ПРИЛОЖЕНИЕ 2 ПРИГОРШНЯ ШЕПЧУЩИХ СКАЗОК

сказки для детей, которые-дети;

для детей, которые-взрослые;

и для детей, которые-совсем-совсем старички

РАДОСТЬ

радость вышла из дверей.

вот: на пороге она обернулась, за собой поманила, есть ли кому идти?

…из-за дверных просторов выплыло облачко сигаретного дыма,

не оглядываясь, не озираясь

МЕДНАЯ ПУГОВИЦА

— я солнце! я солнце! — воскликнула медная пуговица.

и была в её голосе радость, и были в её голосе гордость и трепетание.

— ну уж, прямо-таки и солнце, — насмешливо усомнился кто-то из её знакомых. — вот уж хватила так хватила!

— ай и зачудила! ай и молодец!.. — подхватил другой знакомый. — не всякий сподобится!., вот-так-так…

раздались смешки, хохот, бульканье и клекотанье.

…и за всем этим весёлым и несомненно лакомым времяпрепровождением никто не удосужился заметить:

вот уже две минуты медная пуговица сияла в небесах и согревала своими лучами всех-всех-всех! всех, кто только в этом нуждался, кто не мог без этого обойтись


Я и Я

старый красивый человек на ладони моей, вот он: сидит, не шелохнётся… руками колени обхватил и смотрит в даль, что ему в этом? зачем ему эта даль? я стараюсь не шевелить рукой, — а вдруг спугну…?., а вдруг уроню, и он, такой маленький, упав с такой большой

высоты — разобьётся вдребезги? и рука — подрагивая,

тяжелея — начинает отекать.

…а вслед за рукой — тело: от головы — вниз, от ног — вверх; я весь отекаю тонким сверкающим ручейком, стекаю в неподвижную ладонь… вот: передо мной — даль, она желанна, как вдох и бесконечна, как выдох; дышу я далью или смотрю в неё — поди разбери!..прочно сижу, и ладонь подо мной тепла, и нет боязни упасть.

о, ни что не тревожит меня! — так надёжно, так близко мне здесь, на этой ладони


ХОЛМ

бункер, накрывшцем бункера — холм, холм дышит; холм весь зарос травами: пижма, полынь, лебеда, репейник… только на самой маковке — костровище, плешь для пламени…

я сижу возле костра, я смотрю туда, — далеко, — на дорогу, по которой в детстве ходил к горизонту: я по-прежнему иду по этой дороге, и ноги мои в царапинах и грязи, и взгляд воспалён…, и на обочинах — по-прежнему! — стоят в обильном числе машины и люди, — пожимают плечами, усмехаются, указывают на меня чисто вымытыми твёрдыми пальцами, прямыми, как язык стрелы…я так и не понял толком, что же им от меня нужно; что им?., странные такие… не обращаю внимания, иду. горизонт всё ближе.

— эй, малыш!.. — кричу я с холма.

я оборачиваюсь и машу себе — сидящему у костра — рукой.

— эй!

дальше мы идём вместе

КАПЕЛЬКА РОСЫ

жил на свете человек, который мечтал быть капелькой росы, мечтал он об этом с самого детства и, будучи малышом, часто говорил окружавшим его взрослым:

— вот подрасту, и — буду…!

— кем будешь? — спрашивали его взрослые.

— конечно же капелькой росы, кем же ещё!

и пока человек рос, его мечта становилась всё ярче, отчётливей, необходимей (как и у каждого из нас…), и, как каждый из нас, — он стеснялся её перед другими…, он боялся её перед самим собой…

но исчезали и стеснение и боязнь, когда мечта становилась желанной нестерпимо, — тогда человек запирался в ванной, садился на пол и плакал навзрыд, о, так больно ему было, так ему было хорошо, что слезы, текущие по липу, казались сладким восточным ветром, а холодный кафельный пол — колыбелью лугового цветка!..

и такое случалось с ним в жизни целых девять раз…а когда случилось в десятый — человек превратился в капельку росы, в прозрачную чистую нежную капельку росы, КОТОРАЯ НИКОГДА НЕ БЫЛА ЧЕЛОВЕКОМ

СВЕЧА

когда зажглась-запылала свечка, сразу стало очевидно (очевидно до трепета, до помутнения, до полного беспамятства…): комната темным-темна. о, стало так ясно: всё, что не было порывом свечи — было мраком, и мрак — был повсюду!..

…когда зажглась-запылала свечка, — всяк рассеянный окрест потянулся к ней; сгрудились вокруг, — стукаясь плечами, — состукивая из плеч немыслимый барьер…, барьер-чашу…

(…их жизнь вслаивалась в темноту, пропитывалась ею, разбухала, выбрасывая из себя ростки… — их. пока в комнате не расцвела свеча, им и невдомёк было, что темнота — темнота.

и первое, что увидели они, очашив собраньем своим свечу, был свет… а потом…

…а потом они увидели лица друг друга…)

свеча горела не долго, — ровно столько, сколько было необходимо, чтобы возникла малёхонькая (меньше, чем её огонёк…) иллюзия Вечности, так было…

но наступил срок — и свечка догорела, вслед — ©скользнув по холмикам застывшего воска — канула иллюзия…

…и осталась в комнате одна только Вечность;

и не было у неё сроков,

не было границ и граней,

не было меры

СУЩЕСТВОВАЛИ-ПРЕБЫВАЛИ…

1

жили-были… (нет, не так…)

жили-поживали… (опять не так!..не то» совсем-совсем не то…)

в некотором царстве, в некотором государстве… (однозначный вздор! чепуха какая-то…)

лучше написать так:

…существовали-пребывали под одной крышей два чужих человека, а это ужасно, ужасно! когда два чужих человека существуют-пребывают под одной крышей; не было под этой крышей радости, не было уюта и преисполненности. два чужих человека мучили друг друга…, и — мучились этим…, и мучили от этого друг друга ещё больше…

ужасно! ужасно!..

как же быть?

…существовали-пребывали два чужих человека под одной крышей, вот такое испытание им было положено в сумерках предрожденья, такая необходимость…но не выдерживали они испытания этого, не осиливали, (как же быть?)…им бы заново встретиться, и, прежде чем срастись — сродниться…

но для того, чтобы встретиться — надо расстаться прежде. …сумеют ли?…хотя: куда ж им деваться — нужно! нужно! всё должно быть исправлено, изменено к лучшему, претерплено до донышка, растворено и вознесено до последней-наипоследней капли! ну конечно они сумеют, — это благословенно!


2

.. существовали-пребывали

нет, лучше никак не писать, на чистом листе все происходит чище, совершеннее

СОЛНЕЧНЫЙ ЗАЙЧИК и НОЧНОЙ ПРОХОЖИЙ

…и, соскользнув со стены, солнечный зайчик вспрыгнул на его плечо; вспрыгнул, оправил шёрстку, обтёр лапами длиннющие прозрачные усы…

— привет!

— привет…

зайчик удивился; он возмущённо колыхнул усами и перебрался на руки ночного прохожего.

— ты что, не рад мне?…совсем не рад?…ни капельки не рад?!?

— рад… очень-очень рад! очень…

солнечный зайчик с сомнением покрутил носиком, с сомнением и усмешкой обмахнул прохожего огромадными пушистыми ушами, засомневался.

— твои «привет…» и «рад…» очень похожи на холодные угольки в ладошках засыпающего лесного сквозняка… что с тобой?…ты опять мёрзнешь?

— опять… безумно зябко, милый!., почти морозно…

— лето ж на дворе!.. — солнечный зайчик нахмурился и с негодованием посмотрел на ночного прохожего. — если так дальше пойдёт — ты превратишься в большущий и звонкий кусок льда, годный… для чего-то, может, и годный, но только не для посещения солнечными существами в ночное время! вот!..зачем?

— ох…

— что — «ох»?…зачем?

— ох, не знаю… не знаю, радость моя!..

ночной прохожий растерянно оглянулся вокруг; робко и виновато посмотрел на солнечного зайчика; робко и виновато коснулся кончиками пальцев его пушистой шёрстки.

— не знаю…, право же…

солнечный зайчик хмыкнул, солнечный зайчик соскочил с рук прохожего; напружинил-зацвети́л лапы; резко мотнул ушами в сторону горизонта.

— пошли!

— а-куда?

— узнавать! — зайчик задорно вздыбил усы; колыхнулся радугой, — узнавать, куда же ещё!?…вот ещё, — мёрзнуть… выдумал! вот ещё…

…пошли!

и они пошли

ДЕВОЧКА и РАДУГА

должно быть это наваждение: девочка и радуга… да нет, вот снова: девочка и радуга, девочка бежит по этому пёстрому дышащему полукружью и шлёпанье босых ног слышнее для меня, чем стук собственного сердца.

— эй!., что это? кто ты? зачем бежишь? куда?

а она не отвечает, верно не слышит… а она знай себе бежит, не отвечая и, кажется, хохоча… нуда, так и есть, — она смеётся! и в смехе этом ни капельки гордости или торжества, ни капельки вызова, а вот радости — через край! да такой родной, такой нужной…!

я снимаю ботинки, забираюсь на радугу и бегу вдогонку

К ВОПРОСУ О…

— ой, до чего удивительно! это же моё море!..да-да, моё, мне его подарили ко дню рождения!..

серьёзные и умные люди неодобрительно покачивали головами, а иные — посмеивались, ну, сами посудите, нормально ли это: криком кричать посреди пляжа, да ещё подобные нелепости…?

…а тот, кто кричал, взял и прыгнул в море, и исчез…и море исчезло, и небо и солнце и горизонт — тоже исчезли…остались только серьёзные умные люди, причём остались они неизвестно где, потому что и пляж — исчез, да…

я часто вспоминаю об этой истории, купаясь в душистом солнечном море…в том самом море, которого кое для кого уже не было

О ПЕСОЧНЫХ ЧАСАХ И О ГЕРОИЗМЕ

образовалась дырочка в песочных часах, ма-а-ахонь-кая дырочка…а сколько песку через неё утекло! — весь утёк, до песчинки.

но вот сложность: чего теперь нет — песка или времени? дырочка-то одна, а утекло и то и другое… (не логично!)

…да нет, — вздоры!..а впрочем…

размышляю…

ха! пока я размышлял, какая-то козявочка (через дырочку) забралась в песочные часы…

ха! хо-хо! вот и размышлять не о чем. она и будет временем. да! (хо-хо!)

(…что? вы спрашиваете, каким она будет временем?…ну, тут уж каким ей захочется — таким и будет! а не нравится — полезайте сами.)

…буду, покамест, при часах, бутерброды буду подсовывать (в дырочку), чаёк-кофеёк, при случае — от сквозняка козявочку прикрою, а затоскует-закручинится — развеселю.

забота — она всякому нужна, ну а им — героям — и подавно! уж очень хрупки́

ДЕВОЧКА, КОТОРАЯ МЕЧТАЛА ВЫЙТИ ЗАМУЖ

жила-была на свете пятилетняя девочка, которая очень мечтала выйти замуж.

мечтала она об этом и днём и ночью, мечтала она об этом и ночью и днём…о, да что там говорить! — мысли о замужестве не оставляли её, что бы ни происходило: они скакали вокруг; тормошили; смеялись; свисали и балабонили отовсюду, подобно игривым радужным обезьянкам, они шептали, они неуловимо — ах!.. — невесомо касались волос и оборок платья, обдавая лицо тёплой сыростью

морского тумана, они

но вот однажды

…впрочем, теперь это уже пожилая усталая женщина,

которая мечтает совсем о другом совсем об одном и

том же — о ЛЮБВИ

ВДВОЁМ

я приблизился-подошёл к окошечку и стал наблюдать:

…вот идёт снег… вот идёт человек…

вот идёт человек…, и ещё один человек… и ещё — снег.

а вот (вот-вот-вот!) идёт по карнизу ворона.

— ты что, йдиот? — спросила меня ворона. — ну какого-прекакого ты эти наблюдения наблюдаешь!? думаешь, они тебе надо?., а?

— мне надо, надо, — начал уверять я ворону, — ух (а?) ох, как надо!

— ну-у-у… (ах, хитры её глаза! ах, хитры!..)… хлебца бы… — облизнулась ворона, — творожку бы, семечек…

мы пообедали, мы обрели исключительное доверие друг к другу (без всякого там, запросто), мы вместе у окошечка расположились, наблюдаем.

столетья гукаются во все стороны, эпохи истачиваются… но у окошка — в окошко глядючи — я и ворона, вдвоём.

мы внимательны, и бег времени нас не заботит (мы его не замечаем).

и бег времени нас не заботит, — мы не обращаем на него внимания, и бег времени нас не заботит, — мы его игнорируем.

мы — наблюдаем, нам это надо зачем-то. попросту:

необходимо

К ВОПРОСУ «О ВСЕЛЕННОЙ…»

1

в центре ВСЕЛЕННОЙ (в самой-самой её серёдке) жил-был стеклянный шарик.

вокруг него была пустота, и внутри него была пустота…пусто было. да.

и вот, как-то раз, ни с того ни с сего, — завёлся в шарике светящийся жучок… и до чего же славно светился! до чего же ярко! (нет, не то чтобы лампочку какую держал или там факел, а так — сам по себе, из себя…)

…и стало внутри шарика светлым-светло.

…и стало вокруг шарика светлым-светло.


2

в центре ВСЕЛЕННОЙ (в самой-самой её серёдке) был-существовал Стеклянный Шарик со Светящимся Жучком внутри.

Жучок жил внутри Шарика. Шарик жил вокруг Жучка…а вокруг Шарика — во ВСЕЛЕННОЙ — творилась-роилась какая-то несусветная ерунда, суета какая-то…

: бесконечное множество существ (исполинских существ и существ микроскопических) сновало то туда, то сюда; то вообще — никуда не сновало, а примостившись в уголке — болботало о чём-то без умолку.

где-то смеялись (громко и весело)… где-то плакали (тихо и горько)…

…а Жучка в Шарике никто не замечал…

ярко-ярко светящегося Жучка, в неподвижном прозрачном Шарике, в самой серёдке ВСЕЛЕННОЙ, — никто-никто не замечал! вообще никто!..

да. никто, (ну чего замечать всякую ерунду, когда есть столько неотложных, насущных дел…?..) а одна дурында — с хохотом прогикиваясь мимо — на полном скаку задела Шарик локтем

и Шарик разбился, и рассыпался (на мелкие невидимые осколки), и куда-то исчез, погаснув, маленький Светящийся Жучок.

…никто ничего не заметил… некому было замечать:

всё исчезло…

всё растаяло…

всё испарилось


3

да и было ли?

ДОЖДЬ И РЯБИНОВОЕ ДЕРЕВО

1)

— …а я больше не хочу раздёргивать себя на нити! — Дождь был возмушён; Дождь нервно и широко размахивал из стороны в сторону большими блестящими руками; Дождь неумело и порывисто суетился, набредая-спотыкаясь на дома и ветер, путаясь в улицах, в осени, в проводах. — не желаю!., да! не. же. ла.ю.

— ну!., ну надо же… — изумилось Рябиновое Дерево. — ну и ну…

(очень изумилось)

— да-да-да!: не. же. ла. ю. — Дождь насупился, и, жалостно шлёпая губами, плюхнулся в рябиновые гроздья. — вот…

— дела-дела… бывает-бывает… (ох…)…и как же ты теперь?

— не знаю… — Дождь вздохнул. — так вот… как-нибудь…

— дел а-дела… ну-ну ну и ну…

Рябиновое Дерево покачивало головой, цокало языком, оно обшёптывало, оглаживало, обвеивало листьями упругое дрожащее тело Дождя, и Дождь — расплёскивая к земле янтарный багрянец листвы — успокоился, утишился; выпрямился, как выпрямляются там, где безопасно и хорошо.

«

…прошло какое-то время

…по дорогам сновали зайцы с развеселыми пестрыми флагами, летели, неторопливо и к близкой цели, птицы (красивые, любящие), исплёскивались, поднимаясь до облаков — тюльпанами, вереском, лунным светом — реки, всё-самое-тихое прижималось ко всему-самому-громкому, и из этого (и ещё из чего-то…) возникал единый, единственно верный, правдивый голос, обладавший способностью быть слышным каждому и повсюду.


2)

…и был ДОЖДЬ

ПОПРОШЕНИЕ

…потерпите…

скоро, скоро задудят на разные голоса птицы… погаснут уличные фонари… колыхнутся строгие травы…

это случится скоро…и тогда вы сможете выйти на балкон, раскрыть зонтик и прыгнуть вверх… вверх… вверх… скоро…

…вот. вот вы и прыгнули, деликатно проигнорировав беспричинность земного притяжения, вот вы и оказались там, где давно мечтали оказаться: далеко-далёко от одиночества.

о! это — награда за ваше терпение; это — вы, вы…!

(потерпите… пожалуйста, потерпите…

совсем, совсем, совсем немного… чуть-чуть… капельку а?

пожалуйста…)

ОБЕЩАНИЕ

собака ко мне подошла и спросила:

— долго ли мне ещё жить? скажи, пожалуйста, не утаи…

— милая…, да откуда ж мне это знать, — удивился я. — не пророк ведь, не гадалка какая-нибудь!..

— ну, а кто же ты тогда? — строго спросила собака.

— я — поэт, понимаешь? не пророк, а поэт, это совершенно другое!

— ну тогда скажи, когда я буду счастливой…?..

и собака страшно завыла, и заметалась вокруг меня, и глаза её стали, как тоска и надежда слитые в один колодец

— скоро… совсем скоро! очень, очень скоро, — успокоил я собаку, пообещал…

собака успокоилась (даже засмеялась!) и ушла.

а я остался.

пообещал ведь, — надо же что-то делать

(без названия)

Я ВАС ЛЮБЛЮ

я вас люблю

я вас люблю

(я очень хочу вас любить…

просто я ещё,

верно,

толком не знаю, что это такое — ЛЮБОВЬ)

…бестолковый я ещё…

но это пройдёт

СОЛДАТЫ

солдаты ходили по полям битв, по горам битв, по лесам битв, по морям битв, по пустыням, пустыням, пустыням битв, по городам битв… солдаты ходили стайками, стадами и в одиночку, ходили и убивали друг друга, везде.

солдаты ходили, — из битвы в битву, — каждый полагал, что именно его и не убьют (кого другого, а его — нет!..), но именно его и убивали, каждого.

случалось, конечно, что солдаты возвращались к местам изначального квартирования, поднимались по лестнице. нажимали на кнопку звонка, входили в жильё, и, поставив в угол густо испачканную саблю, садились кушать суп; ласкали детей; погружались в жён. так бывало…мёртвые, да.

но ничто не намекало им на убиенность, никто не говорил, не указывал, и не знали солдаты-мертвецы убиенности своей, просыпались, брали из угла саблю и уходили на битву.

ничто не намекало им на убиенность. (и они бились…) не указывало, (и они бились…!) не говорило, (и они бились!)…даже суп, — а он мог порассказать-разъяснить очень многое, — молчал, молчал-молчал-молчал, а его и не спрашивали (его ели), его никто ни о чём не спрашивал

ЕНОТ и ЛЕС

уже давным-давно енот жил в этом Лесу, с тех самых незапамятных времён, когда не было Времени; не было ни рек ни гор ни морей; не было солнца и звёзд, войн и песен… ничего не было во ВСЕЛЕННОЙ, кроме этого Леса, а Лес — был всем…

дыхание каждого дерева, шелест каждой травинки, трепет каждой струйки в ручье были для енота такими родными!., такими родными-родными, что не хватало слов, и не хватало сил, чтобы найти слова, в которых было бы всё: и Любовь и Благодарность и радостный ликующий крик во весь голос и на весь мир! и тогда енот протягивал лапки к Лесу, обнимал Его, замирал вместе с Ним…, растворялся до самой последней шерстиночки в тёплом мерцании тишины…

но пришло время — и появилось Время, появились море и земля, реки и горы, появились солнце и звёзды, войны и песни…и всякой живности и на свете стало видимо-невидимо. и расселилась эта живность всюду: на земле… в воде… и — в Лесу, где жил енот.

повсеместно — в сумрачных чащобах, на солнечных полянах, на верхушках высоких деревьев и из-под стелющихся по земле трав — раздавались шуршанье и стрекотанье, что-то свистело и ухало, завывало, хихикало, хрюкало, чавкало, плескалось… а посреди всего этого гомона-мельтешенья — тихохонько бродил по Лесу енот.

он был приветлив со всеми, а все — были приветливы с ним, да и вообще: очень уважали, одна ушастая толстая белка (обсуждая енота со своей соседкой) сказала прямо и решительно: «не зверь, а просто загляденье! никого не обижает, ни с кем не ругается; дашь орех — спасибо скажет… был бы он ещё хозяйственный и без придури, — так хоть сейчас бы за него замуж пошла!!..»

енот (он дремал неподалёку, под кустом), услышав, что о нём сказала белка — улыбнулся и забрался глубже под куст, а забравшись глубже — загрустил…

он вообще теперь очень часто грустил, когда же натыкался на сломанную кем-то ветку, на вытоптанную кем-то траву, на пятна крови и клочки шерсти после чьего-то обеда, — ‘тогда садился енот на землю, обхватывал мордочку лапами и тихонько плакал; его тёплые блестящие глазёнки становились неподвижными и огромными, как заледеневшие листья лопуха… он чувствовал, что в этом мире, где всего стало очень-очень много, — не стало чего-то самого важного, самого необходимого…но он никак не мог вспомнить: что ЭТО такое и как ЭТО вернуть.

и енот стал бегать по Лесу — звать всех — в Лесу живущих — на большую поляну! он хотел узнать, он хотел спросить про ЭТО (самое важное, главное, необходимое!)…ведь не может же быть, чтобы среди великого множества всяческой живности никто не знал про ЭТО!!!..ну уж кто-нибудь да знает!!

…все-все, кто приходил, приползал, прилетал на поляну — громко поздравляли енота: с Днём Рождения, с Новым годом….ну да и вообще — с праздником, все-все решили, что если уж их пригласил этот немного ненормальный, но тихий и милый зверёк, то, верно, на какой-то свой праздник.

…и никто, никто-никто не слушал его. да и зачем? то, чего на самом деле хотел енот — вовсе никого не интересовало…

его хватали за лапы, хлопали по спине, расспрашивали о здоровье… а ещё — предлагали уйму всяких подарков: и роликовые коньки, и новую трубку с золотистым янтарным мундштуком, и большущий непромокаемый зонт с крупными синими горошинами по краям, и множество

других полезных, ценных вещей! а енот, маленький

добрый лохматый енот, всё больше и больше съёживался, пригибался, сжимался — уменьшаясь на глазах, пока не уменьшился до размеров мухи, а уменьшившись: радостно зажужжал, затрепыхал в воздухе крылышками и улетел, оставив всю честную компанию в недоумении по поводу происшедшего

ПОЕЗДА…

1

взгляда единым прыжком — вцепливаюсь в уходящие поезда, умоляя: возьмите, возьмите, возьмите меня с собой!..

нет, не берут… да оно и верно, — мне же совсем в другую сторону…

…а поезда уносятся… и, уносясь, оглядываются виновато, подрагивают могучими телами (ну — будто бы подми-

гивают утешающе)… уносятся — и исчезают вскоре в подалёковой глубине, а я всё смотрю… смотрю… смотрю

(замечаю: всё ближе к моим стоянкам, к упадновеньям моим бреюшим, исконная первопричина перепетый, — штормоликих, оскаленных сиюминутной мольбой…; приближаясь — вжимается в плоть, неотрывно.

что я теперь?: сквозная дыра на перепутье миров?…игрушечный мячик заблудший, превосходящий размерами все непреложные факты? суетный вымысел? непрочнопорочная ткань на замерзающей спине?…; воспроизведение вне трафарета, но дрожащей рукой…)

ну, а поезда я будто бы сопровождаю их; будто бы

сопроникаем мы — вместе — в глуби те, что мерещатся им одним.

и им — непоседливость моя не в тягость.


2

простынностью пёстро-червонной осень моя больше не отягощает земли, нежная очевидность, не требующая пояснений и сопроводительных ярлыков, — она повсюду, не нужно даже наклоняться в собирательном экстазе, чтобы доверху набить ею карманы.

приходит (невесть откуда) притопленный — слышный чуть — вызвон колокольцев; нисходит в приходе своём, осеребряет.

вот и себя различаю в прозрачи озёрной ветвяных колыханий: не ощупывая, не обглядывая, — различаю до чёрточки… и беру за руки… и подхожу к краю.


3

то, что увижу я сегодня, будет моим и вашим, но не попеременно, нет, а — одноохватно: моим-и-вашим. это обнадёжит, приподнимет над. это мостик раскинет над стоязыкими струнами бытия и позволит пройти по нему…а пройдя по мостику — кто ж усомнится в себе отныне? кто закручинится?…!?!


4

…ив эту ночь, как и в ночи прежние, тянут деревья вверх ветви (вздымают напряжённо), готовясь стряхнуть с себя человека, и кошки и псы и стрекозы — лапы вверх тянут, норовя, и горбится вверх асфальт.

…как колкие соринки с одежд — с себя стряхиваю человековость и выхожу на балкон, и вытягиваюсь вверх, — вверх истягивая из себя руки, пропятнённые дрожью; ладони мои покачиваются раскидистым пальмовым многолистьем: …над улицей, над домами, над тишиной…


5

…и поезда-узнавая! — кидаются со всех ног в мои объятия; оглядывают, обстукивают, тормошат, они расспрашивают меня о моей жизни, моих мечтах… о! их лопотание переполняет меня, насыщает мою протяжённость:…согрели…согрели… приголубили…

сажусь на землю, обнимаю руками колени, — глубоко вдыхаю (вдыхаю! вдыхаю! вдыхаю…) воздух; с жадностью вынырнувшего из пучин вдыхаю воздух, время праздника настало, и вокруг всё — празднично, всё хороводится.

о!

несомненно: в хороводье этом найдётся и для меня местечко

ЧТО Я УВИДЕЛ, КОГДА, ВЫПИВ ЧАЮ И СКУШАВ БУЛКУ С КУСКОМ СЫРА — ВЫГЛЯНУЛ НА УЛИЦУ

лежу я на гладком асфальте; лежу ровнёхонько и вытянулся весь, как доска, машины по мне проезжают, не чувствительные вовсе к моему лежанию; будто б нарисован я, и нет во мне никакой помехи колёсному передвиженью, ходят люди, цокают коготками птицы.

в иной раз — кто и взглянет, конечно, с любопытством, — да и дальше, по своим делам: птицы — за крошками, люди — за чем посущественнее, машины — так и вовсе: в какую-то дымную неизвестность…

но вот старушка подошла.

— это что же ты тут делаешь? ишь, развалился! — старушечий басок был, как гром, как удар литавр по моей больной голове. — ну!?

— лежу, — тихо ответил я.

— да вижу что не по деревьям скачешь, — сказала старушка. — чего лежишь-то, спрашиваю? шёл бы домой — и лежал там.

— у меня нет дома, — ещё тише ответил я. — меня выгнали.

— насовсем? — спросила старушка.

— насовсем, — сказал я.

— небось, буйствовал?

— небось…

— небось, денег в дом не приносил?

— небось…

— ну, то-то же! значит, поделом выгнали, — сказала старушка с умиротворённым торжеством.

— значит, поделом… — согласился я. — не спорю ведь…

— ну лежи, лежи…

и побрела от меня, не оглядываясь: по своей, старушечьей, дороге, к своему, старушечьему, приюту.

лежу.

подскочил воробей; одним глазом сначала посмотрел на меня» затем другим… и — слова не сказав — упорхнул.

остановилась машина.

— эй» приятель» чего лежишь?..

голосок у водителя был тонкий» а сам он, наоборот, был толстый, высунувшись же из машины — он сразу наступил громадными башмаками мне на лицо и сплюнул.

всё это меня несколько раздосадовало.

— лежу, — буркнул я.

— небось, из дома выгнали?

— небось…

— небось, буйствовал?

— бывало…

— и, поди, денег в дом не носил?

— не носил… не было у меня их никогда, чего носить-то?..

— значит, поделом тебя, дурака, выгнали!

— поделом, разве я спорю…

водитель захохотал, ботинки скрылись за хлопнувшей дверцей, сизым всё вокруг обвеялось, — умчалась машина.

лежу, затекло всё до безобразия… но — ничего, пока ещё терпимо, лишь бы не подходил больше никто, дали бы полежать спокойно

УГОЛЁК

Жаркое щёлканье из вишнёвого провала печи…

— это мои слова, — шепчет уголёк, — это моя любовь, — шепчет уголёк, — это моя песня…

я слушаю его, и меня переполняет гордость: ведь это маленькое чудо лежит на моей ладони!

— вам удобно? — спрашиваю я.

— ну конечно, конечно, удобно! он ещё спрашивает… — отвечает уголёк.

мы оба сжимаемся в один плотный комок посреди громадного заснеженного поля, нас уже не разлепишь… да и некому — здесь никого больше нет, кроме нас.

К ВОПРОСУ «О КОНЦЕ СВЕТА»

подпрыгнув, галка обнаружила, что под ней мокро… «стыд-то какой, — подумала галка. — и что ж теперь птицы-то скажут… ой-йой-йой!..»

но птицы, как ни странно, ничего не говорили,

но птицы распрыгивались по сторонам, обнаруживая под собой то мокрое пятно, то ассигнации, то весело оскалившийся гаечный ключ.

это не возмущало, не удивляло ничуть (не удивляло вовсе!).

…наступал конец света

ПОВЕСТЬ О БЕЛОЙ ВОРОНЕ

1

жила-была (давным-давно, когда-то…) Белая Ворона,

это было очень давно, сейчас Белая Ворона уже не живёт.

не выжила.

так-то


2

…а впрочем, -

недавно родилась ещё одна Белая Ворона, совсем недавно. Ночью.

я сам это видел!:

ночь, дождь, тучи

(ни звезд, ни луны, — ничего…),

а светло-то как! -

ну просто до невозможности!!!

СОБАКА и КАСТРЮЛЯ

1

и подарили собаке на день рождения большую катрюлю.

не было у собаки огня — не было! — чтобы развести под кастрюлей огонь, не было у собаки мяса, муки или круп — не было! — чтобы сварить в кастрюле похлёбку, ничего не было у собаки, кроме неё самой, дня рождения и большой кастрюли.

огляделась собака…: нет у неё ничего, только она сама, день рождения и кастрюля… удивительно! — совершенно пустые карманы и вздыбленная шерсть.

и не было дома…


2

…как-то раз приснился мне сон: чудесное море… чудесный остров посреди чудесного моря… а на острове — в кастрюле (чудесной!) — сидит собака, то — к стенкам кастрюли привалится, уши на края свесит, — смотрит вокруг… то — на дне: свернется калачиком, дремлет.

и небо безоблачно, и земля, и нет безобразий.

да…посмотрите: собаке чудесно! взгляды её — все сокровища недр, лежащие на лужайке!

теперь никому — никому! (даже самому глупому глупцу!) — не придет в голову сказать, что собака бездомна и одинока, у него просто не повернётся язык.

ПУЗЫРЁК ПЕНЫ

он окончил молитву и встал.

он встал и распрямил спину, и разогнул плечи, и поднял голову, и огляделся вокруг…

он огляделся вокруг… и тут захлестнула его волна: неизбывная волна, тёплая, неудержная… из далёкой дали пришедшая волна, захлестнула и понесла» и закрутила» и растворила в себе…

и пузырёк пены морской, на горячем выступе скальном осевший, выдохнул из себя:

— го-о-осподи!..

и — выдохнув — расплеснулся в мир

БАНАЛЬНОСТЬ

…а он твердил: «как это прекрасно — любить! и как это ужасно — не быть любимым тем, кого любишь ты…».

«фу, как это банально, говорили ему. — как это не ново, и вообще: плоско, пошло, глупо!»

… а он ничего не слушал, ничего не слышал: бегал себе по планете, всплёскивая руками и лаская стволы деревьев (и павшую листву — тоже, и случайные осенние снежинки — тоже…), а он твердил: «как это прекрасно — любить!..и как это ужасно — не быть любимым тем, кого любишь ты…»

и все вразумлявшие его — постепенно смолкали, затихали, прислушивались… а прислушавшись — восхищались, ошеломлённо и эхово:

как же это ПРЕКРАСНО!

и, с прекрасным слившись в одно, -

УЖАСАЛИСЬ

ПОЮЩИЙ

человек поднялся на вершину скалы… он совсем — вообще — не спешил, никуда, не нуждался в этом, спокойно стоял, не озирал окрестностей, не попирал камней-рассыпушек. он.

подставил ветру ладошки, глаза закрыл.

пел. пел, минуя слова и звуки, пел… пел… пел…

…ну и ну!., вот оно как бывает…

…ну и ну

ЗОНТИК

И споткнулся зонтик о светлое, идущее сверху.

И опрокинулся.

И стал похож на чашу, из которой растёт молодое деревце.

…и наполнилась чаша.

…и выросло деревце.

И вновь принял зонтик первоначальное положение…


… обратите внимание!:

он над чашей завис,

он завис над деревцем, -

закрывая собою,

собою,

собою

от никчемной беды

БЕСЕДА

и Эхо сказало:

— …ну, предположим — нефть, плёнкой тончайшей излившаяся на поверхность вод: она не в силах проникнуть в них, пропитать собой, но всякая тварь живая (в водах тех обитающая), понуждённая за глотком воздуха всплыть на поверхность — плёнкой той обцепляется в мучающем за

хвате и умерщвляется в муках, так же — тонко-цепкой плёнкой — глупость и насилие разлиты по всем слоям мироздания, — многобытийного, беззащитного, кровавого, несчастного… э-э, да что говорить! будто — неизвестное возвещаю. а ведь нет, нет — очевидное…

Эхо умолкло и выжидательно посмотрело на Кактус.

— о, как вы правы! как вы правы!.. — стеснительно, но вместе с тем и возбуждённо залопотал Кактус. — я давно это подозревал, вот только изъяснить не получалось, никак…спасибо вам!

— гм-м… — Эхо поёжилось, — да за что ж спасибо?.. спасибо — не за что. вам ведь и прежде всё было ясно, не так ли?…ну, а облечь ясное в форму, в слова… слова — что слова…?… они могут привнести в ясность только отзвук, но там, где НЕ-ясность — ясности не породят…, а иной раз и утежелят её порождение…вот если бы я не определило, а — изменило!..но как? как…

— молча, и поднатужась, — неожиданно брякнула Бескрайняя Пустыня, усупленно поглядывая на беседующих.

— что вы имеете в виду?!? — вскинулся Кактус, и — телом всем — покачнулся. — не откажитесь пояснить, пожалуйста! будьте добры!..

— а что ж, и поясню, — Бескрайняя Пустыня подобралась и приняла позу для удобного говорения. — если долго не рассусоливать, так попросту — бегите! бегите от своего естества…вот только заметите его потуги — сразу и бегите… как можно быстрее, и, желательно, не останавливаясь.

— а дальше? — заинтересованно спросило Эхо.

— дальше?…дальше: добившись бежанья необратимого, необратимого настолько, что погоня (будет и погоня) начнёт выдыхаться и уставать — определитесь с направлением. ваше подлинное естество, освободившись от естества повседневного, само подскажет — куда…вы только услышьте! только поверьте! а услышав и поверив — последуйте незамедлительно!..


Пустыня умолкла.

— да как же сделать-то это? — горемычно вопросил Кактус. — от естества-то бежать… как убежишь?..

Пустыня молчала по-прежнему.

— а я вас спрашиваю: как!?!? — заорал Кактус и чуть не повалился от напряжения.

— не орите, — медленно сказала Пустыня, — глухих тут нету.

и опять замолчала.

— а я вас спрашиваю: как!?!? — шёпотом заорал Кактус.

— не шипите — змей распугаете…

а змеи и впрямь — шарахнулись во все стороны, дико оглядываясь на Кактус…нахмурилось небо, шарахнул гром.

— дошипелись, — вздохнула Пустыня, — … как… как… я же сказала в самом начале: молча и поднатужась. вот и все.

Пустыня подобралась и приняла позу для удобного лежания, громыхнуло…. и в этот раз громыхнуло вовсе уж несусветно!

Эхо, позабыв обо всём, жадно (жадно-жадно!) потянулось к раскатам, впиваясь в них, уплетая за обе щеки, наедаясь до отвала.

исхлестнулся ливень…и жадно (позабыв обо всём!) взметнулся Кактус в ливневое изобилие, — переполняясь, обжираясь, трепеща…

«жадность — один из вернейших признаков естества…» — угрюмо размышляла старая глухая Гадюка, ей было мокро и неприютно…но, игнорируя ливень и прочие небесные явления, она с жадной терпеливостью (не дёргаясь, не отвлекаясь) торчала у мышиной норы

ЕЖ, ДОМ и УТРО

Вот, собственно, день и прошёл. Да… Да и стоит ли заниматься такой ерундой как понимание прошедшего дня? Кому и зачем это нужно?

Ёж протоптал на гладком бетоне тропинку и, спрятавшись за мусорным ведром, наблюдал; за собственными шагами наблюдал ёж, спрятавшись за мусорным ведром. А ещё: ёж дышал на ведро, потом протирал лапкой запотевшую цинковую стенку и смотрел на себя…Смотрел долго, а насмотревшись — тихонько улыбался и засыпал.

Ночь. Тихонько шелестят ветки яблонь. Пахнет землёй, клубникой и тишиной. Пахнет луной и ежами, небом и ветром.

В доме никто не спал. В доме никого не было. Дом отдыхал.

Утром — дом расправит крылья и улетит. Улетит не написав записки, не собрав на дорогу кошёлку яблок, не попрощавшись с ежом. Ах, ёж! Они так давно знают друг друга, что попрощаться — это всё равно что обидеть, всё равно что забыть…!

В доме никто не спал. Шелестят ветки яблонь. Пахнет утром.

Утро. Пора.

Вы готовы?

Загрузка...