставить ее одну.

В тяжелой тишине прошла ночь. Фина так и просидела ее на диване. Она то неподвижно смотрела перед собой, чуть наклонив голову набок, то гладила, целовала, прижимала к себе подушку, на которой еще день назад отдыхал сын.

Едва за окном в утренней темноте появились первые огни, Фина отложила подушку, бережно расправила ее и вышла из комнаты, не взглянув на мужа. Она достала из шкафа светлую рубашку Ханнеса, сняла с вешалки его новые брюки. Сын даже не успел их надеть… Взяв с полки расческу, Фина аккуратно сложила все в сумку.

— Куда они отвезли Ханнеса? — одевшись, спросила она мужа.

— В морг, — у Телля не хватило духа смотреть жене в глаза.

— Собирайся, — уверенно сказала Фина и бросила мужу свитер.

***

Под фонарем у подъезда стоял комендант с нацполом — одним их тех, которые недавно приходили к Теллю и Фине с проверкой. Комендант повернул голову на открывшуюся дверь. Увидев Фину с мужем, он показал на них полицейскому.

— Вот они.

— Значит, это вы… — сказал полицейский, узнав Телля. — Вам медзаключение выдали?

— Нет, — ответил Телль так, будто его заставляли общаться с нацполом.

— Возьмите медзаключение, и давайте мы с учета снимем умершего, — попросив об этом Фину, нацпол перевел взгляд на Телля. — А к вам есть вопрос.

— Мне некогда.

— Лучше его решить сейчас. И спокойно займетесь делами. Пойдемте.

Не зная, что думать, Фина не отрывала от мужа глаз. Тот ей в ответ чуть пожал плечами. Выходившие на работу из подъезда соседи смотрели то на них, то на нацпола с комендантом.

В участке нацпол сразу положил на стол перед Теллем те самые отвертку и молоток, которые Телль приготовил, когда в дверь квартиры стучали.

— Ваше?

Рассеянный взгляд Телля остановился на инструментах. После того, что случилось, Телль даже не вспомнил про них.

— Да.

— Что вы ими собирались делать?

Не отрываясь от Телля, полицейский ждал ответа.

— Звонок хотел починить, — быстро сообразив, равнодушно ответил Телль. — Давно не работает.

Врать было противно, но другого выхода он не видел. Сказать нацполу правду, это значит — не проститься с сыном. И Фина останется одна.

— Ранним утром в выходной собирались ремонтировать?

Телль спокойно принял вопрос.

— Инструмент с вечера собирал. Пассатижи, изоленту еще нужно найти.

— Странно, что инструмент у вас в разных местах, — заметил нацпол.

Телль пожал плечами.

Полицейский взял отвертку.

— Кончик наточен, — нацпол потрогал его пальцем. — Зачем?

Телль посмотрел на отвертку.

— Там винтики маленькие. Наконечник в шлиц не войдет.

Положив перед ним лист, полицейский попросил все написать в объяснении. Телль не хотел ничего писать, но, поняв, что у нацпола это займет больше времени, взял авторучку. Медленно выходившие из-под пера буквы получались корявые, но Телль старался, чтобы все было понятно, и ничего не пришлось исправлять и переписывать.

— Вы прям как мой сын за домашним заданием, — заметил нацпол.

Рука Телля остановилась. Взгляд застыл на строках.

Телль подумал, что Ханнес тоже мог бы сейчас делать домашние задания. Когда сын садился за уроки в своей комнате, он всегда ставил стопкой учебники с тетрадками слева. Оттуда Ханнес брал по одному учебнику и тетради, выполнял задание и откладывал направо. Делать так посоветовала Фина. Для Ханнеса это оказалось очень удобно. Стопка слева уменьшалась, справа — росла, и, когда на нее ложился последний учебник, отправлялась в портфель.

Сыну нравилось учиться. Только вот учиться ему не дали. А потом и не дали жить.

Сделав над собой усилие, Телль продолжил писать. Как ни переполняло горе, воспоминания о сыне были слишком дороги, чтобы уходить в них при чужих людях.

Со вздохом поставив подпись, Телль подвинул лист к полицейскому. Тот склонился над ним и стал читать, постукивая авторучкой по столу.

— Много бумажной работы? — покосился Телль на мозоль у ногтя на среднем пальце нацпола.

— Даже не представляете, — покачал тот головой. — Поэтому ваши отвертки с молотками ну совсем ни к чему мне.

Дочитав объяснение, полицейский попросил Телля поставить дату напротив подписи.

— Характеристика ваша с работы мне нужна. С места жительства сам возьму.

— Все?

— Можете идти. Жду медзаключения.

— Я заберу? — Телль показал на молоток и отвертку.

— Рано. Отказное будет, тогда заберете.

***

В зале крематория Телль стоял чуть позади жены, чтобы подхватить Фину, если ей будет плохо. В последний раз они смотрели на сына.

Ханнес стал каким-то маленьким. Он лежал в красном гробу в рубашке и брюках, которые для него собрала Фина. Лицо сына было спокойное, казалось, он спит, и ему снится что-то хорошее. Может, Ханнес действительно встретился с братьями?

Фина обняла своего мальчика, поцеловала его лоб.

— Прости нас, родной, — неслышно сказала она.

Телль прикоснулся к сложенным на груди ладоням сына. Всегда теплые, родные, сейчас это были руки другого человека. Телль склонился к лицу Ханнеса.

— Зачем же ты, сынок, это сделал! — шептал он, гладя волосы своего ребенка.

Упавшая из глаз Телля слеза побежала со щеки Ханнеса вниз.

— Зачем ты это сделал! — тихо сокрушался отец.

Когда гроб с Ханнесом накрыли крышкой, Телль бессильно уронил голову.

— Остановитесь! Ему будет больно, прекратите! — глядя, как гроб задвигают в печь, просила Фина.

Никто ее не слушал.

Словно ища поддержки, Фина взглядом блуждала по залу, пока не остановилась на окне. Там большими белыми хлопьями медленно опускался снег. Сынок очень любил такую погоду…

Вынесший урну с прахом Ханнеса человек попросил справку "о наличии места для захоронения". Телль протянул справку. Человек, внимательно прочитав ее, передал ему урну.

Фина смотрела на то, что осталось от ее сына. Глаза, волосы, пальцы, шея Ханнеса — все это было вот тут, в деревянном сосуде с крышкой. В нем уместились мысли, слова сына, его взгляд, улыбка, каждый прожитый им день. И ее с Теллем дни.

Бережно взяв у мужа урну, Фина прижала ее к груди и пошла из крематория. Телль тоже хотел идти, но нужно было дождаться квитанции об оплате услуг.

Квитанция смутила Телля. В ней гроб значился как картонный, а урна — пластиковая. Но Телль точно знал, он сам видел, что они из дерева. Когда Телль спросил, почему так оказалось, его упрекнули.

— Странно в скорбный момент думать о таком! Урну приносите, глянем. А гроб мы уже проверить никак не сможем.

Конечно, Телль ничего не принес. Он и сам бы того не сделал, но еще больше — не мог себе представить, как будет забирать у жены урну, чем объяснит это.

Фина ждала на остановке. Всю дорогу до кладбища она глядела в окно автобуса, обнимая урну с сыном. Телль стоял возле ее сиденья, закрывая собой Фину с Ханнесом от любопытства других пассажиров. На просьбы, попытки постесниться он не отвечал, а, когда его начинали толкать, только крепче сжимал поручни. В голове, тяжелой от горя и духоты, было лишь одно: доехать. Незадолго до кладбища половина автобуса вышла. Телль, поправив накрывавший урну платок, устало сел на освободившееся позади жены сиденье. Будь это кладбище не так далеко от крематория, он отправился бы туда пешком.

Когда Телль, спустившись из автобуса, подал Фине руку, на них обратили внимание все оставшиеся в салоне пассажиры и вся остановка. За свою жизнь Фина знала только двух человек, которые подавали женщине руку при выходе из транспорта. Вторым был ее сын Ханнес.

Телль взял жену под локоть. Они медленно пошли туда, где покоились трое их сыновей, где сейчас предстояло предать земле четвертого. Пройдет время, и прах кого-то из них, Телля или Фины, оставшийся из супругов тоже принесет сюда. А его самого закопают в общей могиле дома престарелых или другом месте. Похоронить здесь будет уже некому.

Приходя к сыновьям на кладбище, Телль всегда разговаривал с ними. В этот раз он не смог произнести ни слова, душили слезы. Все их с Финой будущее, все надежды, все, ради чего хотелось жить, — оказалось здесь, превратившись в три надгробия с именами и новый могильный холм из мерзлой непослушной земли.

Телль опустился на колени перед сыновьями. Сняв шапку, он склонил голову и попросил у детей прощения. Фина тихо стояла позади мужа, вытирая платком глаза.

Поставив лопату у соседнего надгробия, к ней подошел рабочий.

— Хозяйка, — он старался говорить так, чтобы его не слышал Телль. — Вам тут еще нужно место. Мы сделаем ограду с запасом — для вас с мужем. Чтобы потом вы лежали все вместе.

Фина повернулась. Поняв, что хотел рабочий, она согласилась. Тот сказал, сколько это будет стоить, и Фина, достав остававшиеся у нее купюры, отдала их ему, не считая.

— Спасибо, матушка! — рабочий спешно спрятал деньги за пазуху.

Матушка… Слово, неуместно сказанное, да еще чужим человеком, покоробило Фину. Глядя на могилу Ханнеса, она с горечью подумала, что мамой теперь ее никто не назовет.

С кладбища Фина и Телль, не сказав ни слова друг другу, пошли в разные стороны. Фина отправилась домой, в комнату сына, к его вещам, книгам, игрушкам. Телль не знал, как возвращаться туда. Он не мог принять того, что Ханнес уже никогда не сядет на свой диван, не возьмет свою чашку. Он не мог принять, что все это осталось, а сына больше нет.

Весь день бродил Телль по незнакомым улицам. Прохожие обгоняли его, спеша куда-то по делам. Телль смотрел на этих людей: никто из них не знает, что был на свете такой мальчик Ханнес.

Даже, расскажи Телль о сыне каждому прохожему, им было бы все равно. Имя Ханнеса забылось бы сразу, а вскоре — и его история. Просто у людей есть своя жизнь. Кроме родителей, Ханнес никому не нужен. И Телль с Финой, кроме как друг другу, тоже никому не нужны.

Уже стемнело, когда Телль добрался до дома. В окне Ханнеса горел свет. Это могла быть только Фина. Хорошо, что она не сидела там в темноте. Услышав открывающуюся дверь, Фина вышла из комнаты навстречу Теллю. Оказалось, она убрала и расставила у сына все так, словно Ханнес должен был вот-вот вернуться.