Тень дракона мелькнула за окном уже глубоким вечером, когда молодой помощник учителя Боина кружил меня по паркету музыкальной комнаты под восторженный смех внучки. Танец напоминал по ритмике вальс. Это единственное, что я знаю о нём. И то, благодаря семи классам игры на фортепиано. На этом сведения о вальсе исчерпывались.
Честно признаться, мне сейчас вообще ни на какой мысли сконцентрироваться не получалось!
Дело в том, что я увидела на постаменте, на котором, как на сцене, были выставлены музыкальные инструменты Уграса, родной спинет. Мама на таком меня учила играть! Он до сих пор стоял в нашей квартире, напоминая мне о маминой улыбке, её тонких изящных пальцах и идеально ровной спине. Моя мама была пианисткой. Она играла так проникновенно! Я не смогла устоять и уговорила отдать меня на уроки музыки, хотя мама пыталась отговорить от этого. Слишком мало зарабатывала мамочка в консерватории, а папы к этому времени уже не стало. Он погиб в Афганистане, когда мне исполнилось двенадцать лет. Я до сих пор помню, как папа смотрел на маму в моменты её игры. Мне всегда хотелось, чтобы на меня смотрели так же. Хотелось увидеть хоть в ком-то такое же восхищение, которое отражалось в папиных глазах.
Роман, мой бывший муж, не любил музыку. Он в принципе, кроме денег, мало что любил. Сейчас я даже себя не понимаю. Зачем вышла за него замуж? Любила ли вообще? И если «да», то за что?
Тряхнув головой, снова посмотрела на местный аналог фортепиано.
Агата сидела на банкетке, хлопая в ладоши точно в такт.
Я хотела научить внучку играть на нашем спинете. Она у меня очень музыкальная девочка! Когда я только поднимала крышку, Агата сразу бежала проситься на ручки. Соня была другой. Хотя… это даже не её вина.
«Я была другой. На спинете фактически не играла. Тонула в работе, пытаясь обеспечить дочь всем и сразу! А теперь спинет некому и от пыли протереть… — странно, но осознание этого вызвало такую печаль, что дышать трудно стало. — За дочерью не плакала, когда попала сюда, а за каким-то инструментом готова разрыдаться!»
— Простите, — остановилась я, как вкопанная, на кульминации танца. — Опустила руки и сделала три шага назад. — Я устала. Дайте десять минут…
— Но мы только начали, — удивился помощник господина Боина.
— Хорошо, — кивнул внимательный учитель, останавливая помощника, тронув его за плечо.
Я подошла к Агате и присела рядышком, быстро моргая.
«Не хватало тут разрыдаться!!»
— Бабушшшка, — старательно протянула Агата, хвастаясь успешным произношением. — Ты видишшшшь? Тут тожже ешть пианино. Шыграешь? Про снежжжжинку?
Улыбаясь сквозь слёзы, коснулась кончика своего носа. Слишком уж запекло от эмоций.
— Ты умеешь играть, милая? — оживилась леди Аннет. — А говорила, что бухгалтером работала.
— Моя мама была концертмейстером, — ответила спокойно, стараясь не показать печали. Я перевела вгляд на Агату. — Сыграю, если споёшь песню сама…
Агата хоть и была девочкой трёх лет, но мои труды не проходили даром. Малышка хватала знания, впитывая как губка. Взрослую песню про снежинку, которая прежде всего была олицетворением глупой молодой девочки, летящей во взрослую жизнь, знала наизусть. Хоть композиция была совершенно не по возрасту, но Агата очень часто просила спеть именно её, мурлыкая тихонько в сторонке. Замечу без доли скромности, моя внучка обещала стать весьма талантливой певуньей… как её прабабушка.
— Спою! — уверенно захлопала Агатуля в ладоши, совершенно не смущаясь взрослых. — Только ты мне помоги…
Я усмехнулась, поворачиваясь к инструменту.
— Хорошо. Хитрюша.
Подняв крышку, восхитилась цветом белых клавиш. Они блестели, как посыпанное бриллиантовой крошкой серебро. Но самое главное — счастье разлилось тёплым мёдом внутри! Виной тому расположение гамм! Оно было полностью идентичным с музыкальным рядом клавиш земного фортепиано. Скорее всего, наши иномиряне оставили свой след в музыке Уграса. Это осознание теплом отозвалось в душе.
В песне «Снежинка» группы «Сундук» была довольно простая гармония. А начало так вообще состояло из начальной ноты трезвучий.
Подмигнув внучке, заиграла вступление.
Агата занервничала, оценив количество подошедших к фортепиано слушателей. Я помогла ей начать:
— «Средь сотни подобных, средь сотни холодных она танцевала… одна».
Голос Агаты дрожал, но с моей поддержкой внучка очень быстро перестала смущаться, уходя в музыку. Даже выпрямилась, гордо расправив плечики. Половину слов проглатывала, конечно, но для трёх лет даже такое подпевание — это круто!
— «Летай, девочка и смейся каждому движению, как во сне…»
Леди Анна с блестящими от слёз глазами слушала наше непрофессиональное мурлыканье. Учителю танцев, судя по всему, песня тоже понравилась, как и его ученику, смотрящему на меня, как на восьмое чудо света.
Когда закончился припев, я выпрямилась, переходя к арпеджио.
Смотрела на Агату и ловила себя на мысли:
«Я как будто в детство вернулась… только смотрю теперь не детскими глазами, а глазами своей мамы…»
— «Конечно, конечна её жизнь беспечная… красива, но так коротка…»
Это была светлая грусть, но почему же так больно?
— «Летай, девочка, и помни, как порой обманчива высота…» — когда слова закончились, я заиграла громко целыми трезвучиями, и музыкальная комната будто задрожала, заражаясь моим настроением.
Агата охнула, но леди Аннет тихо шикнула на неё.
Больше я ничего не услышала, сбрасывая с себя болезненную грусть через игру. Даже похолодевшие пальцы не мешали выплеснуть в музыку из глубин души чувства, которыми меня затопили воспоминания о моём прошлом.
Джон Леннон был прав, говоря: «Всё, что отнимает жизнь, возвращает музыка».
Когда доиграла и оторвала взгляд от серебристых клавиш, открыла рот от удивления.
Вся музыкальная комната была припорошена снегом!
— Бабушшшшка! Ты — снежная фея! — подпрыгнула Агата, заливисто хохоча.
Леди Аннет с улыбкой кивала, поглаживая мою Агату по кудряшкам.
Поднявшись с банкетки, нервно хмыкнула, но тут же застыла, заметив силуэт у дверей.
На пороге музыкальной комнаты стоял Дарий.
Дракон смотрел на меня… как папа смотрел на мою маму.