Приземленный Ад, или Вам привет от Сатаны

37

Рыжебородый поп-расстрига, вероятно, изрядно авансированный, при виде новобрачных слезно умилился и паровозно гуднул. — Анафема!!!

— «Анапема»? — Параситянский «адмирал», вцепившись в темную, до пят, ризу, запутался в епитрахили и тенором, в унисон запищал. — Где «анапема»? Взорвалась «анапема»?…

— Изыди!! — оборвал, как присосавшегося клеща, разноцветного инопланетянина священник.

Эдик улыбнулся уголками губ и отведя взгляд от разыгравшегося спектакля защелкнул ненужную теперь метлу в «дипломат» и обратился к Сатане.

— Владыка! А Яков неплохо смотрится. Как настоящий! Вот только рог подбирать пришлось. Эльвирочка-то о любимом не забыла, напомнила про омоложение, а что «братец» переклонировался — это ей начхать. А так — машинка нужная.

— Да, стоящая штуковина, — согласился Сатана. — Можно в серийное производство запускать. Жаль, на Баламутрию нет данных, а то бы закрутили свадьбу и без Загробштейнов. Ну, а коль прибудут гулены — пусть подстраиваются по ходу пьесы… Ладно, надеюсь, пока обойдемся писателем и невестой, а к проклятию явятся, как миленькие. И пусть благодарят судьбу, что Параситянам приглянулись, монарх срочно потребовался. Иначе, за подобную нервотрепку не миновать им райской жизни!

Шарашкина, воодушевленная тем, что ее показывают по телевидению, открыла церемонию регистрации брака.

— Дорогие Яков и Баламутрия! Вы вступаете в самую ответственную, радостную стадию жизни! Создание адской семьи — это не только незабываемый, но и налагающий определенные обязанности шаг,… - Шарашкина шпарила без шпаргалки, наизусть. — Князь Яков Загробштейн! Согласны ли Вы взять в жены Баламутрию Потустороннюю?

— Согласен! — Не задумываясь ответил Ахенэев и нежно, приязненно посмотрел на «Баламутрию».

— А Вы, согласны ли стать женой Якова Загробштейна и принять его фамилию?

— Да! — Не сводя мерцающего взгляда с Яши-Владимира Ивановича подтвердила она.

— В таком случае, обменяйтесь кольцами.

— Стоп! Стоп!! — заорал стоящий рядом с оператором режиссер. — Явная недоработка. Слава богу, что дубль…

— В чем дело? — поспешил к режиссеру Тьмовский. — Теперь-то в чем задержка?

Телевизионщик сердито махнул рукой и вытер катившийся со лба пот.

— На что он ей кольцо одевать будет? На щупалец, то есть, на щупальцу, тьфу, черт, на щупальце, что ли? А ведь такой момент снимается крупным планом!

— Так где вы раньше были? Или считаете, что Повелителю в охотку, подобно бездарному статисту красоваться на десять раз перед телекамерами? Тащите нужных размеров кольцо — быстро!!

Режиссер ойкнул и указал ассистенту на лифт. Ассистент без слов понял, что от него требуется и, скакнув к раскрывающимся дверцам, сшибся с выходящим из кабины пожилым чертом в ливрее.

С подозрением взглянув на вошедших в роль Владимира Ивановича и Эльвирочку, он просеменил к Сатане и зашептал, по всей видимости, важную информацию.

— Остановить съемку, — распорядился тихо и властно Властелин ада. — Настоящие прибыли.

Как только захлопнулась дверь уборной, Эльвирочка, не желая смущать подругу, принялась сдирать с себя грим и стягивать ненужное теперь чужое одеяние.

Тьмовский впопыхах забыл в зале «дипломат» и поэтому Владимиру Ивановичу ничего не оставалось, как поджидать истинного Якова в его обличии.

… - Не троньте меня — взорвусь! — Раздался за дверью истошный вопль.

В театральную уборную, чуть дыша, прижимая к груди туфли, ступила измученная, запыленная Баламутрия! Увидев, что посторонних нет, девушка разрыдалась и со стоном опустилась на диван.

За ней, расставив лапы и балансируя по совершенно гладкому полу, как канатоходец, вплыл Яков. На женихе буквально не было лица: белая размытая маска с отвисшей челюстью. Все говорило за то, что бес сошел сума.

— Что с тобой, «братец»? — Бросилась к нему Эльвирочка.

— Не прикасайтесь ко мне! Я — заминирован!

— Что ты буровишь? — Презрительно бросил эквилибрирующему и вибрирующему камраду Эдик. — Умнее ничего не придумал? Даже на собственной свадьбе не можешь без фокусов. Кончай дурить! Быстро приводи себя в порядок и — в зал. Из-за вас на полчаса передачу задержали…

Эдиковы слова подействовали и Яков, закрыв пасть, захлопал ресницами. Но говорить он не мог. Вместо Якова, то и дело вытирая платочком выступающие слезы, его историю поведала Баламутрия.

— Это я, дура ревнивая, во всем виновата. Хотела, как лучше, а ему, вместо «торпеды», «фаустпатрон» вшили.

Из последующего, сбивчивого рассказа Баламутрии, подтверждаемого лишь слабым мычанием жениха следовало:

Прибыв к бабушке, Яков огорошил девушку тем, что объявил о послесвадебном путешествии на Парасит, где он принимает корону монарха, а его нареченная становится, понятно, королевой. И сдуру сболтнул про разговор в посольстве об обмене дисциплинированными отрядами «камикадзе», и про сухой закон упомянул. Бабульке невеста понравилась и, зная блудливый характер внука, старуха изрекла:

— Вот что, внучок! Чтоб ты там не шлындался по ихним девкам от своей женушки-раскрасавицы, ступай к дохтуру-наркологу и вшивай себе в то место, на котором сидишь, торпеду. Соседки судачили, что она дюже хорошо на вас, кобелей, действует. А иначе проклятия от меня не дождешься. Благословлю, как ославлю…

Баламутрия поддержала бабушку и они отправились к наркологу. Откуда было знать новобрачным, что в кабинете у доктора, в другой его половине, проворачивал какие-то свои темные делишки вездесущий Охмура-сан.

Положил врач Якова на операционный стол, налепил на морду маску с изрядной дозой хлороформа, а сам вышел в соседнюю комнату. И, уже засыпая, бес услышал тихий разговор.

— Вшивай фауст-патрон, озолочу! Заодно от лишнего свидетеля поможешь избавиться. Он у меня в печенках сидит…

— Миллион геннзнаков!

— Идет!

Отошел Яков от наркоза, не поверил в услышанное — бред, мол. А когда прикрывал дверь, обернулся и — застыл: из второй комнаты выглядывает Охмура-сан и хихикает. Не поджимай свадьба — времени осталось в обрез: только-только дотопать до Идола — Охмуре не поздоровилось бы. Но — опозориться перед Повелителем… И Яков, стиснув зубы, покинул кабинет. Двинулись пешком — эскалатор отпадал… Поэтому и опоздали…

Тьмовский, выслушав рассказ, недоверчиво приложил ухо к заминированному месту и, резко отстраняясь, констатировал:

— Да, действительно. Тикает. Нетранспортабелен. Вот-вот рванет. А может и не вот-вот… Интересно, на сколько завода осталось? Владимир Иванович, идите, пожалуйста, в зал с Баламутрией. Необходимо, чтобы никто ни о чем не догадался. Вместо меня возьмите в свидетели Эльвирочку. А я — пока с Яковом займусь. Попробую разминировать. Баламутрия только теперь обратила внимание на псевдо-Якова и в испуге отшатнулась.

— Спокойненько! Спокойненько! — Привел ее в чувство Тьмовский. — Это всего лишь копия…

Прямая трансляция церемонии бракосочетания прошла без сучка и задоринки.

Шарашкина отрепетировано произвела регистрацию молодоженов и даже Баламутрия, чувствовавшая себя на первых порах несколько скованно, поддалась общему настроению праздника и, забывшись, совершенно искренне, назвала своего партнера Яшенькой.

А подошедшие после регистрации родственники: бабулька и отец Баламутрии и вовсе не заметили подмены. Больше того, бабулька покачала головой и любовно оглядывая беса, проговорила:

— Ишь, какой ты у меня прыткий, внучок! Не успел объявиться, а уже щеголь-щеголем: и переоделся и лоск навел… Давай, ужо, расцелую вас и прокляну за остатных родственников. Мамка-то совсем загордилась с этим восьмым кругом. Вот ведь беда — сын женится, а родители не могут работу оставить, совсем осупостатились. Ты им хучь сообщал?

Владимир Иванович впервые услышал о том, что у его двойника есть родители. Яков постоянно вспоминал одну бабульку, а про отца с матерью замалчивал.

— Сообщал, — односложно ответил бес-Ахенэев, но в подробности вдаваться не решился.

Ведущий богемской группы, возложив на себя обязанности тамады, вооружился микрофоном и обходил наиболее знаменитых гостей. Следом ползли телекамеры, давая крупным планом то одного, то другого поздравляющего.

А на балюстраде, декорированной под хоры, в это время шла подготовка к кульминационной сцене. Собрав певчих, поп-расстрига, размахивая здоровенным кулачищем перед носом каждого из них, давал последние наставления.

К новобрачным подошел закончивший телепоздравления Сатана.

— Ну что, писатель, финита ля комедия? Или еще погостишь? Посмотри, как твоя любимая переживает.

Ахенэев взглянул на стоящую в сторонке и всхлипывающую украдкой Эльвирочку, на общее веселье и, чтобы раз и навсегда снять камень с сердца, грустно, но вместе с тем окончательно произнес:

— Благодарю за честь, Властелин! Но, оставшись в аду, я отодвину часы земного счастья. Буду жить ожиданием Эльвирочки и работать над книгой. — Он затянулся сигаретой. В последнее время Владимира Ивановича все чаще тянуло курить.

— Значит веришь мне, писатель?

— Верю!

— Хорошо, — Повелитель ада тоже задымил трубкой, прищурился. — Мало осталось смертных, кто мне верит. Подравняли нечисть под одну гребенку. А все по его вине, — Сатана кивнул на Бессмертного, приплясывающего вокруг Далдубовского. — Мало того, что родословная загажена, бог знает, кого расселил по земным хлябям да твердям. Да и на прежнем посту столько наворочал, что эхом в церквях наверху до сих пор отдается… Ведь недаром говорят: не верь лукавым. Это о них… А ты мне доверил свое счастье. Ценю!

— Властелин! По мужски, так по мужски. Долгие проводы — лишние слезы. Переправь на Землю так, чтобы Эльвирочка не знала.

— И это одобряю. К слову: вернешься к себе, захочется вновь свидеться — выпей стакан-другой водки. Буду рад гостю. Одно плохо: обратно через реанимацию возвращаться придется… — Сатана замолчал и кивнул в сторону появившегося Тьмовского. Эдик стоял у лифта и, радостно улыбаясь, призывно махал Владимиру Ивановичу лапой.

— Ну, иди, — разрешил Повелитель. — Раз улыбается, значит разрядил Яшку. Нет, постой! На Землю отправишься сразу после проклятия новобрачных. Будь готов.

Владимир Иванович пригубил щупальце Баламутрии, раскланялся с Сатаной и, пригласив Эльвирочку следовать с ним, заторопился к Эдику.

…Лифт остановился и трое Яшиных друзей прошли в театральную уборную, по которой, пробуя походку, кособоко прошмыгивался обезвреженный Загробштейн. Каждый шаг, видимо по инерции, сопровождался выбрасыванием лап в стороны.

— Ну как, босс? Торжественная часть закончилась?

— В основном. Проклятие на твою с Баламутрией головы осталось.

— М-да, тогда отчаливаю к невесте, — Яков проковылял к вешалке, но покачнулся и, не удержав равновесия, растянулся на полу. — Вот видишь, вестибулярный аппарат пошаливает. Это после Эдикова хирургического вмешательства. А знаешь, чем он меня кромсал? — И бес указал на «скальпель».

На гримерном столике, голубея непротертым лезвием, возлежал турецкий ятаган.

— Брось придуриваться! — Обозлился на него Эдик. — Через пяток-другой минут заживет, как на собаке! Разминайся, да вали к разлюбезной. А мне еще Владимира Ивановича в божеский вид приводить надо…

Тьмовский достал «метлу» и привычно, чуть ли не наугад, защелкал кнопками. Ахенэев, как и при первом опробовании аппарата ощутил легкое головокружение и покалывание во всем теле. Он, скорее машинально, потянулся к голове и с успокоением нащупал вместо рогов густую, пышную шевелюру.

— Не сомневайся, камрад, я теперь спец по подобной электронике, владею этим веником, как ковбой кольтом. Можешь переодеваться в свое барахло, а эти — пригодятся в костюмерной.

Услышав слова Тьмовского, Яша потух лицом и спросил с надломом:

— Что, босс, уже?… А продлить командировку нельзя? — Всплеск надежды застыл в его глазах. Ахенэев подошел к действительно расстроившемуся бесу и обнял с признательностью.

— Нет, Яша. Прости, но пора отвести свою душу на землю. Обязательно дописать книгу, а может, и с Эльвирочкой остаток дней удастся прожить по земным меркам. Все зависит от Самого: при случае, напомни еще раз о просьбе… Так что, не обессудь — и он обернулся к Эдику. — Не поминайте лихом. Бодрее, камрады, не навечно расстаемся. Истечет мой срок жития в том измерении — бог знает, сколько еще отмеряно, — может, кот наплакал… Все мы там под богом ходим… А как преставлюсь, приеду на поселение к Вам. Вот тогда, в открытую поговорим и об Эдеме и об Аде. Возможно, продолжение к книге напишу. Да-а, — Владимир Иванович задумался и, не обращаясь ни к кому, пробормотал. — Нонсенс! Бог дал — черт взял!

— Эх, босс! — Больно надавил лапой на плечо фантаста Яков. — А я-то хотел тебя в восьмой круг затянуть. Что видел до этого — семечки!

— А вот там — действительно, ад!!! Уж на что крутые мужики в восьмой попадают после тысячелетнего рубежа, а и у тех шерсть дыбом встает! Как говорил Сатана: конгломерат ангелов, чертей и умных грешников! И любой из старейшин этого круга, — бес непроизвольно оглянулся. — По положению потенциально выше Повелителя!! Но — видно, пока не судьба… А за Эльвирочку не волнуйся — дождешься!

— Все, все, Яша! Прощайся и — пошли. Опять ритуал задерживаем.

Эдик пожал Ахенэеву руку и потянул упавшего духом беса к двери.

Оставшись один, Владимир Иванович апатично уселся на диван и — все ранее высверкивающие мысли слились в одну, проясненную! Жизненные коллизии?! Земля — ад… Через несколько минут он окажется в том мире, где жил раньше, встретится со своим Прошлым. И сравнение прожитых лет с окружающими лицемерами — даже друзьями и знакомыми, из которых не знаешь, кто в действительности друг, а кто — враг, с вновь обретенными товарищами, почти единомышленниками, имеющими одно, ну, максимум, два лица, оказалось не в пользу смертных. И, если Сатане отчет понравился, то не посчитают ли абсурдом сказанную им со страниц книги правду об аде на Земле?

Ахенэев почувствовал страшную тяжесть во всем теле, и громоподобный торжественный бас расстриги: «Анафема! Анафема!! Анафема!!!» — Было последним, что он услышал.

— В Большой театр ему… — Успел подумать Владимир Иванович и — провалился в какую-то жуткую, бездонную и леденящую кровь пропасть.

— Ну, наконец-то! Здоров, батенька, спать! Мы, прошлым делом засомневались, что вернетесь в грешный мир. Как спалось? — Над Ахенэевым склонился седенький благообразный старичок и, раздвинул пальцами веки, внимательно вглядывался в зрачки.

— Откуда эта зануда? Где я? — Еще не поняв, что к чему, Владимир Иванович все же плохо повинующимся языком сострил.

— Спал сном праведника, а снилось черт-те что…

Доктор убрал пальцы с глаз Ахенэева и, распрямив спину, слегка улыбнулся.

— Главное, вовремя проснуться…