Глава 10

Всё тело Тёрнера напрягается, когда Ганнер снова лает, и этот громкий звук разносится по хижине.

— Снег прекратился, — бормочет он, его голос хриплый из-за напряженного момента, витающего между нами. Разочарование отдается в груди, и мои плечи опускаются, когда он отстраняется от меня.

Пальцами касаюсь губ, опухших от его поцелуя, пока Тёрнер направляется к Ганнеру, который застыл у входной двери. Он заглядывает в одно из окон, и собака снова лает. Я стою, наблюдая за ними, взбудораженная и разгоряченная. Я не хотела, чтобы между нами что-то произошло, но… его поцелуй. Я потеряла контроль в тот момент, когда его губы встретились с моими — и я стараюсь не зацикливаться на том, что со мной такого еще никогда не было.

Я не из тех, кто ведет себя легкомысленно. Я из тех девушек, которые сначала привязывается эмоционально, а потом слишком быстро влюбляются. И после этого мне либо разбивают сердце, либо я остываю так же быстро, как и влюбляюсь. Но меня никогда не целовали так… как будто я была кислородом, а он задыхался.

— Оставайся здесь, — голос Тёрнера прерывает мои мысли, и я понимаю, что он уже полностью одет в белый зимний камуфляж. — Не выходи. Что бы ни случилось.

Мои брови хмурятся, тревога растет, когда я замечаю оружие в его руках.

— Почему? Ты собираешься… — его глаза встречаются с моими. — Просто не выходи, Эм.

— Ладно, — выдавливаю я, как только он распахивает дверь, и они с Ганнером исчезают в ночи. Дверь с грохотом захлопывается, и я вздрагиваю от звука.

Что же там, черт возьми, происходит? Адам? Поисковая группа? Собирается ли он их убить? Он явно из тех, кто сначала стреляет, а потом задает вопросы.

Я бегу к окну и смотрю в темноту. Ничего не видно. Щурюсь, не в силах разглядеть сквозь метель хотя бы Тёрнера или Ганнера, но безуспешно. Думаю об окнах наверху и вспоминаю, что видела их снаружи. Там будет лучше видно. На всякий случай надеваю ботинки, хватаю свою куртку и поднимаюсь по лестнице.

Эхо шагов разносится по хижине, пока я мчусь на второй этаж. Останавливаюсь у первой двери и толкаю ее, встречая тьму. Пробираясь к окну, раздвигаю занавески и выглядываю наружу. Ничего не видно, кроме теней деревьев. На небе нет ни луны, ни звезд, никаких лучей фонарей или фар. Вздыхаю, отступая от окна с чувством поражения.

Придется ждать.

Поворачиваюсь, глаза уже привыкли к темноте. Мой взгляд останавливается на книжных полках, украшенных фотографиями. Любопытство берет верх, и я пробираюсь к двери, находя выключатель. Включаю свет, освещая всю комнату, покрытую слоем пыли. Губы сжимаются, когда передо мной предстает совершенно другой Тёрнер. Прислоняюсь спиной к двери и медленно закрываю ее до щелчка. Затем начинаю осматриваться. Полки заполнены книгами, но внимание привлекают фотографии. Он молодой, улыбающийся, обнимает друзей — или братьев? Сложно сказать по первой фотографии.

Следующая рамка — это теневой бокс13 с нашивками морского пехотинца. Рядом с рамкой медаль Почета и фото Тёрнера, принимающего ее. Брови хмурятся, когда я замечаю дату. Тринадцать лет назад. Провожу пальцами по стеклу, стирая серую пыль.

Продолжая осмотр, начинаю представлять его жизнь. Большинство фотографий на полках — с ним и еще парой парней, один из которых выглядит очень похожим на самого Тёрнера. Двигаюсь дальше, и вижу множество снимков в форме, на фоне пустынных ландшафтов.

Добравшись до конца первой стены, нахожу еще один теневой бокс — но он не принадлежит Тёрнеру. Он подписан именем Тейлора Мартина, и мне не нужно много времени, чтобы понять, что означает пурпурное сердце.

Тейлор Харт Мартин, погиб при исполнении.

— Тринадцать лет назад, — произношу вслух, оглядываясь на предыдущую рамку. Мне не нужны подробности, чтобы сложить части этой головоломки. Я понимаю. Он потерял брата, и, пока продолжаю осматривать другие памятные вещи, осознаю, что он потерял гораздо больше, чем просто брата по крови. Сердце сжимается в груди, когда я перехожу ко второй стене и вижу, как фотографии сменяются семейными снимками Тёрнера в детстве. Останавливаюсь у первого, на котором, предположительно, его родители и трое мальчиков. Выделяю его как среднего, а погибшего брата — как младшего. Затем нахожу некролог его отца.

И матери.

Дата смерти: 27 октября 2011 года.

Качаю головой, возвращаясь к теневому боксу его брата. Погиб при исполнении, 12 октября 2011 года. Прикрываю рот рукой. Господи. Он потерял брата и родителей в один и тот же чертов месяц? Как кто-то может быть настолько невезучим? Желудок сжимается от сочувствия и тошноты. Глубоко вдыхаю и останавливаюсь, замечая диплом колледжа, висящий на стене возле окна.

Томас Роберт Мартин.

Провожу руками по лицу. Должно быть, это другой брат? Это его дом? Диплом-то висит на стене. Только Бог знает, через что прошел Тёрнер. Неудивительно, что он заперся от всего мира. Мой взгляд падает на напечатанное письмо, лежащее на дальнем углу стола.

Мне не стоит больше совать свой нос в чужие дела.

Делаю шаг к столу. Однако замираю, услышав скрип снаружи.

Черт. Черт. Черт.

Дверь распахивается, прежде чем я успеваю двинуться с места, и силуэт Тёрнера заполняет дверной проем. Он еще в зимней экипировке, с винтовкой в руках.

— Какого черта ты тут делаешь? — взрывается он, и его голос заставляет меня съежиться. Поднимаю руки в знак капитуляции, замечая, что его глаза направлены не на меня, а на фотографии на полках.

— Тёрнер, прости… Я просто хотела посмотреть в окно…

— Убирайся.

Он поднимает винтовку, нацеливая ее в центр моей груди. Его глаза темные. Пустые. Сосредоточенные только на моей груди.

— Убирайся.

— Ладно, — слова застревают в горле, сердце грохочет в ушах. Но я не могу уйти. Он блокирует дверь. — Мне просто… нужно пройти…

Он не двигается, и, собравшись с духом, я встречаю его взгляд… Но он такой… мертвый внутри.

— Тёрнер…

Мой голос затихает.

— Прости.

Но кажется, он не слышит меня, даже когда делает шаг ко мне. Ствол его винтовки всего в нескольких футах от меня, и я чувствую, как в уголках глаз собираются слезы. Пятясь назад, я уклоняюсь вправо, пытаясь уйти из-под прицела.

И тогда он стреляет.

Крик срывается с моих губ, и я бросаюсь к двери, когда раздается второй выстрел. Паника охватывает меня, когда я слышу, как затвор снова перезаряжается где-то позади.

— Убирайся! — кричит Тёрнер.

Его голос звучит так, словно он пытается перекричать шумный концерт, но выстрелы продолжают звучать, сотрясая стены хижины. Спотыкаясь на лестнице, я почти врезаюсь в Ганнера, который бежит на крик Тёрнера, раздающийся у меня за спиной.

Добежав до кухни, я слышу, как на фоне хаоса всё еще играет бодрая поп-музыка. Гулкие шаги Тёрнера раздаются на лестнице, и он продолжает кричать одно и то же слово снова и снова. Я не понимаю. Но я слышу звук еще двух выстрелов со стороны лестницы.

Блядь, он собирается меня убить.

Хватаю куртку и мчусь к входной двери, распахивая ее и выскакивая на ледяной воздух. Ветер такой резкий, я проваливаюсь в глубокий снег по колено, крича от досады, слыша выстрелы за спиной. Ганнер начинает лаять, и я думаю только о том, чтобы добраться до своего пикапа.

Может быть, я смогу выкопать его и спрятаться.

Не слишком ли это очевидно?

Замечаю сарай в противоположном направлении, и часть меня думает побежать туда, но понимаю, что Тёрнер все равно в выгодном положении. Он же бывший спецназовец, черт побери. В лучшем случае, я могу пробежать милю за десять минут, и я всего пару раз в год хожу на охоту за компанию, что больше похоже на сидение в засаде. Я ему ни хрена не соперник.

Эта мысль отрезвляет — почти так же, как танцы с ним на кухне всего час назад. Двигаюсь вперед, пытаясь вспомнить, где начинается подъездная дорога. Ветер воет, и я не могу понять, это снова выстрелы или шум у меня в голове. Добравшись до опушки леса, останавливаюсь и натягиваю куртку.

Оглядываюсь на дом, ожидая увидеть Тёрнера на крыльце, как в первый день. Но его там нет. Зубы стучат, когда я натягиваю капюшон, а ноги горят от мокрых джинсов. Сжимаю веки, чтобы собраться с мыслями. Тишина. Ни звука в лесу, и я не знаю, хорошо это или плохо. Затягиваю капюшон потуже и начинаю углубляться в лес, когда лай Ганнера заставляет меня вздрогнуть.

Пожалуйста, не веди его ко мне.

Слезы катятся по щекам, пока я пробираюсь в темноте. Раздается еще один выстрел, на этот раз звучащий уже дальше. Дышу немного легче, но не замедляю шаг. Когда Тёрнер говорил, что снова начнется снег? Завтра?

Губы обжигает мороз, напоминая о поцелуе, в котором я утонула — с мужчиной, который теперь пытается меня убить. Под курткой дрожу, глаза устают, пока пытаюсь ориентироваться в незнакомой местности. Я не привыкла к такому снегу. Отпускаю мысли, чтобы отвлечься.

Пошел ты на хуй, Адам. Это по твоей вине я здесь.

Мог бы просто расстаться со мной, когда понял, что наши отношения обречены.

Смахиваю слезы. У меня нет права жалеть об этом. Я же только что целовалась с другим, не думая о своем бывшем недавно парне. Можно оправдать себя тем, что я позволила Тёрнеру поцеловать меня из-за желания отвлечься от Адама, но с того момента, как Тёрнер начал открываться, я не могу вспомнить былых чувств к Адаму.

Всё между нами давно уже было кончено.

Сжимаю губы, раздраженная своей неспособностью сдерживать чувства, когда кто-то начинает отдаляться от меня. Легче разбить себе сердце самой, и это то, что я сделала с Адамом. Год назад он не смог ответить на мои вопросы о нашем будущем.

И вот тогда я начала отпускать его, прямо там, в тот самый момент.

Как только что-то идет не так, я мысленно отдаляюсь от человека, даже если физически остаюсь рядом. Морщусь от этой мысли — и от звука знакомого голоса. Сердце замирает, когда я вижу маленькую поляну и фары, прорезающие мрак ночи.

Адам.

Загрузка...