Провинциальная история

Глава 5 О страстях сердечных и жизненных обстоятельствах

Из окна верховный маг города Канопень выползал задом, потому как магия магией, а осторожность еще никому не помешала. Нога нащупала виноградную лозу, которая под весом Ежи опасно натянулась и захрустела. Посыпались камушки, предупреждая, что лоза не так и прочна.

— Что ты там возишься? — свистящим шепотом поинтересовалась боярыня Подольская, особа выдающихся достоинств, которые успел оценить не один лишь Подольский, правда, сам он о том не ведал, всецело убежденный в том, что Боги послали супругу ему кроткую и прекрасную. — Скоро Гашечек вернется.

Она присела на подоконник, одною рученькой придерживая края кружевной накидки, а другою — зеркальце на длинной ручке. Зеркальце прекрасная Елена, из-за которой в позапрошлом году в городе состоялись три дуэли и два мордобития, а в этом с точностью до наоборот, держала на вытянутой руке, поворачивая то влево, то вправо.

Оттопырив языком щеку, она слегка нахмурилась. Показалось, что на белоснежной идеальной коже появилась крохотная морщинка.

— Я… спускаюсь, — честно сказал Ежи, мысленно пообещав себе, что в следующий раз найдет любовницу если и не замужнюю, то всяко такую, которая обретается в одноэтажном особняке. Или хотя бы на втором… не выше второго.

Нет, вид из башни, в которой обреталась боярыня, открывался пречудеснейший, но вот что касается остального…

— Слышала, что в городе ведьма объявилась, — Елена оттянула другую щеку, затем задрала голову, потрогала пальцами нежное горлышко, убеждаясь, что уж на нем-то кожа осталась прежнею, мягкою и без морщин.

Ежи перебрался на другую ветку, подумавши, что прошлым разом эти самые ветки выглядели куда как более прочными. Теперь будто расшатались. Вон, одна даже обвисла.

— Слухи, — пропыхтел он, стараясь не обращать внимание на курлыканье голубей.

Голуби обретались тут же, на чердаке, и Елена уверяла, что голоса их действуют на нее успокаивающе. Супруг верил. И в голубей, и в тонкость натуры, требовавшей уединения, и в то, что оное уединение способствует сохранению брака. Глядя на самого боярина Подольского, человека в высшей степени достойного и царству полезного, однако при всем том ни статью, ни обличьем прекрасной супруге не соответствовавшего, Ежи верил. В то, что сохранности брака касается.

— А если правда? И ты можешь спускаться как-то… побыстрее?

— Куда уж быстрее.

Ветки приходилось нащупывать, притом надеясь, что они в достаточной мере прочны, да и в стены каменные вросли крепко. Меж тем в рот и нос лезли листья, по шее пробежало что-то мелкое и быстрое, а еще Ежи, кажется, умудрился вляпаться в паутину.

Он с детства терпеть не мог пауков.

— Еще быстрее, — раздраженно произнесла Елена и зеркальцем помахала. — Ты меня компрометируешь!

— Извини…

…а ведь в первый раз он карабкался по этому вот винограду, изнывая от страсти. Сердце колотилось, руки дрожали, в голове же крутилось, что вот она, любовь. Пришла, настигла… опалила взглядом. Кажется, так принято было писать в дамских альбомах.

Альбом у Елены тоже имелся.

Его она и поднесла при первой встрече, стесняясь и робея, не смея обратиться с просьбой, и тогда-то Ежи, оставляя в альбоме какой-то глупый стишок из книги «Истинных кавалеров», выученный аккурат для подобного случая, ощутил в груди томление.

Потом были случайные встречи.

Короткие беседы.

И намеки.

Игра, доставлявшая удовольствие обоим, напомнившая о тех, полузабытых временах, когда Ежи был еще не верховным магом в захудалом провинциальном городке, но обыкновенным студентом, в меру одаренным, в меру перспективным. Перспективы остались в прошлом, как и те, столичные романы, но…

— Если Гашечек со мною разведется, ты должен будешь жениться, — заметила Елена, и в темных очах ее блеснуло что-то такое, донельзя предвкушающее, заставившее Ежи поторопиться.

К браку он готов не был.

Категорически.

И потому, когда очередная ветка треснула-таки, он лишь выругался. Сквозь зубы. И дал себе слово, что более никогда в жизни… найдет любовницу из простых. Снимет дом. Обставит. Будет навещать трижды в неделю по согласовенному расписанию, как это ныне принято. Может, никаких страстей, зато и сам целее будешь…

…вспомнилось вдруг, что при всей своей неказистости господин Подольский славился меткостью и характером резким, нетерпимым.

Служил опять же.

Поговаривали, что и воевал.

На винограде стало совсем неуютно.

— Дорогой, — Елена отложила-таки зеркальце и наклонилась, легши на подоконник, помахала ручкой. — Если ведьма настоящая, ты ведь скажешь?

— Всенепременно, — Ежи чувствовал, что земля уже близко, однако врожденное благоразумие мешало ему просто разжать руки и спрыгнуть.

— Только обязательно скажи… мне вот Фроська клялась, что будто бы настоящая.

— Ну, если Фроська…

— Она на рынок ходила, а там говорят, что настоящее некуда.

— Конечно, им оно виднее…

— И что живет она в лесу… в темном-темном лесу… только там, наверное, не очень удобно. Как ты думаешь?

Ежи не думал, Ежи пытался понять, сколько ему еще до земли осталось. И надо ли прыгать?

Мало ли… там, помнится, розовые кусты росли, аккурат под башней, здоровенные, с колючками, которые и зачарованную ткань пробивали с ужасающей легкостью.

— И если так, то, может, предложить ей денег? Чтобы нормальный дом сняла… хотя кто сдаст ведьме? Или все-таки сдадут… главное, если услугу оказать, то и она проникнется.

— Наверное.

— Но только если настоящая…

— Конечно.

— Ты ведь узнаешь?

— Об… — нога соскользнула, и ветви затрещали, заставив мысленно проклясть все и вся, включая эту несуществующую ведьму, о которой, правда, Ежи в Ковен отписался.

На всякий случай.

— Обязательно, — сказал он, когда получилось выправить положение.

— Тогда до встречи? — Елена послала воздушный поцелуй.

И окошко закрылось.

Вот… ведьма.

Спуститься Ежи спустился, даже умудрился не угодить в колючки. Меж тем небо решило то ли сжалиться над ним, то ли наоборот, поиздеваться, спрятавши луну за облаками. Стало темно и неуютно.

— Твою ж…

— А нечего лезть было, — философски ответила темнота. — Что, лестницы нормальной нет?

— Прошу прощения…

Пальцы сами собой сложились отворотным знаком, а вторая рука к револьверу потянулась. Правда, после Ежи вспомнил, что упомянутый револьвер остался дома, в коробке, ибо как-то… невместно, что ли, на свидания да с револьвером ходить.

— Бросьте, господин маг, — что-то щелкнуло, и тьму осветило робкое пламя. — Я уже замаялся вас ждать.

— Господин… Подольский?

Он самый.

Стоит.

Усмехается. Ежи разглядывает. Держит в одной руке револьвер, а в другой — фонарь… и вот как—то сразу нехорошо стало в саду. Неуютно.

— Извините, — Ежи не знал, что еще принято говорить в подобных ситуациях.

Точно дом купит.

И любовницу по договору. То есть не купит, а наймет. Из простых. И незамужних. И…

— Спокойно, — Гашек Подольский револьвер убрал и указал куда-то в сад. — Вы не будете возражать, если мы немного прогуляемся? А то ноги затекли…

— Вы…

— Опасаться вам нечего.

Вот тут у Ежи имелись некоторые опасения, но их он благоразумно оставил при себе. Отряхнулся, смахнул с шеи то мелкое, что по ней ползало, раздражая и пробуждая в организме совсем уж нелепые детские страхи. И паутину стер.

И вовсе попытался сделать вид, что этакие вот ночные прогулки — дело самое обыкновенное.

— Отойдем, а то еще Элен выглянет…

Он именовал супругу именно так, на западный манер, что ей весьма даже льстило.

— …не стоит ее смущать.

— Так вы… в курсе?

— С самого начала, — револьвер господин Подольский убрал за пояс. — Элен столь же прелестна, сколь легкомысленна, но что поделаешь… я люблю ее. По-своему.

— Ага.

Луна вновь выглянула, освещая сад. Газоны казались темными, а вот цветочницы, напротив, белели, в чем Ежи виделось нечто донельзя зловещее.

— Так уж вышло, что я… говорить мне о том неприятно, но вы слывете человеком разумным, да и в сплетнях замечены не были. Так вот, у меня не может быть детей.

Он шел, заложив руки за спину, и отнюдь не по дорожке. Ежи тоже пришлось свернуть. Влажно чавкала земля под ногами, пахло травой и летом.

— Предупреждая ваш вопрос. Я обращался к целителям. И к ведьмам тоже. И те, и другие были честны. К сожалению… мое бурное прошлое, война и та сила, с которой я вынужден был столкнуться… последствия необратимы. Мне сложно о том говорить.

— Прошу прощения, что…

— Но мне необходимо, чтобы вы выслушали и поняли. Так вот, наследник мне нужен. Род не должен прерваться. И я решил, что если уж придется иметь дело с чужим ребенком, то пусть это будет ребенок хороших кровей.

— С родословной? — не удержался Ежи.

— Именно! — его замечание было принято весьма благосклонно. — Нельзя ждать, что от крестьянской кобылы родиться харезмский скакун, а потому я подошел к делу с толком. Я выбрал женщину из хорошего рода, красивую, пусть и не особо умную, но с характером и слабым даром.

— И разрешили ей завести любовника?

— У нас с Элен договоренность.

— То есть она…

Ежи почувствовал себя болваном. Выходит…

— Вы уж простите ее за это представление, — господин Подольский усмехнулся. — Женщина… да и бабка у нее ведьмой была, пусть и говорят, что ведьмин дар по наследству не передается, но согласитесь, есть в Элен что-то такое… вот…

Он щелкнул пальцами.

А Ежи согласился.

Есть.

— А меня вы выбрали… на роль отца?

Быть отцом Ежи категорически не собирался. Однако чувствовал, что возражать уже поздно.

— Вы лучшее, что есть в этом городишке. Маг с проявленным даром, довольно ярко выраженным… право слово, даже не знаю, кому вы там, в столице, не угодили, если вас по сей день здесь держат. Но не важно. Главное, происхождение у вас отменное…

…и родословная имеется, пусть не как у харезмского жеребца, но мало меньше.

— …здоровье хорошее. Собою вы миловидны.

— Спасибо.

— Пожалуйста. Вы, как и многие люди, которых Боги одарили щедро, просто и близко не представляете, насколько вам приходится легче. И насколько сложнее жить тем, кто, как я, нехорош. Нет, я не хочу, чтобы мой сын испытал на себе те же… неприятности, с которыми довелось в свое время столкнуться мне.

— Сын, стало быть… а если дочь?

А ведь они и похожи. То есть не внешне, конечно, ибо сам Подольский невысок, сутуловат, и носат чрезмерно. Этот его длинный клювообразный нос выделяется так, что поневоле смотришь лишь на него. Но… цвет глаз.

Цвет волос.

— Сын. Я о том позаботился… у ведьм есть особые амулеты.

— И… что вам еще от меня нужно?

— Официальное отречение, — спокойно произнес господин Подольский. — Не сомневаюсь, что сейчас вы смущены и, вероятно, возмущены. И ребенка вовсе не желаете. Вы с готовностью отдадите его мне, но это сейчас. Никто не знает, как все изменится через год или два, или пять, или десять, а потому я хотел бы иметь гарантию, что вы не станете докучать моему сыну. Что не объявитесь однажды, желая заявить о своем родстве.

В его словах был здравый смысл, но…

— Вы могли просто уехать. Вы ведь собираетесь уехать, верно?

— На этой неделе. И да, возвращаться в ближайшее время мы не станем, но… мало ли. Я предпочитаю действовать прямо. Опыт подсказывает, что тайны, оставленные в прошлом, имеют свойство открываться в самый неподходящий момент. А потому я надеюсь, что здесь и сейчас мы с вами договоримся…

— А если нет?

— Договоримся, — улыбка господина Подольского была слегка кривоватой и преисполненной столь искреннего дружелюбия, что мурашки по спине побежали. — Вы ведь разумный человек…

Это да, разумным Ежи себя считал, но, получается, не настолько?

— В свою очередь, если вы переживаете о том, что будет с Элен и ребенком, то могу поклясться, что буду относиться к нему, как к своему сыну, которым, собственно говоря, его и считаю. Что ни словом, ни делом, ни каким-либо иным способом не причиню ему вреда. Что выращу и воспитаю достойным человеком…

Он был искренен.

И от этой искренности стало дурно. И самому себе Ежи вдруг показался… ничтожным? Глупым пустым человеком, который только и способен, что складывать самолетики из доносов да по чужим женам гулять? Смог бы он вот так…

Никогда.

А ведь и вправду он подавал надежды. И пусть не сказать, чтобы был сильнейшим и умнейшим, но многого мог бы достичь. И может… и почему, когда случилось так, что перестал быть интересен «Вестник мага» с его научными статьями?

Ведь прежде мечталось, что однажды и собственная, за авторством Ежи, выйдет.

Идеи были.

Наработки.

Когда он их забросил, сперва отложивши на денек, а после… после день превратился в два, а там… он, кажется, если и заглянет в те свои записки, то сумеет ли вообще понять их?

— Вы хотите клятву или бумаги? — голос дрогнул.

— И то, и другое, если возможно, — Гашек чуть склонил голову и усмехнулся. — Не казните себя. Просто вы еще молоды и думаете не о том.

— Клятву я принесу, а бумаги…

— Я взял на себя смелость подготовить их.

Отчего-то это не удивило.

— Постойте, — Ежи потер переносицу. — Я хотел бы… вы сами говорите, что случиться может всякое. В том числе и с вами. Жениться и воспитывать ребенка я и вправду не готов.

Почему-то после этих слов стало мерзко, будто он, Ежи, в чем-то и перед кем-то виноват.

— Но у меня есть деньги…

Прозвучало донельзя жалко.

— Возможно, не так и много, но…

— Вы бы хотели оставить некоторую сумму в банке? На счету? На случай… непредвиденных обстоятельств? — смеяться господин Подольский не стал. — Поверьте, в этом нет необходимости, но если вы желаете…

— Желаю, — твердо произнес Ежи.

— В таком случае благодарю.

— И… если вдруг вам нужна будет помощь… магического толка… дар у меня и вправду не сказать, чтобы велик. Однако кое-какие возможности есть. И связи. Да и семья…

— Конечно.

Он помолчал несколько мгновений, после чего добавил:

— Я рад, что выбрал именно вас… не знаю, передается ли с кровью порядочность, но буду надеяться и на это.

Вот в собственной порядочности Ежи сомневался.

Вернувшись домой он долго перебирал бумаги, большею частью пустые, с обрывками стихов, правильно-угодливых, наполненных розами и лучезарными улыбками, потом отыскал-таки папку со старыми чертежами, перебрал их и, сложивши, вернул на место.

Папку сунул под подушку, да так и лежал до самого утра, разглядывая потолок и пытаясь понять, как и когда стал частью этого вот болота. И как ему из оного выбраться.

…учебники, что ли, запросить за старшие курсы?

Наставнику отписаться или… заняться хоть чем-нибудь? Знать бы ещё чем…