Поворот не туда

Глава 3

Один. Два. Три. Четыре.

Я объявляю холодную войну.

Я прячу губы под теплым шарфом, который тут же покрывается испариной. В голове звучит маленькая песенка, пока я отпускаю Ганнера⁵, чтобы тот преследовал нарушительницу. Оружия у нее, вроде как, нет, но после моего первого выстрела она уже истекает кровью. Ее будет легко выследить, и, черт возьми, моей гончей нужно размяться, прежде чем мы застрянем в доме.

И мне бы тоже не помешало немного движения.

Я крепко держу винтовку, пока мои ботинки гулко ступают по снегу. Время для охоты дрянное, и я знаю, что пройдет несколько часов, прежде чем она околеет. Можно было бы просто дать ей сдохнуть на морозе, а потом устроить игру «Найди мертвое тело».

Но в этом нет и половины удовольствия.

— Где она? — спрашиваю я у Ганнера, который идет впереди. Ветер заметает следы, и снегопад снова усиливается. Но я всё же замечаю алые пятна, расплескавшиеся на белом снеге. Волнение захлестывает меня, и я улыбаюсь под снудом, скрывающим половину моего ллица. Я не знаю, что случится, когда найду ее, но черт подери, хоть что-то оживит мою гребаную жизнь.

Вижу движение краем глаза, инстинктивно поднимаю винтовку, палец ложится на спуск.

— Еще нет. Еще рано, Мартин, — командую себе шепотом. — Почувствуй момент. Сначала оцени угрозу.

Да кому это надо? Она нарушила границы. Не нужно ничего оценивать.

Лицо хмурится, руки потеют в перчатках.

Разрываюсь между желанием почувствовать острый кайф от того, как ее тело рухнет в снег, и желанием докопаться до сути, выяснить, какого хрена какая-то маленькая брюнетка шляется по моим лесам.

Я не разобрал, что она мне орала, и должен признать, что мне бы хотелось услышать разъяснения.

Ганнер лает — предупреждение, и я переключаю внимание. Он настиг ее.

Чертовски повезло. Она двигается недостаточно быстро, чтобы заставить его гнаться по-настоящему. Может, потому что ранена и, возможно, в шоке? Я прицелился и выстрелил, чтобы задеть ее, но не думал, что это замедлит девушку настолько сильно. У нее в крови сейчас должен бурлить адреналин. Вспоминаю, как телефон упал в снег. Надо будет его найти, когда погода утихнет.

Телефоны, черт бы их побрал. Создают только проблемы, и каждый дурак может найти тебя.

Это мне не по душе. Гребаные технолезвия, пожирающие общество. Ей бы стоило это понять.

Продолжая двигаться, я замечаю серебристый Ford F150⁶. Он прочно засел, увязнув в снегу и грязи по самые шины. Если бы было холоднее до того, как налетела буря, она, вероятно, не оказалась бы так глубоко зарыта в снегу. Усмехаюсь.

Не повезло ей.

А вот мне повезло.

Быстро проверяю двери — не заперты. Знаю, Ганнер удержит ее, давая мне шанс осмотреться.

Распахиваю дверь и замечаю сумки на заднем сиденье. Значит, она куда-то направлялась.

Домой на праздники?

От отвращения скручивает живот. К черту всё.

Захлопываю дверь, слышу визг где-то в лесу. Прислушиваюсь с хриплым смешком — подумала, что это снова выстрел? Везет ей, я не трачу патроны зря. По крайней мере, обычно.

Иногда, правда, я не могу остановиться, стоит только начать.

Двигаюсь к задней части пикапа, винтовка наготове. Смотрю на номерной знак. Оклахома.

— Далеко забралась от дома, — бормочу себе под нос. Над головой грохочет гром, и я понимаю, что пора бы уже проверить прогноз погоды по радио. Когда я в последний раз ездил в город за припасами, говорили, что снегопад затянется на недели. Мне плевать. Я в город выезжаю только раз в месяц, если повезет. Людей не выношу.

Точнее, никого не выношу.

Лай Ганнера прорезает завывание ветра — теперь он отрывистый, значит, он загнал цель в угол.

Поднимаю винтовку и тихо двигаюсь по снегу, ветер маскирует мои шаги. Дует с севера, северо-востока, порывы до пятидесяти миль в час. Она не услышит меня, если я продолжу идти этим маршрутом.

А потом что?

Губа дергается, представляю все возможные сценарии. Стрелять сразу по прибытии? Или, может, допросить, поиграть немного… Иду на лай Ганнера, оставаясь настороже.

Или, может, отпустить ее?

Перебираю варианты, зная, что шансы не на ее стороне.

Еще никто не выбирался отсюда живым.

Мышцы напрягаются, когда я замечаю Ганнера, его поза повторяет мою. Он знает толк в хорошем преследовании, и его азарт подстегивает мой.

Продвигаюсь вдоль деревьев, не обращая внимания на ухудшающуюся погоду. Смотрю на цель — неудивительно, что она плохо одета для зимы.

Южанка, как ни крути.

Ее зеленые глаза расширяются, когда она замечает меня, прижатая спиной к старой сосне.

Рука всё еще кровоточит, и ее вид не вызывает у меня никаких чувств.

— Я… я… — голос слабый, хрупкий.

Смотрю на нее в упор, но слов нет, пока осматриваю мокрые волосы, прилипшие к лицу, дерьмовую дешевую куртку и насквозь мокрые джинсы. Она не продержится и пары часов.

Лучше избавить ее от мучений.

Поднимаю винтовку, и слышу, как стучат ее зубы, когда она обхватывает себя руками. Абсолютный ужас в ее глазах внезапно помогает мне обрести голос. Она такая слабая, что мне хочется докопаться до сути.

— Почему ты здесь? — спрашиваю резким тоном, встречаясь с ней взглядом.

— Я… — ее губы посинели. И я ошибся, она и часа не протянет. — Я пыталась… Я думала, что это…

— Говори внятно, — рявкаю, делая шаг вперед. Она вздрагивает. Теперь мой палец на спусковом крючке, напоминая мне о старом прозвище.

«Вали их, Триггер», — слышу голос Брэдфорда в голове, ощущаю его руку на плече. Это были хорошие времена. До того, как я сломался. До того, как в моей жизни всё пошло к ебанной матери.

— Я должна была остаться у своего парня на праздники, в его д-д-домике, — начинает она. — И GPS накрылся. Он сказал, что надо искать черные ворота, и я подумала, что это они, и застряла. Он сказал, что приедет за мной, если я скажу, где я.

В голове звенит тревога.

— Он в пути?

Она выглядит растерянной.

— Не знаю.

Вспоминаю пикап. С дороги его не видно.

— Он знает, где ты?

— Не знаю, — она вздыхает, отчаяние слышится в каждом звуке, и одна слеза скользит по щеке.

Нет ничего особенно примечательного в ней.

Мне, в общем-то, наплевать на нее как на человека. Но мне не плевать, если вдруг за ней кто-то приедет.

Повторяю вопрос:

— Он знает, где ты?

Она снова смотрит мне в глаза, и я сразу понимаю, что она думает соврать. И честно говоря, это был бы умный шаг. Если кто-то знает, где она, шанс выжить возрастает.

Но я вполне способен выкопать две могилы — если захочу.

— Он не знает, — отвечаю за нее.

Еще одна слеза. Морщусь. Лучше бы она была мертва. Провожу языком по нижней губе, пока Ганнер приближается, его хвост виляет то ли с тревогой, то ли от чего-то еще?

— Нет, — предостерегаю его, и он останавливается в шаге от нее.

— Простите, что побеспокоила, — голос ломается, она отводит взгляд. — Дерьмовый день. Я, наверное, попробую выкарабкаться, если…

Качаю головой, прерывая ее.

— Нет.

— Ладно… — она издает сухой, горький смешок. — Просто сделайте, что собираетесь, потому что, как я понимаю, я либо умру от твоей 308⁷, либо замерзну насмерть.

— Значит, не полная идиотка, — бурчу себе под нос.

— Что? — ее голос режет слух.

Не нравится мне это. Кажется, и она мне не нравится.

Винтовка всё еще нацелена на ее грудь. Мог бы просто прекратить это, но что-то останавливает меня. Знаю, если спущу курок, потом неделями, а может, месяцами, буду видеть ее лицо. Так было раньше. Не хочется, чтобы это повторилось снова.

Блядь, что за дилемма.

Она шумно вдыхает и отталкивается от дерева. Двигаюсь раньше, чем успеваю понять. Она вскрикивает, падая лицом в снег после того, как я ударил ее прикладом.

Ладно, временная мера.

Переворачиваю ее тело носком ботинка. Теперь, когда она без сознания, вижу ее по-настоящему.

На мгновение она в покое, и, будь у нее понятие о том, кто я, она бы пожелала, чтобы я продлил этот покой до самой смерти.

— Что нам делать, Ганнер? — говорю я, и пес вздрагивает от порыва ветра. На холоде я ничего не чувствую.

Я окоченел давным-давно, и, будь я сильнее, прекратил бы это до того, как всё зашло так далеко, но что-то удерживает меня здесь.

Наверное, я просто люблю страдать.

Мигрень простреливает череп, и я закидываю винтовку за плечо. Наклоняюсь и подхватываю женщину на руки. Ее близость странно согревает, несмотря на слои одежды… или, может, это потому, что я чувствую живого человека рядом впервые за почти десятилетие.

Проглатываю чувства, которые возникают от этого. Держу голову прямо, пока бреду сквозь сгущающийся снег. Я задержался с ней дольше чем планировал, но, если кто-то и правда едет, они всё равно сюда не доберутся.

Но смогут вызвать спасателей. Придется быть начеку.

Оборачиваюсь по дороге к дому. Никто раньше не приходил сюда искать кого-то. Я слишком далеко от маршрутов, и гости здесь редкость.

— Идем, Ганнер, — окликаю пса. — Устроим ее, потом вернемся к пикапу.

Не знаю, что с ней делать — или что значит «устроить». Я никогда никого не приводил домой.

Смотрю на ее лицо. Она вроде бы симпатичная. Не уверен, что вообще вижу людей так, как делают это нормальные люди, но полагаю, она соответствует каким-то стандартам красоты. Могу легко сказать, что из макияжа на ее лице только размазанная по щекам тушь. Веснушки, разбросанные по коже, украшают ее лицо, будто капли краски на холсте. Я смотрю на нее еще несколько мгновений, отвлекаясь на ее мягких чертах.

Может, я просто давно не обнимал женщину, и поэтому меня завораживают мельчайшие детали. Было время, когда я пил пиво, спал с кем попало, смеялся просто так и был… нормальным. А теперь мне сорок.

И определенно, я не нормальный.

Пинком открываю дверь, захожу в свой дом — мое убежище от реального мира. Камин пылает, стряхиваю снег с ботинок и запираю дверь после того, как все мы — трое — оказываемся внутри.

Прохожу по деревянному полу и скидываю ее на диван, снова оглядывая.

Стоит ли ее связать? Или снять с нее мокрую одежду?

Снимаю шарф и тру небритую челюсть, размышляя несколько мгновений. Ответа нет, так что я разворачиваюсь и выхожу обратно в метель за ее вещами.

Спустя полчаса я кидаю ее сумки у двери и снова бросаю взгляд на девушку, лежащую на диване. Она всё еще в отключке, и это немного тревожит. Но я отмахиваюсь от этих мыслей и запираю входную дверь. Погода ухудшается, и если кто-то и искал ее, то теперь уже точно нет. Слишком опасно для спасательных групп, а добраться сюда — значит проехать сотню миль. Это не место для туристов.

Никто за ней не придет. Пока что.

С этим осознанием приходит странное чувство возбуждения, но я не знаю почему. Людей я не люблю. Они всё равно не задерживаются рядом со мной надолго — даже если я сам этого хочу. Хмурюсь, снимаю ботинки и оставляю их у двери. Ганнер где-то внутри, наверняка дремлет в моей комнате. Сбрасываю парку, вешаю ее на крючок у двери и снимаю комбинезон.

Остаюсь в черных спортивных штанах, кофте с длинным рукавом и шерстяных носках, крадусь по полу, чтобы проверить женщину, вторгшуюся в мое пространство. Сжимаю челюсти, наблюдая, как безмятежно она лежит там, где я оставил ее. Не понимаю, то ли она настолько чертовски устала, то ли я ударил ее слишком сильно. У меня есть кое-что, чтобы держать ее в бессознательном состоянии…

Может, так будет лучше, пока я не приму решение.

Но я не смогу понять, насколько серьезное у нее сотрясение, и если она так и не проснется…

Ну, значит, так тому и быть. Сама виновата, что нарушила границы и застряла. Это не я ее сюда заманил, твою мать. Ворота были закрыты, ради всего святого.

Может, поэтому я и оставил ее в живых. Сложно сказать, это — редкий случай сочувствия или какой-то больной интерес.

Мой взгляд скользит вниз, к ее джинсам, к темному, всё еще мокрому месту от бедер до щиколоток. Губа подергивается, и я провожу пальцами по волосам. Непонятно, почему это кажется такой сложной задачей, учитывая, какую жизнь я вел до двадцати девяти лет. Но это так.

Разворачиваюсь и подхожу к двери, где оставил ее вещи, быстро расстегивая верхнюю черную спортивную сумку. С облегчением нахожу пару серых спортивных штанов сверху. Достаю их, улавливая слабый запах лаванды. Морщусь от аромата, мой желудок скручивается. Отодвигаю вещи подальше от себя, возвращаясь к женщине.

Я даже не знаю ее имени. Но, может, так лучше.

Если узнаю ее имя, будет тяжелее, когда она станет кучей мертвой плоти. Во рту появляется отвратительный привкус, и я трясу головой. Об этом не нужно думать сейчас. Всё нормально.

Я в порядке. Всё под контролем.

Бросаю спортивные штаны на подлокотник старого кожаного дивана и наклоняюсь к ней, мои руки ложатся на ее бедра. Тепло ее тела обжигает мои огрубевшие ладони. Черт, я так давно не прикасался к женщине. Стиснув зубы, осторожно переворачиваю ее на спину. Легкий стон срывается с ее губ, и знакомый, давний трепет отдается в паху.

Ах, приятно знать, что эта часть меня всё еще работает.

Отодвигая мысли в сторону, возвращаюсь к делу, снимаю с нее обувь и расстегиваю джинсы. Тяну их вниз, и передо мной открывается вид ее кожи, сияющей в свете камина. Веснушки разбросаны по бледной коже, и я стараюсь игнорировать, как ее черные атласные трусики притягивают мой взгляд, словно магнит.

Мои костяшки касаются ее обнаженной кожи, и сердце бьется в висках.

Мог бы я доставить ей удовольствие, если бы она этого захотела?

Это было бы справедливо, учитывая, что я знаю, чем всё закончится для нее. Возможно, это сделало бы ее конец менее болезненным, если бы в нем было хоть что-то приятное. Хмыкаю себе под нос, понимая, что только нанесу ей новые шрамы. Или себе.

Загоняю эти мысли подальше, стягиваю джинсы до конца и бросаю их на теплый пол перед камином. Сглатываю комок в горле, видя ее, лежащую передо мной. Первобытные инстинкты дергают за ниточки.

Но я не слушаю. Я контролирую себя. В этом плане.

Беру спортивные штаны и натягиваю их на нее, выдыхая с облегчением, когда она снова полностью одета. Я всё еще джентльмен, несмотря на то, что у меня не все дома.

Мои монстры совершенно другого рода.