Пушкинский век

«Все флаги в гости будут к нам»

Во вступлении к «Медному всаднику» Пушкин передал надежды основателя Петербурга на будущее новой столицы как центра торговых связей России с Европой и всем миром.

К началу второго столетия существования северной столицы эти надежды уже вполне оправдались. Петербург стал важнейшим торговым центром всей империи, крупнейшим портом, принимавшим большую часть приходивших в Россию купеческих кораблей.

Корабли приходили из Германии, Англии, Франции, Дании, Голландии, Швеции, портов Америки и Африки — до двух тысяч в год. Как сообщала газета «Северная почта» 18 июня 1815 года, только «с 23 мая по сие число прибыло к здешнему порту 327 купеческих судов, в том числе российских 16, английских 182, прусских 22, шведских 19, норвежских 7, датских 17, португальских 5, голландских 5, гамбургских 1, любекских 8, ростокских 14, мекленбургских 18, ольденбургских 3, бременских 3 и американских 7. Из сих судов 198 прибыли с балластом, а прочие с разным товаром, как-то: с вином, устрицами, сельдями, плодами, буковым деревом и проч.».

Общий оборот Петербургского порта составлял более половины всего внешнеторгового оборота России, хотя годовая продолжительность его работы не превышала 210 дней (остальное время он был скован льдом).

Вывозили через столичный порт все, что издавна составляло предметы русского экспорта, — «товары в первоначальном виде, рукоделию служащие», то есть сырье: лес, сало, лен, пеньку, щетину, шерсть, а также рожь, пшеницу, уральское железо, некоторые ткани, кожи. Ввозили «колониальные товары» — кофе, чай, сахар, экзотические фрукты, в немалом количестве высокосортные виноградные вина. Сколько именно каждого сорта заморских напитков доставлено в город, петербуржец мог узнать, заглянув в газету. Так, например, в июле 1825 года «Северная пчела» сообщала для любопытствующих «самое верное исчисление» количества привезенных вин в оксафтах и пипах — мерах жидкости, равных приблизительно 500 литрам: «французского вина из Бордо 6358 оксафтов и 787 ящиков; из Марселя и Сетта 213 оксафтов и 74 ящика; мадеры 210 пип; мадеры Фаяльской 170 пип; тенерифского 299 пип; хересу 20 пип; портвейну 37 пип; лиссабонского 230 пип; беникарло 100 пип; малаги 198 пип; сицилийского 10 пип; шампанского Клико 1906 ящиков, по 60 бутылок каждый; шампанского разных марок 846 ящиков; бургонского 107 оксафтов и 94 ящика; рейнвейну 162 ома; портеру 346 оксафтов; коньяку 16 пип».

Ввозили в Петербург шелка и сукна, редкие сорта древесины и предметы роскоши —

Товарооборот Петербургского порта увеличивался из года в год. Если в 1816–1820 годах он выражался по вывозу в сумме 93,5 миллиона рублей ассигнациями и по ввозу в сумме 114,5 миллиона рублей, то в 1831–1835 годах эти суммы выросли до 106,5 миллиона рублей по вывозу и 122,5 миллиона рублей по ввозу.

До середины XIX века порт находился на Стрелке Васильевского острова, в самом сердце столицы. Лес мачт с пестрыми флагами был виден из разных концов города.

Многочисленные сооружения порта занимали обширную территорию. Причальные линии располагались со стороны Малой Невы.

В начале века архитектор А. Д. Захаров создал проект благоустройства территории порта. Во второй половине 1820-х — начале 1830-х годов на месте старых, сильно пострадавших от наводнений складов построены новые каменные пакгаузы, защищенные от затопления. Размеры их были весьма значительны — только верхний этаж одного из них вмещал, например, 300 тысяч пудов сахара. Пакгаузы располагались симметрично к югу и к северу от Биржи по набережным Большой и Малой Невы. Рядом с северным пакгаузом поднялось парадное трехэтажное здание Таможни, с белоколонным портиком и башней (архитектор И. Ф. Лукини). У самой оконечности стрелки, где в XVIII веке стоял «иллюминационный театр» и в дни торжеств сжигали фейерверки и устраивали иллюминации, был разбит сквер, привлекавший в весеннее и летнее время немало гуляющей публики.

Столичный житель, приближаясь к порту, уже издали чувствовал что-то необычное. «Мы слышим какой-то шум, гам, крик. Что это значит?.. Человеческие голоса, крик зверей, пение птиц, пение вас оглушающее. Что бы это могло быть такое? На наш вопрос нам отвечают: Разгружают корабли».

Во всем городе не было места более людного и шумного. Разноязыкая речь доносилась с кораблей. Перекликались портовые рабочие, переносившие на плечах или с грохотом катившие на тачках огромные тюки, мешки, ящики, бочки. Рабочих было множество — главным образом из числа приходивших на заработки в столицу оброчных крестьян. Купцы и маклеры делились коммерческими новостями. Матросы и шкиперы многих наций громко предлагали всякого рода диковинные товары — «богатства всех поясов земли». Множество зевак толпилось вокруг них.

Здесь можно было купить шелка и алмазы, устрицы и апельсины, попугая и обезьянку, ньюфаундлендскую собаку и шотландского пони, даже вывезенного из Константинополя арапчонка… «Это страна коммерции, торговых оборотов, прибежище иностранцев, негоциантов и спекулянтов», — восклицал петербуржец. Оживленная торговля шла в Старом и Новобиржевом гостиных дворах, особенно в ларях, погребах и в лавках, построенных на площади перед зданием Биржи. В 1820-х годах их насчитывалось более 250. Здесь жители столицы могли полакомиться редкими заморскими кушаньями. П. А. Вяземский 12 мая 1828 года писал жене: «Вчера ездили мы с Карамзиными Невою на Биржу есть устрицы и слушать тысячи птиц, которые в клетках расставлены на несколько этажей… То-то было бы тебе объедение на Бирже: устрицы, сыры, разные сласти».

Величественное монументальное здание Биржи в духе античных храмов, на высоком гранитном стилобате, окруженное мощной колоннадой, украшенное на фронтонах скульптурами Нептуна, Навигации и Меркурия, символизировало экономическую мощь Российской империи. Это был центр всей оживленной коммерческой деятельности портового города. В огромном светлом зале, занимавшем центральную часть здания, купцы, русские и иностранные, спорили, торговались, заключали сделки и подписывали контракты на многие миллионы рублей, марок, франков, фунтов стерлингов…

В заключении сделок большую роль играли биржевые маклеры — ловкие, пронырливые дельцы, знавшие иностранные языки, хорошо осведомленные в биржевой конъюнктуре и всегда готовые прийти на помощь своим клиентам, конечно не без существенной для себя выгоды (они работали на процентах). Выгода эта была столь значительна, что наряду с маклерами штатными, «утвержденными правительством по выбору и удостоверению купечества» в количестве ста человек, появлялись незаконные, самозванные, с которыми властям приходилось вести борьбу.

Биржа, как определял ее биржевой устав, изданный в 1832 году, «есть собрание принадлежащих к торговому сословию лиц, которые собираются в одном известном месте для удобности взаимных сношений и сделок по всем оборотам торговли и промышленности». Петербургское купечество собиралось в огромном зале Биржи ежедневно, кроме воскресенья и больших праздников, с 2 до 5 часов пополудни. Два дня в неделю, вторник и четверг, накануне отправления заграничной почты, считались курсовыми, в эти дни объявлялись новые курсы ценных бумаг. Раз в год (биржевой год начинался 1 мая, с началом навигации) созывалось общее собрание биржевого купечества, которое выбирало Биржевой комитет. В обязанности Комитета, председателем которого был городской голова, входило следить за благочинием собраний, не допускать незаконных маклерских сделок, выступать посредником в спорах, ограждать купцов «от неудовольствий и обид».

Заключать биржевые сделки разрешалось купцам первой и второй гильдий, как русским, так и иностранным, заводчикам, фабрикантам. «Иностранные гости» — лица, занимавшиеся оптовой торговлей и принявшие временное подданство в приморских портовых городах, — также пользовались правом заключать биржевые сделки и вести торг, но с ограничениями: только по месту жительства, не более шести месяцев, продавая свои товары только русским купцам и покупая товары для внешнего отпуска также только у русских купцов.

Важная роль в деятельности порта принадлежала Таможне. Недаром для нее, как и для Биржи, выстроили такое торжественно-величественное здание в непосредственной близости от причалов.

Таможенные узаконения были строгие. За нарушение их полагалось суровое наказание — крупный штраф и конфискация товара, а то и тюремное заключение. Согласно этим узаконениям, корабельщик по приходе в гавань обязан был «в 24 часа, считая как бросит якорь, выключая бури, явиться лично в Таможню и по представленным коносаментам^[7] написать о своем грузе декларацию в дубликате. В ней означаются: имя корабля и корабельщика и какой нации; откуда пришел, в сколько дней, к кому адресован; сколько корабль его имеет ластов и на сколько футов имеет в глубину; товары, груз корабля составляющие; число пассажиров; имена корабельных служителей и кто из них какой нации…» Декларация писалась корабельщиком на родном языке, на листе гербовой бумаги стоимостью 50 копеек.

Каждому входящему в порт судну корабельный смотритель устанавливал строго определенное место стоянки и место выгрузки товаров, предварительно самым тщательным образом проверив паспорта, карантинные виды и коносаменты. Затем он «опечатывал все люки, проходы и места так, чтобы ничего вынуть нельзя было», и для присмотра ставил на корабль досмотрщика. Пока это не сделано и корабль не досмотрен, никто не должен был на него входить и что-либо сносить с корабля.

Таможенные пошлины были весьма значительны и приносили казне ежегодно десятки миллионов рублей дохода. Однако правительство в целях расширения внешнеторговых связей время от времени их снижало. Так, 26 марта 1830 года был издан высочайший указ, по которому снижались пошлины на ввоз многих товаров. «Меры сии, — говорилось в указе, — будут иметь благодетельное влияние на ход нашей промышленности, возрождая соревнование в русских фабрикантах и прекращая всякие монополии».

Вся деятельность столичного порта, с Биржей и Таможней, находилась под контролем Министерства финансов, во главе которого с 1822 года в течение более двадцати лет стоял Е. Ф. Канкрин — один из самых образованных и деятельных сановников в тогдашнем правительстве. В составе Министерства был специальный Департамент внешней торговли, помещавшийся в 1820-х годах на набережной Мойки, близ Синего моста, а позже — в здании Главного штаба. Департамент имел четыре отделения: торговых внешних сношений, таможенное, судное и счетное. В обязанности его входил сбор сведений о конъюнктуре на мировом рынке, выяснение потребности в русских товарах за границей и наблюдение за их транспортировкой и сбытом, а также за транспортировкой ввозимых в Россию товаров и их продажей, утверждение тарифов и уставов, борьба с контрабандой. Последней уделялось особое внимание.

Торгово-коммерческой деятельностью в Петербурге занимались не только отдельные купцы, но и акционерные общества и компании. Активную деятельность развернула созданная еще в 1799 году Российско-Американская компания, имевшая целью освоение богатств русских владений на Аляске и вдоль западного побережья Северной Америки и установление торговых связей со странами Американского континента. Ей было предоставлено право на монопольную добычу пушнины и на торговлю с местными жителями.

«Принадлежащий Российско-Американской компании бриг „Волга“, отправленный мая 4-го сего года из Главной фактории колоний, Ново-Архангельского форта, что на острове Баранове (Ситхе), прибыл 6-го июля на Охотский рейд с значительным грузом пушных товаров, — гласило объявление, напечатанное в сентябре 1825 года „Северной пчелой“. — Плавание имел он благополучное. Главное Правление Российско-Американской компании, извещая о сем гг. ее соучастников, долгом постановляет уведомить их, что, по донесениям, в колониях состоит все благополучно; в продовольствии всякого рода совершенный достаток, а с окружающими народами мир и доброе согласие».

Главным предметом хозяйственной деятельности Компании была ловля «морских и земных зверей». Особенно прибыльным оказался промысел «морских котов» и «морских бобров» у Алеутских островов и в Беринговом проливе. За первые двадцать лет своего существования от промысла пушнины, моржовой кости, китового уса Компанией было выручено 16 370 тысяч рублей. И если бы не бесхозяйственность и воровство чиновников, объем промысла и вырученная сумма могли бы быть значительно больше. За это время Компания основала 15 поселений, с центром в Ново-Архангельске, где проживало 220 русских и 1000 туземцев. Всего в Русской Америке было 350 русских — корабельных мастеров, чиновников, в большинстве служащих Компании, солдат — 250 креолов и 8500 местных жителей — индейцев, алеутов, эскимосов. Для промысла «морского зверя», для связи с метрополией, а также со странами Северной и Южной Америки Российско-Американская компания в разное время построила сама и приобрела 32 судна.

Деятельность Компании много содействовала развитию русско-американской торговли. В Петербурге американцы основали несколько крупных торговых фирм. Среди них особенно выделялись торговые дома Д. Льюиса, Клеменца и Берса, Л. Штиглица, Д. Вильсона. В 1820 году из Петербургского порта вышло 66 принадлежавших им кораблей, а в следующем, 1821 году только Льюис отправил 25 и в его адрес прибыло 34 корабля — из Соединенных Штатов, Бразилии, Кубы, европейских стран — с грузом сахара, кофе, хлопка, красок. Главными предметами вывоза из Петербурга в Америку были: полосовое железо, пенька, снасти, парусиновое полотно. Лишь объем английской торговли с Россией был больше американского.

Российско-Американская компания сначала находилась в ведении Министерства внутренних дел, затем — Министерства финансов. Возглавляло ее Главное управление, состоявшее из нескольких директоров. В 1820-х годах оно занимало просторный особняк на набережной Мойки, возле Синего моста.

Правителем канцелярии Компании с 1824 года был К. Ф. Рылеев, который квартировал в том же доме. Здесь жил и литератор, журналист Орест Сомов. У него осенью 1825 года поселился Александр Бестужев. Когда Сомова вызвали в Следственную комиссию по делу декабристов, на вопрос, где он служит, Сомов отвечал:

— В Российско-Американской компании.

— Нечего сказать! Хороша собралась у вас компания! — воскликнул Николай I.

Декабристы и передовая молодежь вообще проявляли к деятельности Компании живой интерес. Декабрист Д. И. Завалишин, совершивший в 1822–1824 годах кругосветное плавание и побывавший в русских селениях Америки, предложил властям значительно расширить калифорнийский форт Росс. Как вспоминал другой декабрист, А. П. Беляев, они мечтали, «что это местечко, населившись, должно сделаться ядром русской свободы».

В 1828 году А. С. Грибоедов представил правительству проект Российской Закавказской компании, создание которой должно было способствовать экономическому развитию южных окраин империи. Однако царь не одобрил замыслов Грибоедова — смелые и обширные начинания, даже если они касались только торговли и промышленности, были враждебны правительственной системе неусыпного бюрократического контроля за всяким проявлением общественной самостоятельности.

Тем не менее жизнь брала свое.

С ростом внешней торговли и промышленности быстро развивалась кредитно-финансовая деятельность. В столице не было еще частных банков, но действовали государственные банки, подведомственные Министерству финансов. Государственных банков было три: Заемный, Ассигнационный и Коммерческий.

Государственный Заемный банк вел свои операции в солидном собственном доме близ Банковского моста, на углу Большой Мещанской улицы и Конного переулка. Операции состояли из приема вкладов из расчета 4 % годовых и выдачи займов под залог имений, фабрик, горнозаводских предприятий, каменных домов (минимальный размер ссуды составлял 5000 рублей на три срока — 15, 26 и 37 лет, в течение которых заемщик должен был внести занятый капитал с соответствующими процентами). В 1837 году сумма всех операций банка составляла 2 448 156 рублей серебром.

Государственный Ассигнационный банк, занимавший великолепное здание, построенное Кваренги на Большой Садовой, имел своим назначением выпуск ассигнаций и обмен их на медную монету. В его ведении находилась Экспедиция заготовления государственных бумаг, владевшая собственным домом на Фонтанке.

Государственный Коммерческий банк, помещавшийся на Екатерининском канале, близ Невского проспекта, отличался тем, что в правление его кроме правительственных чиновников входили представители петербургского купечества. Он главным образом и призван был содействовать развитию промышленности и торговли, особенно внешней — «поддерживать русских купцов, торгующих при С.-Петербургском порте». Операции включали прием вкладов из расчета 4 % годовых и выдачу ссуд под учет векселей и под товары. Частный коммерческий кредит осуществлялся в виде кредита под векселя и ростовщических операций.

Ростовщиков в Петербурге было много — из купцов, мещан, а то и из дворян. Законом предусматривалось, что «заимодавцам дозволяется брать рост с капитала, отданного в долг, но не свыше шести рублей на сто в год; взимание роста в количестве, свыше узаконенного, именуется лихвою, которая наказывается лишением всего капитала». Однако закон оставался законом, а ростовщики грабили нуждающихся как могли. Некоторые из них нажили значительные состояния.

Не раз в трудные минуты приходилось пользоваться услугами петербургских ростовщиков и Пушкину. В 1830 году он взял по заемному письму у некоего полковника Л. И. Жемчужникова 12 500 рублей, и процентов по этому долгу было уплачено 1385 рублей. В 1834 году у титулярного советника И. И. Татаринова поэт занял «за указанные проценты» 4000 рублей. В течение 1836 года, также «за указанные проценты», у прапорщика В. Г. Юрьева — 13 900 рублей и у отставного подполковника А. П. Шишкина под залог 12 500 рублей (к этому ростовщику Пушкин обращался и ранее, оставляя в залог столовое серебро, драгоценности и даже шали Натальи Николаевны).

Финансово-коммерческими операциями занимались и такие учреждения, как Государственная комиссия погашения долгов и Санкт-Петербургский Опекунский совет при Воспитательном доме, основанный еще в конце XVIII века. Последний имел в своем составе Сохранную казну, принимавшую в заклад имения и различную недвижимость, а также денежные вклады с выдачею процентов; Ссудную казну (ломбард), выдававшую ссуды от 10 до 1000 рублей под заклад вещей, и Вдовью казну для обеспечения содержания вдов и семейств после смерти вкладчиков.

В Опекунском совете была заложена и перезаложена едва ли не бóльшая часть родовых дворянских поместий. Не составляли исключения и нижегородские деревни Сергея Львовича Пушкина, который в 1824 году, заложив 563 крепостных, получил 112 600 рублей, то есть по 200 рублей за душу, а в ноябре 1830 года, перезаложив тех же мужиков, получил еще 28 150 рублей, то есть еще по 50 рублей за каждого. Таким образом, долг его казне составил более 140 000 рублей и к 1833 году он обязан был выплатить процентов по полученной им ссуде 12 000 рублей. Когда в 1834 году Пушкин принял на себя управление отцовским имением, ему не раз пришлось побывать в Опекунском совете, который находился на Большой Мещанской улице. А в письмах родителей Пушкина постоянно мелькает слово «пеликанка» — так в просторечии называли закладные билеты (квитанции) Опекунского совета: пеликан как эмблема был изображен на всех бумагах этого учреждения.

В 1827 году было открыто в Петербурге «Первое Общество для застрахования от огня домов и прочего имущества». Вскоре появилось и второе такое общество, затем и третье, а также «Общество застрахования пожизненных капиталов».

Одно за другим возникали различные, основанные на акционерных началах общества. К 1836 году в Петербурге их было уже более двадцати. В числе учредителей некоторых из них оказались виднейшие сановники. Около тысячи акций «Второго страхового от огня общества» приобрели члены Государственного Совета.

На столичной Бирже началась торговля акциями, «биржевая игра». Биржевые спекуляции достигли значительного размаха. Люди, малосведущие в коммерции, скупали подряд все «ценные бумаги», не заботясь о том, приносят ли они какой-либо реальный доход. Нашлись мошенники, которые стали продавать акции фиктивных предприятий. Присвоив деньги, они исчезали. Дело кончилось разорением многих доверчивых простаков и шумным скандалом.

Воздействие делового Петербурга — торгового и финансового центра государства — на повседневную жизнь петербуржцев было двойственно. С ростом коммерческой деятельности эта жизнь становилась разнообразнее и напряженнее, но вместе с тем ею все больше овладевал дух меркантилизма, все явственнее тяготела над нею власть денег.

Пушкин подметил те новые черты, которые нес с собою «век-торгаш», и создал образ героя, на многие годы ставшего, по выражению Ф. М. Достоевского, «самым петербургским типом» русской литературы. «Деньги — вот чего алкала его душа!.. Ни слезы бедной девушки, ни удивительная прелесть ее горести не тревожили суровой души его. Он не чувствовал угрызения совести при мысли о мертвой старухе. Одно его ужасало: невозвратная потеря тайны, от которой ожидал обогащения», — писал Пушкин о своем Германне в «Пиковой даме».

Представление о разрушающей людскую душу силе золота, о выдвигающейся на первый план фигуре «приобретателя» (ведь это Пушкин подарил Гоголю сюжет «Мертвых душ») возникало в сознании Пушкина как результат обобщения бесчисленных ежедневных впечатлений, которыми дарил его огромный торговый и промышленный город.