Праведные клятвы

ГЛАВА 47

Доусон

Единственная ебаная вещь, что меня спасает, — это то, что Крю не в городе и не сидит за этим столом, чтобы подливать масла в огонь.

Отец Хани смотрит на меня через стол с явным отвращением. Его жена накрывает его руку своей, пытаясь разрядить обстановку.

Мы всё еще ждем, когда принесут наши блюда. Я арендовал ресторан целиком только для нас, потому что, честно говоря, кто-то из нас, возможно, в итоге не доживёт до конца ужина. Трое охранников её отца рассредоточились по залу, а официант несмело подходит с бутылками вина.

Хани переводит взгляд с меня на отца. Она в красивом, светло-зелёном, свободно струящемся платье, и, чёрт, она не могла бы выглядеть более невинной, даже если бы попыталась. Я, со своей стороны, выгляжу как большой и злой волк, который умыкнул нежный цветок.

— Итак, Доусон, расскажи немного о себе. Нам не удалось поговорить на свадьбе, — произносит мать Хани, нервно отпивая из бокала. Мистер Риччи продолжает упорно сверлить меня взглядом.

Я одариваю её улыбкой, и краем глаза замечаю, как на виске её отца начинает пульсировать вена.

— Что бы вы хотели узнать, миссис Риччи? — спрашиваю я. И да, на свадьбе у нас действительно было мало времени для разговоров, потому что я загнал их дочь в чёртов кладовку.

— Ну что ж, вы выглядите очень способным человеком. Обеспеченным и представительным. Что привело вас к такому успеху? — спрашивает она. И я понимаю, что она старается помочь в сложившейся ситуации. Несмотря на то, что отец Хани ненавидит само мое существование, её мать рада самой идее.

— Ты когда-нибудь убивал человека? — вдруг вмешивается её отец.

— Папа! — восклицает Хани. — Будь цивилизованным.

Он что-то бормочет по-итальянски, и она снова его одёргивает. Её рука всё это время крепко сжата в моей.

Мне ясно одно: этот человек никогда не одобрит ни одного мужчину рядом с Хани. Крю получил гребанное условное «разрешение», потому что родители подписали брачный контракт. Но Хани осталась последней в гнезде. И хотя она часто сравнивает себя с Райей, её любят так безмерно, что это стало мешать её собственному росту.

— Я предпочитаю обходиться без убийств, чтобы справляться с угрозами, — отвечаю и подношу к губам стакан виски со льдом.

— В нашем доме нужны мужчины, которые сильны, которые могут обеспечить семью и защитить жену и детей.

— Папа! Мы не собираемся жениться, — вмешивается Хани.

Мистер Риччи поднимает брови.

— Ах, значит, ты просто хочешь «развлечься» с моей дочерью, пока не найдёшь следующую, так?

— Я глубоко забочусь о вашей дочери.

Он смеется, но это смех, полный угрозы и насмешки.

— Что может знать о любви уличный оборванец, если даже от собственной матери её не получил?

— Папа! Как ты смеешь! — Хани возмущена и встаёт, но я поднимаю руку, успокаивая её. Как и ожидалось, он ударил по самому больному месту, и я не ожидал меньшего.

— Мы живём традициями. Верностью. Силой. Я не вижу ни одного из этих качеств в тебе, мальчик.

— А не в этом ли всё дело, — говорю я, — что вы просто не хотите отпустить Хани, чтобы она нашла себя и расправила крылья?

— Я защищаю свою семью, — бросает он.

— Вы ставите её желания и цели в угоду своим собственным интересам, — возражаю я.

Его висок начинает бешено пульсировать, а его жена едва заметно оседает на стуле. Её выражение лица говорит о полном поражении. Этот разговор с самого начала шёл к катастрофе.

— Хани не знает, чего хочет, её нужно направлять, — утверждает он.

Я ухмыляюсь.

— Хани способна на многое. Мы только вчера обсуждали её идею открыть ресторан.

Её родители смотрят на неё, и она бледнеет. Чёрт. Я не думал, что она так быстро уйдёт в себя. Сердце сжимается, когда я вспоминаю, с каким воодушевлением она говорила о своем будущем ресторане.

— Ты хочешь открыть ресторан? — спрашивает её мать.

— Здесь! В Америке? — восклицает её отец.

Взгляд Хани устремляется в стакан, и я понимаю, что допустил ошибку. Но мне хочется встряхнуть её, вывести на поверхность тот огонь, который я знаю в ней есть.

Она расправляет плечи.

— Да, мы обсуждали это вчера вечером. Как идею. Вы оба ведь хотите, чтобы у меня была цель и достижения, верно?

— Но не здесь… не в Америке, — вздыхает мистер Риччи. Он что-то бормочет по-итальянски, и его жена пытается его успокоить.

— И где ты возьмешь деньги на это, Хани? — спрашивает её мать.

Она снова молчит.

— Я куплю его для неё, — говорю я.

Мистер Риччи встает, и его стул со скрипом отодвигается. Я тоже поднимаюсь, возвышаясь над её отцом минимум на фут. Его охранники нерешительно приближаются.

— Моя дочь — это просто что-то новенькое для такого, как ты. Способ провести время, пока ты не устанешь от неё. Ты ей не ровня.

Теперь Хани стоит рядом со мной, её пальцы переплетены с моими. Мы показываем единство, хотя я знаю, что ей страшно. Напряжение можно резать ножом.

Я дарю ему зловещую улыбку.

— Возможно. Но я чёрт возьми сделаю всё возможное, чтобы она была счастлива. В чем вы, похоже, облажались. — Я киваю на нож на столе. — И чтобы ответить на ваш прошлый вопрос, я убивал только тогда, когда это было необходимо.

Ему потребуется лишь знак, чтобы приказать одному из своих людей застрелить меня прямо здесь. Я знаю, что он этого хочет, и знаю, что часть меня буквально дерзит ему это сделать.

— Это была о-ошибка, — говорит Хани, и её дрожащий голос возвращает меня к ней.

— О, Хани, — её мать тянется через стол.

В глазах Хани блестят слёзы, и она тянет меня за руку, чтобы мы ушли.

— Мы уходим. Но, папа, Доусон действительно делает меня о-очень с-частливой. — Её голос срывается. — И если Райе позволено иметь это, то и я имею право. Извините, что не оправдываю ваших ожиданий, но я больше не могу жить в её тени.

Его выражение лица на мгновение становится болезненным. При всей его жестокости, его дочери, без сомнения, знают, как попасть точно в цель.

— Доусон, отвези меня домой, — умоляет она.

Всё моё упрямство и бравада исчезают.

Я подвёл её сегодня. Блядь.

Я киваю миссис Риччи на прощание, позволяя Хани вывести нас из ресторана.

Как только мы уходим, миссис Риччи начинает кричать, а официанты застывают у дверей, сбитые с толку, с тарелками еды в руках.

Чёрт возьми! Мы даже до основного блюда не добрались.