Провинциальная история

Глава 53 Где наступает ночь и принимаются решения

Стася смотрела в окно.

За окном была темень, которую изредка разбавляли искры. Те плясали, кружились, но и только. Стася приложила ладонь к стеклу.

Холодное.

— Я не хочу никуда ехать… — сказала она, чувствуя, что за спиной стало холодно. — Мне это… не нравится.

— Мне тоже, — Евдоким Афанасьевич остановился возле другого окна. — Однако…

— Придется?

Он склонил голову.

— Но зачем? У меня ведь нет этого… узора.

— Пока нет.

Прикосновение духа было ледяным, и Стасе пришлось сделать усилие, чтобы не одернуть руку. Кожа её побелела, а на ней…

Быть того не может!

Нет.

Темные нити узора проявлялись медленно и так же медленно исчезали.

— Но днем же… днем не было! Он ведь хорошо смотрел… и не просто глазами, как я полагаю?! — Стася потерла запястье, с облегчением глядя, как рисунок растворяется.

— Не было. И не будет. Завтра. Послезавтра… может, неделю или месяц, уж не знаю, сколько времени понадобится тебе, чтобы сполна принять родовую силу, — Евдоким Афанасьевич руки сцепил за спиной.

А посох его исчез.

И выглядел дух…

— Это потому что я… получается, что я все-таки…

— Моя внучка? Или правнучка? Или… не знаю, полагаю, что время в разных мирах может идти по-разному. Но ты крови Волковых, деточка. В том нет сомнений и никогда-то и не было.

— Никогда?

— Неужто ты думаешь, что я настолько плохой маг, что не сумел бы защитить свой дом от гостей? Нет, ты пришла и осталась. Тебя приняли… — он коснулся стены. — А стало быть, ты в своем праве.

В своем праве…

Стася сглотнула. Нет, если посмотреть вот так… если… это хоть какое-то объяснение. Логическое. И многое становится понятным.

— Мама… она ничего не говорила. И бабушка тоже ничего… и может, они сами не знали?

— Может.

— Или просто… там, в моем мире, не верят в магию. Её нет. И зачем говорить о том, чего нет?

Евдоким Афанасьевич склонил голову, признавая Стасину правоту.

— Но… почему… — она повернула руку.

И боярин тяжко вздохнул.

— Все… непросто. Теперь я понимаю, отчего Ладушка решилась. Я бы и вправду не отступился. Как и он. Началась бы война. Многие из старых родов поддержали бы меня, не из сочувствия, но потому что увидели бы возможность вернуть прежние порядки. Государь тоже не упустил бы случая. Многие бы погибли. Что до дитяти, то… по нашим законам дитя принадлежит роду мужа. Стало быть…

…ребенка пришлось бы отдать.

А как отдать? И самой остаться в клетке… или проще согласиться на все условия? Расстаться и со свободой, с силой, принять ту безумную любовь мужа, которая хуже ненависти?

Стасе жаль.

Их всех.

И себя тоже.

— Умррр, — прогудел Бес, отвлекшись от окна. Ему тоже нравились искры. Он даже поймал пару, но отпустил, чтобы поймать вновь.

Искры играли с ним.

— Полагаю, что все же кровь твоя изрядно разбавлена иной. Да и сама ты… мир сменить посложнее, чем платье. Прошлый отпустить должен. Нынешний — принять. И дело то не быстрое. Я так думаю.

Стася погладила кота.

Стало легче.

И вправду… сколько она цеплялась за то свое прошлое? И память, и вещи… и надежда вернуться, которая таяла-таяла и истаяла.

— Но постепенно ты принимаешь силу Ладушки. И наследство Волковых, а с ним — и долги.

— Даже те, которые сама не делала?

— Даже их, — подтвердил Евдоким Афанасьевич. — Так уж повелось от начала времен.

— И… отказаться никак?

Пусть мысль об этом отказе до боли неприятна. Она, Стася, сроднилась и с домом, и с лесом и… с духом покойного… кого? Прапрадеда, выходит?

Тот лишь руками развел.

— Хорошо, — Стася выдохнула и улыбнулась. — Стало быть, теперь я… Волкова?

— Стало быть, Волкова…

— И… мне придется выйти замуж?

Перспектива вдохновляла слабо. То есть совершенно не вдохновляла. Во-первых, замуж не хотелось. Во-вторых, особенно активно не хотелось замуж за одного конкретного княжича.

— Не уверен, что это поможет.

— В смысле?

— Мне нужно взглянуть на договор.

— А он есть?

— Само собою. Обряд не совершить без… не совсем, чтобы бумаги, — Евдоким Афанасьевич поморщился. — Обряды подобного толку весьма сложны. И многое может пойти не так, но… коль иного варианта не останется, то… да.

— А… если я откажусь?

То, что выйти замуж за другого кого у неё не получится, Стася уже поняла. И не то чтобы планы имелись, но… она и без замужа проживет.

Она без замужа даже привыкла.

— Княжич погибнет. Полагаю, весьма скоро, уж больно узор яркий. А поелику он последний в своем роду, то заклятье перекинется на тебя.

А вот этого Стасе совсем не хотелось.

— Если же… выйти замуж и потом развестись?

Помнится, сам жених не горел желанием жить со Стасей в любви и согласии до самое смерти.

— Не знаю. Мне надобно взглянуть на тот договор. И на место, где проводили обряд… да и вовсе… не хочу оставлять тебя без присмотру. Один раз я уже доверился ведьмам.

— А вы… сможете? Поехать?

Евдоким Афанасьевич странно усмехнулся, склонил голову и сказал:

— Смогу… если не сам, то найдется, кому помочь… да… никогда не знаешь, где обретешь, а где… ты, девонька, не беспокойся. Ложись, отдыхай, утро вечера всяко мудренее.

И Стася спорить не стала.

Все одно в сидении подле окошка не было никакого смысла. А поспать следовало. Что-то подсказывало, что завтрашний день будет мало лучше сегодняшнего. Стоило опуститься на пуховую перину и закрыть глаза, как Стася провалилась в сон. И сон этот был светлым да ясным.

— Стало быть, домой вернулась? — спросили её во сне. И Стася согласилась.

Вернулась.

Именно что вернулась. Домой.

Женщина, которая вопрос задала, глядела на Стасю ласково, с улыбкою. И сперва Стася даже приняла её за бабушку, но после сообразила, что ошибается. Да и наряд на женщине был… не таким.

Так в царской России одевались.

Кажется.

— Ты Лада?

— А ты моя праправнучка?

— Выходит, что так… — Стася протянула руку, желая коснуться этой женщине. И та протянула руку в ответ. Пальцы её были теплы.

Горячи.

— Бери, — сказали Стасе серьезно. — А то не отпускает… уйти-то я ушла, да только силу с собой прихватила. В вашем же мире толку от неё было мало, а девать некуда…

Пальцы окутались искрами.

Искры эти ползли по руке, зажигая её. Но Стася смотрела на пламя без страха, с удивлением, пожалуй, и еще восторгом. Вот уже загорелась не только рука, сама она, Стася, вспыхнула.

— Спасибо…

— Не спеши благодарить, — покачала головой Лада. — Что тут, что там сила — это… не всегда благо.

Стася поняла.

Но…

Огонь кипел, гулял, требовал движения и она, Стася, закружилась, не способная справиться с этим вот желанием. От смеха весь хрупкий мир зазвенел.

— Какая же ты…

— Какая?

— Я такой была, — Лада глядела с улыбкой.

— И… ушла?

— Ушла.

— Сбежала?

— Тогда мне казалось, что иного выхода нет.

— А потом?

— Потом… потом было многое, но… я лишь жалею, что не успела сказать батюшке, как люблю его. И что он там остался. Но тут бы ему пришлось куда тяжелее, чем мне.

— Я передам, — Стася остановилась.

— Спасибо.

— И… что другое?

— Нет, — Лада покачала головой. — Просто будь осторожнее, девонька. И помни, что никому-то нельзя верить…

— Совсем никому?

— Котикам, — губы Лады растянулись в улыбке. — Котикам верить определенно можно…

…Ежи осторожно коснулся мертвеца, который от прикосновения этого, против опаски, не рассыпался прахом. Да и на ощупь оказался вполне себе крепким.

— Вы уверены? — в который раз осведомился он.

— Режь уже давай! — с немалым раздражением ответил Евдоким Афанасьевич. — Ведьмак ты или кто?

— Самому бы понять, — проворчал Ежи, примеряясь, как резать палец. Все-таки прежде ему не доводилось… то есть в Анатомическом театре он присутствовал, ибо основы целительства читались общим курсом, но смотреть — одно, а покойников мучить — совсем другое.

Тем паче под раздраженным взглядом души.

— Любой сойдет?

— Любой, любой… да ему не больно!

— А вам?

— И мне не больно, — Евдоким Афанасьевич перехватил посох, и что-то такое было в простом его движении, что заставило Ежи повернуться к мертвецу.

Палец хрустнул и отвалился.

— Вот и молодец, а то…

Ежи очень сомневался относительно собственной молодцовости, но отрезанный палец поместил в фиал, благо имелись тут пустые, в том числе из горного хрусталя. Подумав, бросил внутрь самый черный из камней, который буквально просился, чтоб его сунули к пальцу.

Евдоким Афанасьевич, коли и имел возражения, благоразумно оставил их при себе.

— Отлично.

— А… с остальным что?

— С остальным… пожалуй, сделай еще пару штук, — дух указал на фиалы. — На всякий случай.

Со вторым получилось проще, не говоря уже о последующих, но… стоило сотворить пятый, кажется, фиал, как тело дрогнуло и осыпалось кучкой пепла.

— Извините, — сказал Ежи, когда Евдоким Афанасьевич воззарился на него. — Это не я!

— Ты, — возразил дух. — Но и ладно, не стоит оставлять… этакое, а то мало ли.

Ежи ничего не понял, но кивнул.

— Камни с собой возьми. Деньги. И украшения тоже. Негоже княгине Волковой без драгоценностей.

— А…

— Она сама пока не больно-то понимает, во что ввязалась. Не будем пугать.

Ежи согласился, что пугать и без того растерянную ведьму — занятие дурное. Благо, пример имелся рядом… и этот самый пример как-то вот надлежало до Китежа доставить.

Лучше в спящем состоянии.

А то ведь…

— Я отпишу знакомому, чтобы дом снял, — Ежи послушно открыл дверь, на которую ему указали.

— Не стоит, у Волковых свой имелся. Хотя… не уверен, что он в должном состоянии, но поправим…

Сказал он это тоном, не терпящим возражений.

— А теперь вон ту… да, поднеси мой палец. Именно…

В стене, показавшейся на первый взгляд гладкою, проступила дверца, которая, стоило прикоснуться к ней хрустальным бочком фиала, взяла и отворилась.

За дверью же…

— Эту бери… и вот ту… ага…

— А не боитесь, что я возьму и исчезну? — осведомился Ежи, снимая одну шкатулку за другой. Шкатулки были весьма даже увесистыми. Под крышки не заглядывал.

— Ну-ну, — дух лишь хмыкнул насмешливо. — И куда?

— Понятия не имею, — Ежи поставил ношу на пол. — Может, проще чеком?

— Счет тоже имеется, но, боюсь, могут возникнуть некоторые сложности. За столько лет, полагаю, банковский дом сроднился с мыслью, что деньги сии более ничейные, так что… разберемся. Так, на первое время хватит. А там как-нибудь да обживетесь.

Шкатулки Ежи поставил на стол.

Откинул крышку. Хмыкнул. И закрыл…

— Ей надо сказать.

— Вот и скажешь, — Евдоким Афанасьевич дал свое дозволение. — Только… не спеши. Вокруг неё много появится… всяких.

Это Ежи понимал распрекрасно.

Как и то, что его собственное место… кто он? Уже даже не Верховный маг заштатного городишки, ибо письмо с прошением об отставке отправлено. Вот и получается…

Дерьмо получается.

Рыжий Зверь потерся о ногу, утешая. Ежи даже утешился… почти. И подхватив кота на руки, сказал:

— Мне на болото еще вернуться нужно будет… а там…

…книга.

И камни драконьи. Сила, с которою Ежи сладит. Непременно сладит, ибо… что там бабка говорила про ведьмаков? Своего они не упустят.

Ежи и не собирается.

— Главное, не повтори чужих ошибок, — Евдоким Афанасьевич глядел не строго, скорее печально.

— Я… постараюсь.