— Нет, ты только погляди, и с экзекутами увязался! — Яков проводил взглядом пронесшегося на рысях грызуна.
— Куда это он, Яш? Что-то больно шустро пропылил, не по возрасту…
— Эдикова закалка! Даю лапу на отсечение, закрутил очередную поганку… Ну да узнаем…
У приемной ректора Ахенэев с чертом остановились.
Владимир Иванович глядел и не верил: точь в точь — земная приемная, где он бывал почти ежедневно.
Но еще больше изумила фантаста секретарша!
Ошибиться он никак не мог. Тот же томно-блуждающий взор, холеные наманикюренные лапки, та же прическа «Взрыв на макаронной фабрике». И хотя остро отточенные, миниатюрные рожки колоритно оттеняли внешность девицы, в остальном она ничуть не изменилась.
Владимир Иванович, повторно — бывают же совпадения — внимательно поглядел на секретаря-машинистку ректора Мафии.
Она, точно она!
История их знакомства не имела к Мафии совершенно никакого отношения, а если и имела, то чисто ассоциативно по земной территориальной принадлежности: встреча произошла неподалеку от… Министерства легкой промышленности.
И накатило прошлое…
В то время начинающий прозаик Ахенэев, сотрудник лит. консультации на ул. Воровского, беспечно шагал по блестящему, призывно расцвеченному огнями Калининскому проспекту столицы.
Выдался свободный денек и Владимир Иванович решил отвлечься от бумаготворчества, посвятить себя отдыху.
Стоял июль. Великолепный загар ножек, плеч, рук девушек, просвечивающий через ткань марлевок, притягивал, манил. А из распахнутых дверей «Валдая», «Печоры» и «Бирюсы» аппетитно пахло жареным-пареным. Да и вокруг «Метелицы» плотным заслоном толпились юнцы — любители напитков, мороженого и брейк-данса.
Ахенэев продефилировал до заведения под огромным глобусом и, едва собрался повернуть к ресторану «Арбат», как именно в этот момент в его жизнь, в мысли о съестном, вторглась мяконькая лапка.
Лапка беззастенчиво протиснулась под мужской локоть и обрела плоть легкомысленной девицы, одетой в наряд с глубокими вырезами не только спереди, но и сзади и с боков. Дива хлопнула длиннющими натушеванными ресницами и на ломаном английском прощебетала:
— Ай'м сори, сэр! Гуд ивнинг, сэр! Ай вери вонт дринкинг ин ту зэ этиз ресторанз ту ю[33].
И, оглянувшись по сторонам, с придыханием прибавила.
— Ай мэйк ю лав![34] — Она вцепилась в руку Владимира Ивановича, привстала на носки и, обдав запахом «Шанели», проворковала на ухо:
— Мени, мени лав! Андестенд[35]?
Ошарашенный Ахенэев натружено закопался в памяти, пытаясь перевести сказанное иностранкой, но, кроме общеизвестного. — Андестенд? — Понимаете? — ничего путного не вспомнил и, тупо улыбаясь, закивал головой.
— Мени лав! — Повторила незнакомка, и перейдя на чистый русский язык, вымолвила с очаровательной улыбкой.
— Ну и лопух!..
— Чте, чте? — Настроившись на иностранный лад, обескуражено спросил Владимир Иванович.
— Да ни чте! Отстегивай сто гринов и — все дела. Долларс, долларс, андестенд?
— Да нет у меня такой валюты, девушка!
Красотка сразу потухла и отступила от Ахенэева.
— Вот невезуха… — И, со слабой надеждой. — А может у тебя бундеса[36] или лиры есть?
— Нет… Только рубли…
Дева внезапно разозлилась.
— Да иди ты…, со своими рублями. Я ими могу с ног до головы обклеить…
И, увидев выходящего из «Мерседеса» респектабельного клиента, стремительно подлетела к нему.
— Эскьюз ми, сэр! — Донеслось до Владимира Ивановича.
— Ректор сегодня не принимает. Совещание. Андестэнд? — заявила девица и, не обращая внимания на посетителей, принялась лакировать ногти.
Ахенэев вышел из оцепенения: «Кровавая Мэри», ранее оскорбленное достоинство — все это сжалось в тугую пружину ненависти и решимости.
Ретивое взыграло, пружина лопнула и фантаст, рванув от избытка энергии воротник рубашки, ломанулся к резной двери ректора.
Не ожидавшая натиска, секретарша, как укушенная, скрылась под столом.
В кабинете действительно шло совещание.
— Ба! Старые знакомые! — Яша несколько раз полыхнул фотовспышкой.
Лица на самом деле оказались знакомыми. За исключением одного. Закинув ноги в кроссовках на полированный стол, в глубоком кожаном кресле восседал пышущий здоровьем, ни от мира сего, ангел. Из всех совещавшихся только он не проявил беспокойства и продолжал, как ни в чем не бывало, потягивать коричневую с золотой каемкой, сигарету.
На ректора, грызуна-распорядителя и седобородого, визит нежелательных гостей произвел впечатление отвалившегося потолка.
— Я же говорил, босс, что-то нечисто… — Черт еще раз озарил разбитых параличем вспышкой, затем покопался в кофре и, достав какой-то бланк, помахал им перед носом постепенно приходящего в себя ректора.
— Приступим!
— Что это? — Спросил у Якова Ахенэев.
— Ничего особенного. Санкция на обыск. С такими высокопоставленными грешниками приходится соблюдать все формальности. Иначе не прошибешь — бюрократы…
В одежде, отливающей всеми спектрами света, не похожий на ангела ангел отщелкнул окурок в угол и, сбросив кроссовки со стола, процедил:
— Я протестую против обыска. С ними можете делать все, что заблагорассудится, а я — персона неприкосновенная. Дипломат. Прибыл с Альдебарана. Требую связаться с консулом. Вот мои документы.
Залетный протянул Якову продолговатую книжечку в белой обложке. Ознакомившись с удостоверением, черт досадно сплюнул.
— Точно, дипломат. Но где-то я эту рожу видел. Вот, только не припомню, где…
Фантаст не знал цели обыска, но по Яшиному настрою понял — если ангел ускользнет, операция не выгорит.
— Ну-ка ты, павлин заморский! — Ахенэев набросился на опешившего представителя галактического рая. — Выворачивай карманы, не то хуже будет. Мне на твой статус начхать, я тоже нездешний! Чего вылупился, сейчас все перья пообщипаю!..
Ангел волчком закрутился на месте, не зная, что предпринять.
— Консула вызывайте! — Не совладав с эмоциями, на этот раз истошно завопил он, инстинктивно схватившись рукой за левый, заметно оттопырившийся карман.
— Я тебе такого косула выпишу, лещем называется… Вот моя верительная грамота, — и разбушевавшийся фантаст засветил ангелу по нимбу «Кодаком». — Выворачивай карманы, кому говорят… — Персону твою нон грату мять нехай[37]…