4

Задницу саднило. Последний удар глухо отозвался в копчике и Владимир Иванович твердо ступил на ноги.

— Мы на че-ортовом катались коле-есе! — Послышались слова знакомой песни.

Ахенэев с трудом разогнулся и с ненавистью взглянул на бесовскую выдумку. Резво подмахивая коленоподобными шарнирами мимо них бежал дьявольский эскалатор. По эскалатору легко и непринужденно, словно резиновые, взбрыкивали, сучили конечностями грешники.

— Ужасно изощреннейшая штуковина! — Восхищенно произнес младший черт, окончательно оклемавшийся от вчерашнего конфуза. — Своего рода — антидепрессант! Постоянно поддерживает нужную форму, не дает расхолаживаться… Правда, слегка травмирует неопытных, зато какие горизонты для исхотерапии… А какие борцовские качества выявляются… Удостоена Сатанинской премии! Новинка ада!

Владимир Иванович болезненно поморщился, осторожно поправил брюки. Кожа на ягодицах лопнула и по телу разлилась ноющая, тупая боль, усиливающаяся при соприкосновении ссадин с материей.

— Прибыли, что-ли, ирод? — Простонал Ахенэев.

— Не Ирод, Яша — я. Уже сейчас прибудем…

* * *

— Наденька, этому больному продолжайте курс сульфазина. Очень странный случай…

* * *

Черт сосредоточенно скреб переносицу, массировал лоб — забыл цифровой код. Наконец, в башке что-то зашипело, щелкнуло и Яков облегченно вздохнул.

— 13-333-713! — Он крутнул диск и двери, нехотя раскрыв объятия, впустили гостей.

В лицо шибануло спертым воздухом: парилкой — прачечной. Владимир Иванович протер запотевшие стекла очков и близоруко сощурился.

ЧМО

Бросалось в глаза красным. И ниже — петитом: Чертог межведомственного очищения.

— Ждем, ждем, предупреждены,… - К ним спешил клинобородый представитель местной власти. С рогами сложной конфигурации, в строгом костюме и в белой манишке с бабочкой. Он расшаркался, — добро пожаловать!

Яков небрежно кивнул в ответ и неожиданно взлаял фельдфебельским басом, заставив вздрогнуть окружающих.

— Построить наличествующий состав смены!

Бородатый испуганно сиганул в сторону, к котлам, заверещал с дурнотой в голосе.

— Сме-ена! Гото-овно-ость но-мер один-ин! Трио-во-ага!

На площадку, вероятно служившую местом сборов, вымахнула четверка чертоподобных существ. Бородатый скакнул в голову шеренги.

— Сми-ирно! — Заревел, нагнетая нервозность, Яков и расхлестанной походкой двинулся вдоль строя. Ахенэев заковылял следом.

Преследуя цель выслужиться, выказать ретивость не столько перед серятиной-обслугой, как пред Ахенэевым, Яков раскомандовался:

— Как стоишь, скотина! — Он выхватил у одного из нелюдей кочергу и огрел его по животу. — Убери требуху! Как стоишь, говорю…

Другому, косящему исподлобья, звезданул по рогам, и они съехали набекрень, а затем, с чавкающим звуком отвалились…

Владимир Иванович испуганно схватил осатаневшего черта за волосатую лапу.

— Прекратите, достаточно, успокойтесь… Право, нехорошо…

Черт послушался, сбавил гонор, угомонился и даже снисходительно мекнул.

— Вольно. Скажите спасибо ему, — он кивнул в сторону Ахенэева. — Научил бы я вас, как приветствовать начальство… Разойдись…

Строй в мгновение ока распался, растворился в недрах Чертога. Клинобородый притормозил, остался, льстиво замел хвостом.

— Как вам наша фирма? — Подсуетился он.

— Фирма? — Якова опять понесло. — Ты лучше сознайся, для какой цели подсунул нам этих ублюдков? Сплошной кретинизм… Да любая дефектная ведомость котлонадзора — картинка, по сравнению с этими…

И, озверев, вновь фельдфебельски разбасился.

— Где личные дела смены? Мигом — копыто здесь, копыто там — доставить… Стоп! Майкино — не тронь… С ней и так понятно…

Не прошло и минуты, как все было организовано в лучшем виде; пара кресел, стол, а на столе — четыре пухлые папки.

Яков ернически ухмыльнулся, засопел от удовольствия — его тщеславие было удовлетворено. Барским жестом придвинул к себе одно из дел, раскрыл.

— Во, взгляни, хорош?!.. — Черт передал папку Ахенэеву.

С фотографии пялил бельма вилорогий, так Владимир Иванович окрестил для себя одного из чмовской семейки.

Под снимком — запись: 5Х — 8Р — 112 — III.

Владимир Иванович смущенно крякнул.

— А нельзя ли узнать, что обозначает эта аббревиатура?

— Какая? — Яков слегка приподнялся с кресла, развернул дело. — А-а-а, эта… — Он замешкался. — Постой. Ты разве не проходил вводного инструктажа?

Ахенэев недоуменно пожал плечами.

— Вот черт… С этим Знаком… Совсем зарапортовались в Чистилище. — Яков раздраженно забарабанил когтями по папке. — Слушай, а если совместить инструктажи: вводный и на рабочих местах, так сказать — первичный. Усвоишь? Сейчас объясню суть, а остальное — по ходу… Идет?

Ахенэев согласно кивнул.

— Вот и ладушки! Тогда так. Каждый, поступивший в ад, а это для всех людей неизбежно — безгрешных нет — первым делом проходит чмовскую обработку и карантин. Отмаявшись, сколько положено — по грехам и почет — преставившийся предстает перед Административной комиссией. Которая, учитывая былые заслуги, специальность, протекции, а также сопроводительный лист — он идет спецдепешей, распределяет индивидуума на окончательный постой. В определенный круг. Грешнику выдаются: специнвентарь, орудия труда, обмундирование или одежда — каждому свое, и на этом — точка! Впрочем, Для желающих стать на путь исправления, решившим задним числом искупить грехи, существует Да Д — добровольная адова дружина. Членам ее, при надлежащем поведении, открыта дорога не только в другие круги, но и в Чистилище. Оттуда — при согласии представительств, грешника могут перевести в разряд Дадовца с широкими полномочиями или ангела. Иными словами, перевести на улучшенные условия содержания… Вот такие пироги! Да! Каждому из преставившихся, дабы не сбиться со счета, выдается бирка. Ну а что касается всей аббввю…, аббрр…, тьфу ты, черт — язык сломаешь! — одним словом, это — другая кухня — адовой спецчасти и вкупе с ней… Понятно?

Ахенэев повторно кивнул и спросил.

— Можно один вопросик?

— Пожалуйста. Хоть два! — радушно подбодрил Яков.

— Вот ты упомянул, что грешникам выдают орудия труда и прочее… Они что, где-то работают, производят материальные ценности?

— А как же! — воскликнул черт. — Неужели прохлаждаются? Труд в аду — дело обязательное. Мы ведь давно перешли на самоокупаемость и хозрасчет. Не ввозить же с Земли все необходимое на прокорм такой оравы… И работают они по своей основной специальности, и зарплату получают.

— А у вас что, своя валюта? — вновь проявил любопытство фантаст.

— И своя есть, — подтвердил Яков, — правда не для грешников. Им же, для удобства платят в той валюте, что имеет хождение на Земле. Адов монетный двор штампует купюры по мере спроса, на любой вкус и цвет. Деньги — отнюдь не фиктивные: обеспечены выпускаемой грешниками продукцией. Да и заработки у них раза в три-четыре больше земных при продолжительности рабочего дня в двадцать четыре часа в любом из кругов. Остальное время — личное, если можно так выразиться. Естественно — имеются и выходные… Так что, аналогия с земным производством почти полнейшая. Есть в аду и своя индустрия, и своя торговля, и своя наука, и даже свое искусство. — Яков взглянул на внимательно слушающего писателя, который при упоминании о двадцатичетырехчасовом рабочем дне аж передернулся. — Ты, босс, все это близко к сердцу не принимай, — утешил он. — Все равно живым из жизни не уйти. А придешь к нам — махом определим по твоей профессиональной принадлежности. У станка стоять не придется. Здесь только в третьем круге обезличка; кем бы ты не был — вкалывать обязан за будьте здоровы! Но тебе этого боятся нечего, раз не судим.

— Что-то непонятно, — искренне удивился фантаст. — Они у вас что, не устают? Все же по двадцать четыре часа вкалывать — это не шуточки!

— Отвечаю! — черт заговорил деловым тоном. — Во-первых, для нас, для аборигенов ада, время как таковое абсолютно ничего на значит. Абстрактная величина. Мы практически бессмертны и обитаем в другом измерении, а если и пользуемся часами и всякими там временными терминами, то только для хронометража. Во-вторых — все остальные обитатели преисподней, то есть грешники, поток времени ощущают поначалу, лишь в силу привнесенных с Земли инстинктов, рефлексов и привычек. То есть: допустим на Земле ты в самолете перелетел из одного часового пояса в другой, ну, хотя бы из Москвы в Нью-Йорк. Разница в девять часов, и тебя конечно потянет на жратву и на сон в то время, к которому ты привык. Но потом — адаптируешься. Так и в аду; по прибытию, всех без исключения тянет на сон и на трехразовое питание. Многие просто не могут врубиться, что время отныне для них не существует. И что жить в загробном мире будут они по тому режиму, который принят в круге пребывания. А в этом круге может оказаться и 60 часов в сутках, и сорок, и 80: короче — сколько необходимо его руководству. Здесь, в ЧМО, для удобства распределительной комиссии, сутки как и на Земле. Ну, а затем, в производственных и прочих интересах, их удлиняют.

— Так вы, выходит, спите раз в неделю? — ужаснулся Владимир Иванович.

— Нет. Отчего же? Спим — когда устаем, едим — когда проголодаемся. Только подгоняем эти свои естественные потребности под время того круга, где находимся. И ты, босс, так будешь поступать. Втянешься.

— Да нет, Яша! — засомневался Ахенэев. — Я и поспать и поесть люблю невзирая на время. Не сумею наверно приспособиться.

— Сумеешь, босс, не сомневайся. Не забывай — где находишься. Привыкнешь. Равняйся, так сказать, на меня. Правда насчет пожрать — здесь я с тобой солидарен. Ежели вдобавок и кирнуть!.. Короче, все устроится. Не бери в голову.

Яков устал от объяснения прописных истин, замолчал, почесал подмышками.

— Будешь глядеть на остальные рожи или сразу перейдем к рабочим местам? — Он указал на папку.

— Зачем ворошить старое, — Владимир Иванович покачал головой. — К тому же я их и так лицезрел.

— Тогда пошли.

Загрузка...