— Ну и как впечатленьице, Босс?
Владимир Иванович крутил головой, не уставая изумляться обилию знакомых лиц. Правда, то было однобокое знакомство: ни один из присутствующих и слыхом не слыхивал о существовании какого-то писателя-фантаста Ахенэева.
Писатель же Ахенэев, наоборот, регулярно просматривал прессу и ему было досконально известно о том, что из себя представляют почившие в бозе, нынешние привилегированные грешники.
— Да, Яша! Произойди эта встреча раньше — на пушечный выстрел не подпустили бы… А тут — пожалуйста! — И внезапно загорелся идеей. — Может и интервью удастся взять? Что им сейчас терять: прошлое быльем поросло, перемывают друг другу кости и хоть бы хны… Политические трупы…
— Босс! Какой базар! Обставлю в лучшем виде! Вот только дедулю надо куда-нибудь приткнуть. Жаль все-таки старика…
— Это ты обо мне, чтолича, глаголишь?
Джин трижды щелкнул себя по острому кадыку и в мгновение ока переродился: предстал пред спутниками этаким сухопарым великосветским джентльменом. Черная тройка, строгий галстук, блестящие кожаные туфли. Для пущего эффекта новоявленный дипломат украсил грудь множеством орденов и медалей. В руке появился натуральной кожи портфель с серебряной табличкой.
— Ну как, сынки?! — Старик молодцевато прошелся гоголем перед своими спасителями.
— А ты, оказывается, еще тот фрукт, дедуля! — Перевоплощение тщедушного, дышащего на ладан старца, оказало на черта обратное действие: его словно окатили ушатом холодной воды.
— Какой такой фрукт? — Оскорбленно парировал Экс-Наитемнейший, облачившись в современный костюм он ощутил прилив собственного достоинства.
— Извини, старина! — Потрясенный Яков даже немного стушевался. — Не хотел обижать. Просто думаю, как дальше бытовать думаешь? Отдохнуть тебе желательно после всех передряг. Отоспаться, к невропатологу сходить…
Однако, от резкого удара о стену и от перемены климата характер джина на глазах портился.
— Я же просил не оскорблять! Потологи, неврологи, а там и до палача договоришься…
— Ладно, дед, не психуй! — Яков смотрел на свихнувшегося, засиженного старика без издевки. — Куда все-таки путь держать намерен?
— Вот раскудыкался! А родовое гнездо на что? Проверю, посмотрю, не спилили ли дуб со шкатулкой. Да и с родней свидеться не помешает…
«Шкатулка, дуб, родовое гнездо, родня… — Владимир Иванович не верил своим ушам. — Старческий маразм. Рассуждает, как младенец… Какая к черту, родня, спустя три века. Чушь несусветная!»
— Дед, а может у тебя крыша потекла? — Якова тоже взяло сомнение. — Давай, старина, я тебя в пятый круг закину. Телевизор, радоновые ванны… А хочешь, определим вне очереди, хоть и несподручно, в восьмой… между нами…
— Крышу не трожь! — Дед приставил пятерню ко лбу. — В пять накатов с запасом прочности! От бровей, до рогов! И насчет остальных кругов — помолчи. У нас, Бессмертных, слыхивал, небось, свой удел. Остров Буян называется. Так что я туда подамся. — И, вспомнив, кому все-таки обязан освобождением, бесхитростно спросил. — Пособить еще чем, напоследок?
Яша похлопал старика по плечу.
— Давай, дедуля. Двигай. Счастливо!
— Тогда прощевайте. Коль понадоблюсь — пять раз щелкните по кадыку и три раза плюньте через плечо. Только не перепутайте: через правое, а не через левое… — Джин снова провел манипуляцию с горлом и — пропал, как корова языком слизнула.
— Яша, а Яш! — Владимир Иванович толкнул в бок задумавшегося о чем-то черта. — Об обещании-то не забыл?
— Ах, да!.. Интервью… Один момент, мигом сообразим. — Он резко дернул себя за мочку уха, вякнул нескладуху-тарабарщину и протянул Ахенэеву синие карточки с золотым тиснением «Пресса».
— Держи, Босс… Без этой ксивы, — Яков цыкнул зубом, — ни хрена не выгорит. К здешней публике без мандата не подступишься, не подлезешь…
Владимир Иванович раскрыл удостоверение и прочитал: Ахенэев В. И., специальный корреспондент «Прейсподнеш пресс».
— Ишь ты, — откровенно удивился фантаст, — все как положено. — И поинтересовался. — А что за «Прейсподнеш пресс»?
— Наш центральный информативный орган. Пошли…
Он потянул Владимира Ивановича к пожилой женщине, яростно отчитывающей двух прыщавых, как на подбор, грешников.
Ахенэев, давно зарекшийся чему-то удивляться, все же вздрогнул, признав в сохранившей надменную осадку даме недосягаемого, из-за занимаемого на Земле положения, потенциального врага. Вспомнились слова известного писателя, чьи произведения — не одну книгу — с ее легкой руки быстренько изъяли из обращения: «ни себе, ни людям»…
Фантаст затоптал в грязь собственное предубеждение и — будь что будет — задал первый вопрос:
— Простите, уважаемая, что отвлекаю Вас от беседы, но хотелось бы кое о чем спросить, взять интервью…
Женщина колко взглянула на претенциозно одетого просителя, как бы говоря: «с ряжеными — не общаюсь»…
— Мне не досуг, да и пресс-секретарь отсутствует.
Предвзято настроенная грешница еще раз обратила взор на скуклившегося Ахенэева и внезапно смилостивилась, решив поиграть в демократию. Поправив сохранившей изящность ручкой прическу, дама снизошла.
— Впрочем, на небольшую беседу я согласна.
Владимир Иванович протянул удостоверение.
— О-о-о! Даже так! Центральная пресса… Польщена. Задавайте вопросы, молодой человек. — Дама вернула книжицу, оправдывающую столь неординарный облик журналиста.
— Скажите пожалуйста, как Вы оцениваете создавшуюся на сегодняшний день обстановку в четвертом круге?
— Вас интересует то, как я отношусь к фракции, в чьих рядах подвизается выступающий в прениях?
Дама, не дожидаясь Ахенэева, привычно перехватила инициативу.
— Мое объективное мнение: сегодняшний оратор не сумеет заслужить уважение масс. Почему? В первую очередь, подобными фиглярскими выходками он обнаружил явный сдвиг в мышлении… Попрание святых истин!
— Что же это за истины? — Проявил дремучее невежество Владимир Иванович.
— Ну, знаете ли, молодой человек!.. Азбука философии: сознание — первично, а материя — вторична. Это — ясно, как день! И подобная аксиома никогда не теряла своей актуальности. Нигде! Ни при какой власти… А нынешний лектор низложил духовные каноны. Выдвинул концепцию бутерброда. Приобрел дешевую популярность тем, что на примере какого-то деда пообещал возродить в Мафии экономику. Кстати, убеждена, что дед — фикция, подставное лицо, а выступление оратора — политический фарс!
Ахенэев старательно строчил в записной книжке.
— Что же Вы предлагаете?
— Мое кредо, надеюсь, известно многим. Только высокая, чистая культура, вот что приведет к общему благоденствию. — Женщина, для пущей убедительности, придвинулась к «корреспонденту», перешла на шепот.
— Вы обратили внимание, как жадно горели глаза этого, пусть и фиктивного, старика? Эти глаза жаждали духовной пищи! К высотам культуры были направлены помыслы! А ему — бутерброд… Так и развращаются массы…
Владимиру Ивановичу припомнился Экс-Наитемнейший, который сейчас, наверняка, за обе щеки наворачивает за дядькиным столом «вторичную материю», наверстывая упущенное…
— Простите за нескромность. А как бы Вы поступили на месте оратора? Что предложили старику взамен, отбросив домысел о фикции? Давайте пофантазируем!
Дама на мгновение задумалась, подозрительно взглянула на представителя «Прейзподнеш пресс», — не провоцирует ли корреспондент?
Но глаза Ахенэева были безоблачно чисты. Рука, державшая «Паркер», не дрожала.
— Как бы поступила я? Пожалуй, предложила оппоненту не спекулировать телесами, а соответственно облачиться…
— Ну, это для джина пара пустяков, — усмехнувшись, подумал Владимир Иванович и, осмелев, произнес, — а затем?
Дама, перебирая варианты, молчала.
— Знаете, молодой человек, — начала она безучастно, — у меня очень большая жизненная практика. Думаю, что сумела бы помочь преодолеть старику возникшие затруднения.
Ответ оказался на редкость скользким.
— В огороде бузина, в Киеве дядька! — Обескуражено подытожил Ахенэев. Но, в силу еще каких-то земных издержек воспитания, он постеснялся в открытую резануть правду-матку, поставить точки над i.
Зато незаменимый Яков и здесь продемонстрировал Боссу класс репортерской профессиональной сноровки.
— Позвольте, мадам! Но сказанное вами, мягко выражаясь, слишком расплывчато…
Дама мгновенно хлестанула по черту сконцентрированным в пучок лазерным пучком, вероятнее всего, скопившейся внутренней энергией. И, окажись на месте Якова простой смертный, — кремирования не миновать.
— Это кто? — Наэлектролизованным голосом спросила она у Владимира Ивановича. Но отвечать ему не пришлось.
Яков, с коротким поклоном, предъявил схожую с удостоверением Ахенэева, корочку.
— Однако! — Покачала головой интервьюированная грешница и с миролюбивой интонацией продолжила. — А я, оказывается, становлюсь популярной. Ну что же, в таком случае, начнем с аналогов…
Опираясь на свой опыт, я имею в виду Земной, могу со всей ответственностью сказать, что человек подобного телосложения или поэт-неудачник, или разочаровавшийся прозаик. Возможно, потенциальный. Прошу еще раз простить за Земные параллели… Так вот. Первое, что я бы предприняла, это в тесном кругу, а не на трибуне, попыталась выяснить, чем дышит этот болезный? Что пишет?… Все литераторы, идущие по нами проторенному пути, не страдают недоеданием. За исключением ракушников…
Выяснив стиль, фабулу произведений автора, я, несомненно бы, подбодрила, подсказала, как действовать дальше. А убедившись, что понята правильно, и очередной роман, повесть или подборка стихов будут исполнены в заданном плане, а автор не переметнется в стан мыслящих нестандартно, помогла бы устроить его личную жизнь.
— Чем Вы руководствуетесь при разграничении на стандартно и нестандартно мыслящих? — Яков поймал себя на желании устроить разнос этой обтекаеморечивой даме.
— Долговязые и костлявые литераторы не могут являться инакомыслящими, — предвзято отреагировала женщина, — хотя бы потому, что отдают все душевные, да и физические силы на проталкивание собственных произведений в редакции многочисленных изданий. Непризнанные, недоедающие, они дерзают, но на компромисс с совестью не идут. Это не я говорю — статистика.
Дама оттаяла, расчувствованно приложила ладони к вискам.
— Помню, приходит ко мне на прием один автор. Тоже худой, затравленный. Спрашивает, почему его роману не дают ходу? А о каком ходе может идти речь, если автор описывает собственные невзгоды: денежные затруднения, неурядицы с жильем, да и продуктовую проблему затронул…
Чувствуете, какой подарок для ТЕХ!.. Прочтут подобную, извращающую наши устои книгу и раструбят на весь мир!..
Пришлось прервать прием остальных, вплотную заняться с этим автором. Побеседовала я с ним, доходчиво пояснила, как перекроить рукопись: изменить место действия, выгодно осветить материальную сторону, да и сам сюжетик переиначить. И что же? Понял меня автор. Понял, и, спустя каких-то полгода держал в руках первый экземпляр вышедшей большим тиражом книги.
Вот это наглядный пример патриота. Голодал, но не изменил идеалу, а сделал соответствующие выводы. Перековался.
Ахенэев, досконально знавший из первых уст всю подноготную этой истории, огорошено молчал. Не нашелся что ответить. Вопросы, коих за время беседы дамы с Яковом накопилось множество — вылетели из головы.
Но черт и здесь не подкачал. С бесовской скоростью наколдовал диктофон и подступил к даме.
— В чем заключается Ваша задача в Мафии? Что проповедуете?
— Я — атеистка и проповедей — не читаю! — Резко отрезала она. — А основная наша, а не моя, задача — борьба с чуждыми веяниями. И систематическое проведение учебно-воспитательных лекториев с колеблющимися.
— Кого учить-то? — Яков огляделся вокруг. — Самому младшему лет шестьдесят.
— Шестьдесят лет, — быстро парировала она, — наш средний возраст. Именно в эти годы сознание созревает до нужной кондиции и начинает плодоносить.
— И последний вопрос — Яков игнорировал взгляды разъяренной его бестактностью мегеры. — Что привело Вас в четвертый круг?
Лицо дамы пошло пятнами, черт коснулся самого больного. С трудом сохранив достоинство, она закончила интервью.
— Нас всегда направляют туда, где застой, рутина… Благодарю за внимание! — И, наклеив дежурную улыбку, чопорно удалилась к одетой в полувоенную форму группе, окутанной ароматным облаком трубочного табака, кажется, «Герцеговины флор…»