Пушкинский век

«Встает купец, идет разносчик»

Стекавшиеся в столицу и в столице изготовлявшиеся товары продавали петербургские гостиные дворы и рынки, торговые ряды, а также отдельные магазины и лавки: серебряные, галантерейные, парфюмерные, модные, суконные, меховые, шляпные, перчаточные, сапожные, холстяных и шелковых товаров, военных вещей, мужского, женского и маскарадного платья, табачные, мыльные, писчебумажные, щеточные, ламповые, посудные, игрушечные, чайные, хлебные, кондитерские, фруктовые, овощные, колониальных товаров, водочные, виноградных вин, сбитенные… А еще были мучные лабазы, живорыбные садки.

Во второй половине 1830-х годов почти полумиллионное население Петербурга потребляло ежегодно около 4 000 000 пудов хлеба, более 168 500 пудов говядины и баранины, выпивало в год более 1 000 000 ведер хлебного вина, около 250 000 ведер пива. Ежегодно в Петербург доставлялось до 500 000 саженей дров, до 1 500 000 пудов сена.

Сухопутные и водные пути прочно связывали Петербург с внутренними губерниями страны. К старой Вышневолоцкой водной системе, соединявшей бассейны Невы и Волги, в начале XIX века прибавились две новые: Мариинская и Тихвинская. Расстояние от Петербурга до Астрахани по Волге и Вышневолоцкой системе составляло 3962 версты, по Волге и Мариинской системе — 3623 версты, по Волге и Тихвинской системе — всего 3397 верст. До Ростова-на-Дону (учитывая и 80 верст, которые баржи тащили волоком от донской станицы Качалинской до волжского посада Дубовки) от Петербурга считалось: по Вышневолоцкой системе — 4382 версты, по Мариинской — 4043 и по Тихвинской — 3817 верст.

По рекам и каналам, ведущим в столицу, тянулись караваны барж, по дорогам — обозы со всевозможным грузом. Зерно, крупу и муку доставляли главным образом из черноземных губерний и Поволжья; мясо — с Украины, из Оренбурга, из «земель казаков», а также от калмыков и киргизов — оттуда большими и малыми гуртами пригоняли быков на убой; дичью снабжали Олонецкая и Вологодская губернии, рыбой — Беломорье и Астрахань; хлебное вино привозили из Лифляндии, Смоленска, Нижнего Новгорода, Пензы…

Снабжали Петербург съестными припасами, особенно овощами, и пригородные деревни, соседние уезды. Но большую часть продовольствия везли издалека.

Склады для оптовой торговли, так называемые буяны, находились на берегах Невы. Сальный буян — в Четвертой Адмиралтейской части. Масляный, Сельдяной и еще один Сальный — на Васильевском острове. Пеньковый буян — на Петербургской стороне. Оптовая торговля хлебом велась на Бирже, а также в трактире «Хлебная биржа» на Калашниковской набережной. Там была главная стоянка барж с хлебом. Грубо сколоченные баржи и другие плоскодонные суда, на которых доставляли продовольствие в Петербург, после разгрузки ломали, бревна и доски пускали на дрова и плотницкие поделки — гнать пустые барки обратно, особенно против течения, не было расчета. Оптовая торговля мясом, маслом, яйцами производилась главным образом на Никольском рынке. Овощами и фруктами — в Апраксином и Щукином дворах. Скот гуртом продавали на Мытном дворе и Торговом, близ Московской заставы.

Описывая раннее петербургское утро, А. Башуцкий рассказывает: «Между тем изредка начинает быть слышим шум колес; мостовые звучат под тихим и мерным шагом больших, здоровых ломовых лошадей, которые тащат роспуски, тяжело нагруженные дровами, припасами и строительными материалами; с этим шумом смешиваются какие-то странные крики, какие-то чудные напевы, звонкие, отрывистые, продолжительные, пискливые или хриплые. Это продавцы овощей, мяса, рыбы; молочницы, колонисты с картофелем и маслом; они идут и едут с лотками, корзинами, кувшинами».

Пожалуй, самой заметной фигурой на петербургской улице, невольно привлекавшей внимание, была фигура мужика-разносчика с подносом на голове, или с лотком перед грудью, или с тележкой, или с санками. Сотни и сотни этих «расхожих продавцов» оглашали улицы города криками:

— Сайки, сайки! Белые, крупчатые, поджаристые!

— Садовый вареный чернослив крупный! По грушу, по варену, по грушу!

— Прекрасные фиалы! Левкои, гвоздики, фалкомеры, ерани! Купите, барыня!

— Сахарны конфекты! Коврижки голландски! Жемочки медовы! Патрончики! Леденчики! Кто бы купил, а мы бы продали!

На Садовой, на Гороховой, на Вознесенском, на Фонтанке бойко шла торговля вразнос сбитнем и апельсинами, дичью и рыбой, студнем и солеными грибами, книгами и кухонной посудой, гипсовыми бюстами греческих философов и поношенной одеждой…

В те ранние часы, когда на улицах появлялись первые разносчики, повара и кухарки из богатых домов, а также хозяйки что победнее, сами покупающие провизию, отправлялись на рынки.

В первой трети века в Петербурге было несколько рынков.

Круглый рынок, названный так по своей конфигурации, помещался на Мойке, против здания Главных конюшен. Он обслуживал аристократическую Первую Адмиралтейскую часть города. Здесь торговали главным образом мясом, рыбою, мукой, зеленью.

Большой и Малый Никольский рынки находились в Третьей Адмиралтейской части, у Никольского собора. Здесь можно было найти муку, рыбу, мясо, кур, масло, овощи, а также веревки, пеньку, краску, нитки и разные мелочи.

Так называемый Пустой рынок в Литейной части, у церкви Св. Пантелеймона, торговал всевозможными съестными припасами.

На Андреевском рынке — между 5-й и 6-й линиями Васильевского острова — также продавали съестные припасы.

Сытный, или Обжорный, рынок на Петербургской стороне, против крепости, торговал в деревянных лавках и ларьках съестными припасами, железом, посудой, пенькой.

В Московской части имелось два рынка: Ямской и Кузнечный.

Торговый рынок, или Мясной ряд, был против Большого театра в Четвертой Адмиралтейской части.

Самым большим, самым дешевым, а потому и самым многолюдным рынком столицы был расположенный на Сенной площади, которую рассекала надвое проходящая через нее Большая Садовая улица. Рынок тянулся по обе ее стороны. В 1830-е годы его отделили от проезжей части улицы деревянной балюстрадой. На Сенном рынке торговали в лавках, с ларей, с возов и вразнос. Здесь можно было купить корм для многочисленных петербургских лошадей и коров — овес, сено, солому, кроме того — глиняную посуду и другую домашнюю утварь, всевозможные съестные припасы. «Здесь селянин обыкновенно сбывает с рук свои произведения, — указывал „Новейший путеводитель по Санкт-Петербургу“ 1820 года, — а потому и толпящегося народа великое множество, так что часто с трудом продраться можно». Особенно изобилен бывал Сенной рынок накануне Рождества. Глазам покупателей открывалось бесчисленное количество саней с замороженными осетрами, белугами, стерлядями, горами дичи и ощипанных гусей, с белыми тушами свиней, с бесконечным количеством живности; блеяли пригнанные на продажу овцы, мычали телята, подавали голоса поросята, куры, гуси, индюки. Покупателей собирались тысячи, и всякий выбирал товар по своим возможностям. Дворецкий знатного барина здесь торговал целый воз дичи, красноносый повар выбирал поросенка, чиновник в потертой шинели прижимал к груди купленную на последний рубль утку, жительница Коломны отсчитывала медяки за гусиные потроха. С раннего утра до позднего вечера на Сенном рынке не прекращалась торговля.

Живя с осени 1836 года в доме Волконской на Мойке, Пушкины пользовались ближайшим, Круглым рынком. После смерти поэта среди бесчисленных его долгов были и долги в лавки Круглого рынка. В свечную лавку купца Богомолова, где брали ламповое масло, восковые и сальные свечи, фитили, мыло, задолжали 614 рублей 84 копейки. Долг за съестные припасы, купленные на рынке, составил более 100 рублей.

За январь 1837 года Пушкиным было забрано в лавке купца Дмитриева, на Невском проспекте в Милютинских рядах, — масла, сыру, чаю, кофе, лимонов и прочего, а также лампового масла, фитилей и другого на 204 рубля 80 копеек, в булочной — на 26 рублей 98 копеек и в других лавках еще разной провизии на 570 рублей 42 копейки. За дрова в месяц уплатили 210 рублей.

В городе было много мелочных лавочек, так называемых «лавок под домами», часто помещавшихся в подвальных этажах. Здесь торговали всем: хлебом и мылом, пирогами и селедками, мануфактурой, сахаром, кофе, чаем, бумагой, свечами.

Эти лавочки служили своего рода клубами для невзыскательных покупателей. Сюда заходили слуги, извозчики, солдаты, забегали посыльные, разносчики, ремесленники. Здесь обсуждали городские новости, толковали о политике и других материях.

Лавки и лавочки были разбросаны по всему городу. Кондитерские, «магазины с товарами» и «магазины с модами» располагались почти все в центре. Так, в середине 1810-х годов из 134 «магазинов с товарами» 90 находились в Первой Адмиралтейской части. Из 54 «магазинов с модами» — 48 торговали в трех Адмиралтейских частях.

Торговым центром города был Невский проспект с прилегающими к нему улицами — «постоянное торжище и самое деятельное и живое место всей столицы». На Невском проспекте не составляло труда одеться с головы до ног, удовлетворить все свои прихоти, истратить уйму денег. «Оглянитесь, вот горы хрусталя, фарфора, бронзы, бриллиантов, золота!.. Смотрите прямо на бесконечную полосу единственной, прекраснейшей из всех существующих улиц!» — восклицал современник.

К Невскому проспекту был обращен своим главным фасадом Большой Гостиный двор. Это огромное двухъярусное здание с открытой галереей, построенное в XVIII веке архитектором Б. Валлен-Деламотом, выходило еще на три улицы: Большую Садовую, Чернышев переулок и Думскую улицу. Каждая сторона Гостиного двора называлась линией. Обращенная к Невскому — Суконной. Та, что выходила на Думскую улицу, — Большой Суровской, или Шелковой. Обращенная к Большой Садовой — Зеркальной. Протянувшаяся по Чернышеву переулку — Малой Суровской.

Оптовая торговля всевозможными товарами велась внутри двора, где были склады. Розничная — на внешней стороне, в лавках на всех четырех линиях. Лавок насчитывалось более трехсот. На Суконной продавали сукна, шерстяные ткани, бархат. На Большой Суровской, вернее Сурожской, — шелка, которые привозили из-за Сурожского, то есть Азовского, моря, а также из Франции. На Зеркальной торговали «светлым товаром» — зеркалами, фарфором, фаянсом, женскими украшениями, галантереей, обувью. И еще в Гостином дворе производилась торговля «мебелями», бронзой, железным, медным, оловянным и жестяным товаром, инструментами, книгами, писчей бумагой, картинами, игрушками и прочим.

Гостинодворские купцы и их приказчики умели как никто зазывать покупателей. Стоя перед лавкой, они в самых заманчивых выражениях расхваливали свои товары, их дешевизну и добротность. Завидев хорошо одетого прохожего, буквально хватали его за полы и тащили в лавку. Отделаться от них было непросто.

В 1830 году в нескольких номерах газеты «Северная пчела» печатались очерки под названием «Письма провинциалки из столицы», рассказывающие о разных сторонах столичной жизни. Вот что писала «провинциалка» о Гостином дворе: «Я хоть и патриотка, но не люблю покупать в Гостином дворе. Для меня несносен этот гостинодворский обычай зазывать в лавку. Чуть взглянешь на двери, тотчас и зашикали: чего прикажете-с, чего угодно-с, есть лучшие товары-с, мериное-с, петинеты-с, шелковые материи-с, кружева-с. Войдешь в лавку, спросишь чего-нибудь, начинается раскладка товаров, сперва самой низкой доброты, а потом постепенно все лучше и лучше: если приметят, что знаются на товарах. Беда неопытным! К цене никак нельзя примениться; запрашивают вдесятеро и более, торгуются, складывают товары, опять раскладывают, то выпускают из лавки, то удерживают, то просят возвратиться! Настоящая комедия! И точно надобно уметь сыграть свою роль, не показать ни голосом, ни движением, что вещь нравится, а не то запросят в двадцать раз более настоящей цены. А между тем пока торгуешься, холодный ветер продувает насквозь, сырость падает на грудь».

Лавки в Гостином дворе не отапливались. Торговля кончалась засветло. Во избежание пожаров зажигать огонь запрещалось.

Людей из «общества» шокировали замашки, обычаи и нравы гостинодворцев. «Недавно случилось с одною моей знакомою странное происшествие, — говорится в „Письмах провинциалки“. — Она присела в лавке и раздавила блин, который положил на стуле второпях завтракавший сиделец».

Недалеко от Большого Гостиного двора, близ Екатерининского канала, находился Малый Гостиный двор. Между Большим и Малым Гостиными дворами — Перинный, или Бабий, ряд. Напротив, в первом этаже здания Городской думы, помещались лавки; те, что выходили на Невский проспект, назывались Серебряные ряды.

В нескольких минутах ходьбы от Большого Гостиного двора и Невского проспекта по Большой Садовой находились Щукин и Апраксин дворы.

В двухстах шестидесяти лавках и лавочках Щукина двора торговали всем на свете, начиная от изделий из серебра и кончая певчими птицами. Здесь можно было купить шерстяные и льняные ткани, свечи, разную посуду, обувь, немецкую и русскую одежду, иголки, нитки, ленты, травы и семена, фрукты, грибы, а также картины и гравюры.

В Апраксином дворе, где было также более 200 лавок, торговали платьем, обувью, холстами, кожами, железом, новой и подержанной мебелью. Там же внутри был толкучий рынок, «мелочная продажа разного платья и разных вещей, составляющих потребность простолюдья».

О размахе торговых операций можно судить хотя бы по тому, что в течение 1830-х годов граф Апраксин, владевший Апраксиным двором, ежегодно получал от купцов, арендовавших у него лавки, около 400 тысяч рублей.

Светская публика предпочитала лавкам магазины.

Роскошные магазины лишь в редких случаях принадлежали русским купцам. Из их числа в 1820-е годы славился красивою наружностью и «обоняния приятным запахом, предвестником добрых товаров», магазин купца Барсукова в доме Кусовникова. Торговали здесь чаем всевозможных сортов, преимущественно китайским.

Большинство фешенебельных магазинов содержали иностранцы. Английский магазин, Итальянский, Голландский… Вывески пестрели иностранными фамилиями. Магазин лучших в городе шляп Циммермана, магазин отличных ситцев русского изделия Битенпажа, старейший в Петербурге косметический магазин Герке, магазин мужского платья Едера. «Прелестные галстуки можно найти в Итальянском магазине у Аничкова моста. Кстати об Итальянском магазине: знают ли наши читательницы и читатели, что французские перчатки, особенно лучших сортов, например дамские с розетками и мужские механические, скоро вздорожают! Это верно, потому что на них положены большие пошлины. Советуем запастись ими и уверяем наших читателей, что они нигде не найдут их лучше и дешевле, как в том же Итальянском магазине». Так усердствовала «Северная пчела». А в «Письмах провинциалки из столицы» содержится настоящий панегирик Английскому магазину Никольса и Плинке, который находился на углу Невского проспекта и Большой Морской. Это был первый в Петербурге универсальный магазин. «Английский магазин есть столица всех магазинов. Не знаю, почему он называется Английским, ибо в нем продаются русские, французские, немецкие и всякие товары, бриллианты и глиняная посуда, золото, серебро, бронза, сталь, железо, посуда, всевозможные ткани для женских уборов и платья, все принадлежности дамского и мужского туалета, и… вместе с духами, помадою и кружевами, вино, ликеры, горчица и даже салат в банках… Тут охотничье ружье, там хрусталь; тут кисея, ситцы, там шелковые ткани; здесь мужские шляпы, там дамские италианские; здесь кожаные чемоданы, ковры, тут бриллиантовые вещи и ордена, а там иголки; здесь готовые платья, плащи, шинели… Непостижимое дело! Мне кажется, что этот магазин должен называться не английским, а универсальным». По мнению «провинциалки», магазины выгодно отличались от гостинодворских лавок: «В магазинах… никто тебя не беспокоит. Товары лежат: смотри, любуйся, хочешь — купи, не хочешь — сядь и отдохни… Здесь не торгуются в магазинах: сказано слово и должно платить… Впрочем, купцы в магазинах такие вежливые, услужливые, так хорошо одеты и, кажется, такие образованные, что торговаться право стыдно».

«Высшее общество» покупало в магазинах. Возле них останавливались кареты, из которых выходили нарядные дамы. Сюда спешили светские франты. 8 марта 1819 года офицер лейб-гвардии Гусарского полка Василий Олсуфьев записал в своем дневнике: «Погода прекрасная. Обедал у Чаадаева, где был Пушкин; много говорили; он нам читал свои сочинения. Потом я с Чаадаевым пошел пешком, заходил в Английский магазин».

Посещение модных магазинов было любимым занятием дам. 19 июля 1830 года Надежда Осиповна Пушкина писала дочери: «Сейчас 9 часов утра, и мы идем бегать по магазинам с Малиновскими, которые завладели мною на весь день».

В 1830-е годы в магазинах на Невском проспекте можно было встретить молодую красавицу, которая, близоруко щурясь, рассматривала товары, — Наталья Николаевна Пушкина охотно посещала модные магазины. Несмотря на стесненные обстоятельства, Пушкину приходилось тратить много денег на наряды жены. Так, в январе 1837 года он заплатил только за головные уборы Натальи Николаевны в модный магазин Мальпар 411 рублей. В Английский магазин Пушкин остался должен 2015 рублей 12 копеек. В счете, среди прочего, значилось: 9 аршин шелковой материи — 58 рублей 50 копеек, 16 аршин гро-грена — 104 рубля, 44 аршина гро-грена — 264 рубля, 3½ аршина бархата — 70 рублей, платок — 40 рублей, пара серег — 110 рублей, браслет — 150 рублей и т. п. Опека, учрежденная над детьми и имуществом Пушкина после смерти поэта, заплатила и его долг Английскому магазину.

Цены в Английском магазине были доступны немногим. Говорили, что здесь «самая мелкая ходячая монета есть пятидесятирублевая ассигнация».

Как свидетельствует статистика, жизнь в Петербурге с каждым десятилетием дорожала. Бумажный ассигнационный рубль резко падал в цене, стоимость товаров, и прежде всего предметов первой необходимости, повышалась. С 1804 по 1838 год цена на ржаную муку возросла более чем в три раза, на пшеничную — более чем в два, на мясо — почти втрое.

Один из полицейских агентов доносил по начальству: «Всеобщая безденежность, нищета у многих и у некоторых совершенная невозможность существования имеет свою опасность. Голодный превращается в зверя и не имеет никаких способов к пропитанию; неимущие могут решиться резать и грабить тех, кои имеют что-либо. Столица наводнена людьми, которые, проснувшись, совершенно не знают, чем пропитать себя».