Поворот не туда

Глава 5

Сколько же, блядь, слез.

Она думает, что плачет тихо, уткнувшись головой в колени, но для меня это как скрежет ногтей по доске. Ненавижу это.

Ненавижу ее.

Точнее, ненавижу, как ее всхлипы дергают за те жалкие остатки человечности, что у меня остались, мучая меня напоминаниями о том, что когда-то, до того, как я стал этим существом, я был человеком. Двадцать лет назад я бы сел рядом с ней и предложил хоть какое-то утешение — может, руку на плечо? Объятие? Не знаю.

Как бы то ни было, тогда уж точно я не стоял бы в тени коридора, наблюдая, как псих. Я не знаю, как разговаривать с ней по-человечески. Не помню, когда в последний раз общался с кем-то и это было не более чем «спасибо» в чертовом магазине. Стискиваю зубы, сжимаю и разжимаю кулаки.

Может, мне стоило дать ей старый, дохлый телефон.

Но, честно говоря, не уверен, что он вообще работает, и мне не нужны посетители ни в каком виде. Тихо вздыхаю, снова бросая взгляд на нее, сидящую на диване.

Мелькают мысли о том, как заставить ее замолчать, и ни одна из них не предполагает приближения к ней ближе, чем на пару шагов. Зажмуриваюсь, погружаясь в темноту, и в голове снова раздаются стуки и крики. От легкого толчка Ганнера, я распахиваю глаза и смотрю вниз, он сидит рядом со мной. Он должен знать, когда мои демоны приходят за мной, и знает…

Но остановить их уже не может.

Никто не может.

Ей небезопасно здесь со мной.

Когда меня накрывает жажда убивать, — я убиваю. Меня не остановить. Ее всхлипы уже подталкивают меня к этому, и если я сдамся, ей некуда будет деться. Она не переживет моего приступа. Мой взгляд скользит по стенам коридора, где когда-то висели фотографии с хорошими воспоминаниями, прежде чем я содрал искореженные рамки. Очередной всхлип разрывает мой разум.

БЛЯДЬ. Нужно прекратить ее рыдания, пока все стены в этом доме не будут забрызганы ее ебанными мозгами.

Я похрустываю костяшками и выхожу из тени. Сейчас полдень, суббота, 14 декабря, но с этой метелью за окном может показаться, что наступила полночь.

Она тут же замолкает, когда пол скрипит под моими ногами. При виде меня она поднимает голову с колен, и зеленые глаза широко раскрываются от страха, напоминая мне о том, кто я есть. Кошмар. Мой дом — последнее место, куда стоило бы попасть, находясь в затруднительном положении.

И иногда я ненавижу себя за это. Иногда.

— Ты голодна? — ворчу я, стараясь звучать доброжелательно, но безуспешно. Может, если накормлю ее, она, блядь, заткнется.

— Хм, — всхлипывает она, глаза покрасневшие и опухшие. — Да. Я могу сама что-нибудь приготовить. Не хочу быть обузой.

— Это невозможно предотвратить.

Она вздрагивает от моего ответа и опускает взгляд на руки.

— Хорошо, ну, я постараюсь сделать всё возможное, чтобы меньше тебя напрягать.

— Я не люблю, когда трогают мои вещи.

— У тебя есть батончики мюсли, — говорит она, глядя на меня. — Я могу взять один из них.

Значит, она была на моей кухне.

Меня охватывает гнев, но я подавляю это чувство. Не могу решить, манипулятивная ли она стерва или искренняя девчонка.

— Ладно, — наконец произношу я. Обхожу ее и иду на кухню, наблюдая за ней, пока достаю два батончика из кладовой. Ей нужно есть и пить. Базовые человеческие потребности.

Проклятье. А туалет, ей же тоже нужна ванная?

Моргнув пару раз, возвращаюсь в гостиную. В моей хижине всего одна ванная комната, и она через мою спальню. Эта мысль мне не по душе.

Долго это не продлится.

Стоит ей спровоцировать меня или раздражение превысит допустимую планку, она тут же будет мертва. Вежливость не вечна. Протягиваю ей батончики, и она осторожно берет их за самый край, избегая прикосновений. Инстинкты подсказывают ей, что я — опасность.

Это тебя не спасет, хочется сказать ей, предупредить, что будет дальше. С другой стороны, может, смерть без предупреждения лучше. Не хочу давать ложную надежду на выживание…

Никто еще не выжил.

— Спасибо, — ее голос прерывает мои мысли. — Можно воспользоваться ванной?

Опять базовые потребности.

— Да, — говорю я, чувствуя, как напрягаются мышцы, когда она встает. Я замечаю ее хрупкость, то, как она пошатывается, ступая вперед.

Блядь, одного удара хватило бы, чтобы ее уложить… Я мог бы без труда вырубить эту женщину. Ее рост — максимум пять футов четыре дюйма⁹. Она не кожа да кости, конечно, и, думаю, в ней есть немного огня, но против меня она бы не устояла. Это отличает ее от тех, кто был до нее. Те были другими — они были вызовом. Она не представляет собой никакой физической угрозы, и это меня смущает.

Она прочищает горло.

— Где она? — проводит рукой по волосам, которые уже превратились в спутанный беспорядок. Ей нужен чертов душ. Придется ли мне сидеть в ванной и следить, чтобы она ничего не натворила? Тело реагирует на эту мысль, и я издаю глухой рык.

— Последняя дверь в коридоре, через спальню направо. Твои сумки там, — киваю в сторону двери. Я уже рылся в ее сумочке и знаю, что ее зовут Эмерсин Льюис. Тридцать один год. Проживает в Стилуотере, Оклахома. Она какая-то писательница.

Что подтверждает ее слабость.

Когда-то я бы бил себя в грудь, крича, что я тот самый ебучий герой, защищающий таких, как она. Спецназовец, охраняющий слабых писательниц. Но сейчас — нет. Она сама попала сюда. Я ей ничего не должен.

— Душ есть?

Пиздец, она задает самые тупые вопросы.

— Да, — отвечаю сухо. Она настороженно смотрит на меня, идя к своим вещам и поднимая черную спортивную сумку. Мой взгляд скользит к ее спортивным штанам, когда она наклоняется. Я переодевал ее в каком-то автоматическом режиме, но помню, как свет камина освещал ее обнаженные ноги. Я мог бы смотреть на нее дольше. Внезапно жалею, что не сделал этого.

Тело снова реагирует, и я смотрю, как она исчезает в коридоре. Черт, если я оставлю ее в живых, захочу ли я прикоснуться к ней? Приблизиться? Вероятно, нет. Но глубоко внутри меня, есть какая-то малая часть, которой нравится эта мысль. Я слишком долго здесь торчу, живя в порочном цикле собственного сломанного разума. Может, я смогу найти хоть какое-то удовольствие.

Нет, плохая идея.

Мои мысли начинают спорить со мной. Что будет, если я попробую? И что, если привяжусь в ней? Прогоняю эти мысли. Я не могу позволить кому-то узнать меня…

«Тебе не нужно быть одному», — голос моего брата в голове бьет в самое нутро. — «Я хочу для тебя лучшего».

Ты ни хрена не знал, Томми. Ни хрена.

Мой бедный старший брат думал, что я получил почетное увольнение из морской пехоты. Он не имел понятия, что я сорвался. И я выбрался без наручников только потому, что Брэдфорд, мой командир, испытывал ко мне какое-то больное сочувствие.

«Исчезни, найди способ получить дозу или обратись за помощью, Мартин», — слышу его слова в голове. — «И если выберешь первое, просто не дай себя, блядь, поймать».

Эти слова и привели меня сюда. Я захватил старую охотничью хижину своих покойных родителей и превратил ее в свою пожизненную ебанную тюрьму. Пока я здесь, никто не пострадает. Ну, кроме тех идиотов, что нарушили границы или пытались завести со мной дружбу.

Иду по коридору, слыша, как трубы наполняются водой. Я много работал, чтобы эта хижина могла выдержать суровую зиму, и теперь кто-то другой пользуется плодами этого труда. Я эгоистичный ублюдок, но по какой-то причине это странно приятно.

Наслаждайся горячей водой, думаю я, колеблясь у дверей спальни. Тянусь к ручке и бесшумно открываю дверь. Я дерьмовый тип, который вторгается в ее личное пространство вот так, но… это мой дом.

Бесшумно подхожу к двери ванной. Она закрыта, но на ней нет замка. Провожу языком по нижней губе, слыша, как за дверью доносится тихий гул. Она поет себе под нос.

Я готов рассмеяться, хотя моему члену, блядь, нравится ее сладкий альтовый голос, проносящийся по воздуху.

Это первый раз за многие годы, когда я слышу хоть какую-то музыку, и, сдерживая порыв сойти с ума, прислушиваюсь чуть внимательнее. Я не узнаю ту песню, что льется из ее уст — что не удивительно. Опять же, я не слушал ничего почти десятилетие.

Наконец, когда я разбираю слова, до меня доходит смысл песни. Она поет что-то о разбитом сердце, и моя губа скручивается в омерзении.

Наверное, про своего гребаного парня.

Это меня бесит. Кулак резко ударяет по двери, та распахивается, а ручка пробивает стену.

— Заткнись нахуй, — рычу я.

Она вскрикивает, оборачиваясь и пытаясь прикрыться за запотевшим стеклом.

— Я-я-я извиняюсь.

Мой взгляд скользит по ее фигуре, которую могу разглядеть за стеклом, и меня одновременно злит и заводит это зрелище.

— Я не хочу слышать твоего пения, — произношу, звуча по-настоящему психованно — даже для себя.

— Оу… — ее глаза встречаются с моими, полные растерянности и ужаса. — Хорошо. Я больше не буду. Извини. Я просто не знала.

Ебать. Я тоже не знал. Что со мной не так?

Этот момент сбивает с толку, и я отступаю, направляясь к лестнице, ведущей к смотровой площадке. Очевидно, я забыл, как притворяться нормальным, как когда-то умел. Чувствую себя зверем в замке, но бедной Белль не удастся меня поцеловать и превратить в принца¹⁰.

Нет, точно нет.

Поднимаюсь по лестнице, сворачивая за угол, внутренне собираюсь с духом, как обычно.

Прохожу мимо первой двери. Это комната, куда я не захожу. В ней нет ничего, кроме напоминаний о том, кем я был. Но это больше не я. Может, я всегда был психопатом, но это было в те времена, когда я пытался им не быть. Возможно, я просто носил маску и носил ее хорошо.

Хм. Никогда не задумывался об этом.

Так или иначе, теперь я знаю, что представляю угрозу для человечества. Я — кошмар из чужих снов. Я — охотник, который чувствует азарт только тогда, когда кровь, которую он проливает, принадлежит человеку с душой. Мне всё равно, твой это отец, брат, сын или дядя. Могила есть могила, и их у меня за домом слишком много.

Открываю дверь на смотровую площадку, хмурясь, глядя в окно, за которым не видно ничего, кроме слепящего снега. Отодвигаю стул от стола и сажусь, погружаясь в воспоминания. Начинал я, как и все, с попыток решить свои проблемы — терапия, медикаменты, всё такое. А потом однажды охотник решил проникнуть на мою территорию. Он начал драку, и я выстрелил, адреналин взорвал мои вены.

С тех пор всё пошло по наклонной.

Я начал ждать, когда кто-нибудь вторгнется на мою территорию, и их нежелательное присутствие запускало мой сломанный разум. Хотите верьте, хотите нет, но это случалось чаще, чем можно было подумать, особенно в сезон охоты. Им и так не стоило сюда заходить, так что, когда они получали пулю в голову, никто не искал их здесь.

Однако за последние десять лет, в семи случаях из всех, что случились, я не сталкивался с подобной ситуацией. Женщины не ступали на эту землю с тех пор, как умерла моя мать, а Эмерсин обладает чем-то, что заставляет мое тело вспоминать свои первобытные порывы. В голове возникает картина ее обнаженных ног, темных волос, прилипших к лицу в душе, и изгибов ее тела за запотевшим стеклом.

Постукиваю пальцами по столу, чувствуя, как возбуждение захлестывает меня. Эмерсин. Не успеваю заметить, как расстегиваю джинсы и вытаскиваю член. Начинаю медленно проводить рукой, но тут вспоминаю ее слова про парня.

Немедленно теряю настрой и член обмякает у меня в руке.

Нет, хочу сделать так, чтобы она поменяла свое отношение ко мне.

Воображаю, как страх сменяется желанием, когда она поддается чудовищу.

Знаю, что это плохо, плохо для меня, но, когда я чего-то хочу, я это беру.

И, кажется, я хочу Эмерсин Льюис.