Я не так много знаю о посттравматическом стрессовом расстройстве, но услышала панику в голосе Тёрнера, когда он звал Ганнера. Реакция пса, практически растрогала меня до слез, когда он бросился в сарай с такой скоростью, как будто у него появилось срочное задание — намного важнее, чем когда он преследовал меня в лесу. Он знал, что Тёрнер нуждается в нем.
Даже сейчас, пока я нанизываю попкорн на леску, которую дал мне Тёрнер, используя то немногое, что у меня есть для украшения, я не могу избавиться от странного ощущения перемены в нем. В его глазах появилось что-то отстраненное, и это пугает больше, чем всё, с чем я сталкивалась до этого.
Особенно пугает, когда я вижу его сидящим на диване, всё еще в своей куртке.
— Ты голоден? — спрашиваю я, заканчивая самодельную гирлянду из попкорна и вставая на ноги.
— Нет, — отвечает он сухо, не отрывая глаз от огня в камине.
— Ладно, — тихо говорю я, обвивая жалкое украшение вокруг рождественской елки, которую он поставил у двери для меня. Я жалею о том, что попросила его принести ее. Я знаю, что это спровоцировало то, что произошло днем, и я чувствую себя ужасно из-за этого. Даже тот Тёрнер, который был то холодным, то горячим, выглядел менее мертвым и пустым внутри, чем эта версия — даже когда он запирался в комнате, он был менее пугающим, чем сейчас.
Когда я заканчиваю, осторожно подхожу к нему.
— Разве тебе не жарко? — указываю на его куртку.
Он качает головой и встает, возвышаясь надо мной.
— Я иду спать.
— Сейчас только семь, — возражаю я, следуя за ним на кухню. Он дотягивается до шкафа над холодильником и достает новый пузырек с рецептурным снотворным. Я поджимаю губы, когда он направляется в коридор, замечая, как дрожат его руки.
— Тёрнер, подожди, — окликаю я, догоняя его быстрым шагом, Ганнер следует за мной. Я не могу позволить ему уйти наверх одному, у меня есть ощущение, что он может не вернуться обратно. — Пожалуйста, — я резко хватаю его за руку.
— Отпусти меня. Я просто хочу немного поспать.
— Не уходи, — мой голос дрожит, и он наконец поворачивается ко мне, его взгляд больше не жесткий, как обычно. В его глазах я вижу открытую, раздирающую боль, и все мои сомнения насчет него мгновенно исчезают.
— Я очень плохой человек, Эм, — хрипло говорит он. — Я делал такие вещи, которые никто не должен делать никогда в жизни.
— Всё в порядке, — отвечаю я, стягивая с него куртку. Я расстегиваю ее и стягиваю с его плеч.
— Тебе следовало бы волноваться, — возражает он, пока я окончательно снимаю куртку и выбиваю бутылку с таблетками у него из рук. Она падает на пол и исчезает под тканью куртки. — Что ты делаешь?
— Ты весь в поту, — выдыхаю я, приподнимая край его рубашки.
— Всё будет нормально.
Я встаю на цыпочки, и он позволяет мне снять с него рубашку. Я рассматриваю его твердую грудь, проводя кончиками пальцев по коже, опускаясь к застежке его утепленных штанов. Расстегиваю ее, чувствуя его эрекцию под спортивными штанами.
— Эм, — стонет он. — Ты не должна… — его голос затихает, когда я опускаюсь на колени, касаясь губами его члена. Он резко вдыхает, пока я обвожу его языком, ощущая на вкус солоноватую каплю. Я беру член в рот, и ощущение полноты пробуждает во мне волну возбуждения, растекающуюся по всему моему телу. — Остановись, — шепчет он. — Остановись.
Я выполняю его просьбу, игнорируя боль в груди от его отказа.
— Я просто хотела, чтобы тебе стало лучше.
Он хватает меня за локоть и поднимает на ноги.
— Я знаю, — его взгляд удивительно мягкий, когда он сбрасывает штаны. — Но давай сделаем это правильно. Если кто и должен становиться на колени, так это я, — Тёрнер притягивает меня к себе и властно целует, его рука обвивает мою шею.
Мы отшатываемся назад, пока моя спина не упирается в стену. Он срывает с меня толствоку и расстегивает бюстгальтер, освобождая мою грудь. Жадно сжимает ее в ладонях, целуя мой подбородок и шею, пока я торопливо стягиваю джинсы и трусики вниз по бедрам.
— Такая чертовски нетерпеливая, — шепчет он мне в шею. — Я не понимаю тебя, Эм.
— Взаимно, — отвечаю я, сбрасывая остатки одежды, его возбужденный член прижимается к моей голой коже. — Но я узнаю тебя, если ты узнаешь меня.
— Я нестабилен, Эм, — он целует мою шею, задерживаясь у ключицы. — И я не могу научить тебя тому, чего сам не знаю. Никто еще не пережил встречи со мной, — его слова бьют прямо в сердце, но потом его губы находят мой сосок и с силой втягивают его в рот.
Я запускаю пальцы в его темные волосы, откидывая голову назад, пока его рука обхватывает мою вторую грудь, а язык скользит по соску.
— Я разберусь, — тяжело дыша, шепчу я. — Я разберусь в тебе.
Он опускается на колени, прокладывая дорожку из поцелуев вниз по моему животу, задерживаясь, чтобы посмотреть мне в глаза.
— Надеюсь, ангел. Очень на это надеюсь.
Тёрнер поднимает меня, застигнув врасплох, когда мои ноги оказываются у него на плечах, крепко обхватывая руками мои бедра.
Дыхание становится прерывистым, когда он зарывается лицом между моих бедер, и я стону, когда его язык касается моей киски.
— Ох, черт, — шепчу я, когда он кружит языком по моему клитору, притягивая меня ближе. Я извиваюсь под ним, но он не отступает, настойчиво лаская меня губами и языком, подводя всё ближе к оргазму.
— Тёрнер, — выкрикиваю я, когда приближаюсь к пику. — Я… — мой голос срывается, когда я кончаю, бедра сжимаются вокруг его головы. Он прижимается ко мне сильнее, позволяя тереться об его лицо, выжимая из этого момента максимум удовольствия. Мои стоны переходят в глубокие вздохи, когда он отпускает мои ноги и подхватывает меня на руки, унося в спальню.
Его губы снова находят мои, когда мы падаем на кровать. Он не дает никакого предупреждения, когда входит в меня, издавая удовлетворенный стон.
— Ты такая сладкая, Эм, — говорит он, толкаясь в меня, кусая мои губы, увеличивая силу движений.
Я обвиваю его шею руками, наши тела соединяются, обнажая не только наши желания. Всё, что я чувствую, — это он: его тепло, его запах, его ускользающее здравомыслие, если оно когда-либо у него было. Когда он кончает в меня, из его горла вырывается низкий рык, пропитанный болью и удовольствием.
— Блядь, Эм, — стонет он, крепко прижимая меня к себе. — Почему ты такая милая? Почему ты не пытаешься убежать от меня? — он прячет лицо в моих волосах, и я не уверена, кто кого больше обнимает в этот момент.
— Тебе всё еще нужно идти наверх? — шепчу я, когда он, наконец, ослабляет хватку, опираясь на локти.
Он смотрит мне в глаза, его пальцы касаются моей щеки.
— Я могу остаться здесь, с тобой. Только позволь мне принять душ.
Я киваю, накрывая его руку своей.
— Хорошо.
Он сползает с меня, а затем с кровати, направляясь в ванную. Я смотрю на его тень, отмечая, что он оставляет дверь открытой, когда заходит в душ. Я наблюдаю за ним сквозь стекло, пытаясь понять, о чем он думает и в порядке ли он.
Эгоистично ли с моей стороны думать, что меня могло бы быть достаточно для него? Могла бы я дать ему что-то, что удержало бы его здесь, в реальности? Его брат оставил его. А что, если бы я не оставила? Что, если бы я решила остаться? Смог бы он полюбить меня?
Вопросы роятся в моей голове, пока я лежу, наблюдая за тенью Тёрнера в душе.
Я сошла с ума, раз влюбилась в него. Он убил Адама. Бог знает, сколько еще людей. Он угрожал убить и меня.
Но по какой-то причине я действительно не думаю, что он это сделает.
Тёрнер выходит из душа, вытирается полотенцем и направляется ко мне. Он останавливается в нескольких футах от двери.
— Ты просто смотрела на меня всё это время?
Я краснею.
— Упс, извини.
Он улыбается и тихо смеется.
— Всё в порядке. Просто прошло много времени с тех пор, как кто-то пытался мельком увидеть меня голым.
— Наверное, это странно для тебя, — говорю я, когда он снова забирается в постель рядом со мной, натягивая одеяло на нас обоих.
— Да, наверное, — он притягивает меня к себе, и я обнимаю его, снова уютно устраиваясь на его груди. — Ты читала письма на столе? — спрашивает он.
— Да, — отвечаю я, чувствуя, как он напрягается подо мной. — И я прочитала дневник твоего брата, — он замирает при упоминании об этом, и я тут же жалею о сказанном. — Прости. Не стоило этого делать. Я просто… хотела узнать, кто ты. Не знаю. Это было так душераздирающе — то, через что ты прошел, — начинаю тараторить, боясь его реакции и отчаянно стараясь избежать его гнева. На мне нет никакой одежды и я не готова прямо сейчас убегать посреди ночи. — Тёрнер, мне очень жаль.
Он громко сглатывает.
— Я не читал его дневник. Я… не смог бы этого вынести.
— Там не так уж много записей, — тихо говорю я. — Я… Мне жаль, что он оставил тебя, когда тебе было плохо.
— Что? — его реакция удивляет меня.
— То, что он ушел? — повторяю я.
— Мм, — это всё, что он говорит, а затем целует меня в макушку. После этого он замолкает, и примерно через десять минут, пока я задерживаю дыхание, он засыпает, его дыхание становится глубоким и ровным. Я лежу, слушая его, и постепенно тоже погружаюсь в сон. Однако я всё еще не могу избавиться от мысли, что упускаю важную часть этой сложной головоломки…
И это вызывает у меня очень нехорошее предчувствие.