Расколотая корона

Глава VIII КОРОЛЕВА ПРИБЫВАЕТ КО ДВОРУ

Генрих Молодой Король не находил себе места. Это было невыносимо. Он и шагу ступить не мог без ведома отца. Он устал от поучений, что делать нужно так-то и так-то, и что есть лишь один способ править — тот, что избрал его отец.

До него доходили рассказы о том, как проводят время люди вроде Филиппа, графа Фландрского. Филипп был славным рыцарем, искусным в поединках, и слава о нем гремела по всей Европе. Вскоре он собирался совершить паломничество в Святую Землю. Филипп был богат, роскошно одет, его кони были в богатой сбруе, и люди взирали на него с почтением.

Что до Генриха, то у него было так мало. Единственным способом жить в достатке для него было влезать в долги. Сделать это было нетрудно, ведь он был сыном короля, да и сам король. Вот что его терзало. Он был королем и не был им. Титул был лишь словом, не более.

Люди боялись его отца, а потому не слишком уважали его сына; и когда он ехал рядом с этой кряжистой фигурой в одеждах, сшитых для дела, а не для красоты, и смотрел на эти огрубевшие от непогоды руки, ему хотелось закричать от бессилия.

Его друг Уильям Маршал уже не радовал его так, как прежде. О, Уильям был превосходным рыцарем, верным другом, но он был не таков, как Филипп Фландрский. Порою Генриху даже казалось, что Уильям считает благом то, что отец так направляет его.

Думая о Филиппе, графе Фландрском, он размышлял, не отправиться ли и ему в какое-нибудь паломничество. Куда угодно, лишь бы сбежать от отца.

Он вспомнил рассказы матери о том, как ее отец, желая наследника мужского пола, решил отправиться в Компостелу и просить помощи у гробницы святого Иакова. Дорога была трудной, условия ужасными, и герцог слег со свирепой лихорадкой. Он знал, что конец его близок, но его несли в носилках, и он был похоронен перед главным алтарем в церкви Святого Иакова в Компостеле.

Что могло быть естественнее, чем желание внука совершить паломничество к гробнице святого Иакова и могиле своего деда по материнской линии?

Он сказал отцу, чего желает.

— Зачем же? — спросил король.

— Я совершил великий грех, подняв оружие против своего отца.

— Твой отец простил тебя, а значит, и Бог простит.

— Это тяжким грузом лежит на моей совести.

— В таком случае, — сказал король, — я радуюсь, ибо так и должно быть, и лучше всего ты искупишь этот грех, усердно трудясь и быстро учась всему, чему я хочу тебя научить.

— Я чувствую потребность отправиться в Компостелу.

— А я, сын мой, чувствую потребность держать тебя здесь, и могу заверить тебя, что моя потребность сильнее твоей.

— Со мной обращаются как с ребенком, — угрюмо сказал Генрих.

— Так веди себя как мужчина и заслужи право на соответствующее обращение.

— Другие совершают такие паломничества.

— Возможно, но у них нет королевств, которыми им предстоит научиться управлять.

— Филипп Фландрский планирует отправиться в Иерусалим.

— Пусть едет. Это убережет его от дурных поступков.

— Так он заслужит отпущение грехов.

— Без сомнения, это необходимо, ибо, полагаю, он совершил их немало. А теперь я не желаю больше ничего слышать. Ты не поедешь в Компостелу. Ты останешься рядом со мной, чтобы я мог подготовить тебя к короне, когда придет твой черед.

— Но, отец…

— Я все сказал, — прорычал король; и когда в его глазах вспыхнули гневные огоньки, продолжать спор было не время.

***

Король, как всегда, встревожился, получив вести о Ричарде.

Его сын ехал в Англию, обеспокоенный волнениями в Аквитании, и желал посоветоваться с отцом.

Было почти несомненно, что он потребует свою невесту, а этого король допустить не мог. Он теперь часто бывал с Алисой, и его страсть к ней не угасала. Он любил эту девушку, и чем старше она становилась, тем глубже была его привязанность. Он твердо решил не расставаться с ней, но мог ли он и дальше говорить, что они с Ричардом слишком молоды?

Если Ричард приедет в Англию, Алисе придется уехать. Он мог бы снова отправить ее в уединенный павильон, но Розамунды там больше не было. Он не мог вызвать ее из Годстоу, чтобы она заботилась о его любовнице. Впрочем, он мог отправить Алису в павильон, а те добрые служанки, что хорошо служили Розамунде и которых он, проявив некоторую дальновидность, оставил там, могли бы позаботиться об Алисе. В одном он был уверен: Ричард и Алиса не должны встретиться.

Он будет рад видеть сына, ибо испытывал к нему некоторое восхищение. Юноша оказался доблестным полководцем, превосходным бойцом, обладавшим военным гением. Он отличался от Генриха Молодого и Джеффри, которые думали лишь об удовольствиях и о том, как бы полегче заполучить власть.

И вот Ричард должен был прибыть в Англию со своим братом Джеффри, и король решил показать своим подданным, в каком согласии он живет с сыновьями. Приближался праздник Пасхи, и они должны были провести его все вместе, и где же лучше, как не в его замке в Уинчестере? Однако Генрих Молодой желал уехать в Нормандию, и поскольку возникла необходимость, чтобы кто-то из семьи показался там, король разрешил ему ехать. Генрих Молодой был вне себя от радости при мысли о побеге от отца и немедленно начал готовиться к отъезду.

Однако ветры были против него, и так как приближалась Пасха, король приказал ему присоединиться к празднествам в Уинчестере, чтобы первоначальный замысел — собраться всем вместе — мог быть исполнен.

Таким образом, все четыре сына были с королем, что его весьма радовало. У него были советы для Ричарда и Джеффри, и он с нетерпением ждал встречи с юным Иоанном — единственным из сыновей Алиеноры, в ком он мог надеяться взрастить любовь. Он пришел к выводу, что должен предоставить Генриху Молодому определенную свободу, иначе юноша сорвется и взбунтуется. Именно по этой причине он и согласился отправить его в Нормандию, но пока он будет там, за ним следовало строго присматривать, чтобы он не натворил каких-нибудь бед.

Какое удовольствие доставило бы ему обсуждать с ними дела без утайки, потому что в ней не было бы нужды. Будь они верными сыновьями, так бы и было. Теперь же, хотя они и изображали дружбу, в воздухе витало подозрение.

Ричард был самым откровенным из них всех. Он говорил то, что думал, без обиняков, и хотел он помощи в Аквитании. Он не был так популярен у народа, как ему бы того хотелось.

— То, что мы с вами друзья, — прямо сказал он, — настраивает их против меня. Они думают, что я враг моей матери.

— Они наверняка знают, что это не так.

— Они рассуждают, что, если я ваш друг, я не могу быть ее другом. У меня есть к вам просьба.

Генриха охватило дурное предчувствие. Сейчас он попросит увидеть Алису и потребует сказать, когда состоится их свадьба.

Но он ошибся. Ричард сказал:

— Я хочу видеть свою мать.

— Ваша мать в замке Солсбери.

— Мы все собрались здесь. Она должна быть с нами.

— Вы забываете, что она меня предала.

— Разве вы не могли бы сказать то же самое о своих сыновьях?

— Мог бы — к моему несчастью.

— И все же вы нас простили. Почему бы вам не простить и ее?

— Потому что это она отвратила вас от меня. Она вскормила вас клеветой на меня вместе с материнским молоком. Не будь ее, не было бы этих бед. Я был бы отцом добрых и верных сыновей.

— Она не изменила нашей природы.

— Что вы хотите этим сказать?

— Мы восстали против вас, потому что вы дали нам титулы, а затем отказались наполнить их смыслом. Моя мать не имела к этому никакого отношения.

— Вы можете поехать в Солсбери к матери, но наедине с ней не останетесь.

— Нет, — сказал Ричард. — Она должна приехать сюда. Если вы пригласите ее сюда и она приедет, тогда в Аквитании узнают, что это я потребовал ее видеть и что я — ее друг. Только тогда они примут меня.

Король задумался.

— Позвольте моей матери вернуться со мной в Аквитанию, — продолжал Ричард.

— Никогда, — сказал король.

— Я бы поехал с ней и с моей невестой.

Губы короля сжались. Он вдруг сказал:

— Ваша мать приедет сюда, в Уинчестер. Она пробудет здесь несколько дней, а затем вернется в Солсбери. Тогда народ Аквитании увидит, что ее привезли сюда по вашей просьбе. Они не смогут тогда сказать, что вы ей не друг.

Ричард склонил голову.

— Остается еще вопрос моей невесты, — продолжал он.

— Покорите Аквитанию, — сказал король, — и тогда придет время думать о женитьбе.

— Я хотел бы видеть принцессу Алису. Она уже достигла брачного возраста. Мой брат Генрих говорит мне, что король Франции спрашивает, почему брак так долго откладывается.

— Принцесса путешествует по северу. Если она вернется, пока вы здесь, вы непременно встретитесь. Уладьте свои дела в Аквитании, а потом посмотрим, быть ли свадьбе. А пока я обещаю вам вот что: вы увидите свою мать, и это будет здесь, в Уинчестере.

***

Алиенора громко рассмеялась, когда услышала, что ей предстоит ехать в Уинчестер. Какая радость — увидеть своего любимого Ричарда! Она будет рада видеть и Генриха с Джеффри, и, возможно, юного Иоанна. Но лучше всего, пожалуй, будет встреча с мужем. В ее голове уже рождались язвительные речи. Ей не терпелось высказать ему все, что она о нем думает, вступить в одну из тех словесных баталий, которые всегда ее волновали.

Она послала за своими швеями. К счастью, здесь, в Солсбери, она не была лишена никаких удобств; если она и была пленницей, то пленницей королевской. В ее тюрьме было мало дел, и ее служанки шили для нее платья, а поскольку она всегда славилась своей элегантностью, она сомневалась, что что-либо при дворе короля могло сравниться с нарядами ее собственного покроя.

В приподнятом настроении она отправилась в путь из Солсбери в Уинчестер в окружении королевской стражи. Она возликовала, увидев башни дворца, и, подъезжая, громко рассмеялась от торжества.

Король принял ее, и несколько мгновений они оценивающе разглядывали друг друга. Она склонила голову и рассмеялась.

— Итак, наконец-то мы встретились, милорд, — сказала она.

Король махнул рукой тем, кто стоял в его покоях.

— Оставьте нас, — приказал он.

— Что ж, мы одни, — сказала она. — Клянусь Богом, Генрих, я вижу седину в твоих волосах и глубокие морщины на твоем лице.

— У меня было много забот, как тебе хорошо известно.

— Я знаю, что твои сыновья тебя не любят.

— Их мысли отравлены их матерью.

Она пожала плечами.

— Это поступки их собственного отца отвратили их от него. Почему ты позволил мне приехать сюда?

— Чтобы ты могла увидеть своих сыновей.

— Какая снисходительность! Полно, Генрих, есть и другая причина, помимо любви, которую ты питаешь к ним… или ко мне.

— К тебе я не питаю никакой.

— Я так и боялась, — насмешливо сказала она.

— Но ты мать моих сыновей, и они просили тебя видеть.

— Значит, мы встретимся. Я ликую. И ты привез меня сюда, чтобы угодить моим подданным в Аквитании, не так ли? Если они узнают, что я здесь в эту Пасхальную неделю, они будут меньше тебя ненавидеть и поймут, что Ричард — мой друг. Это государственная мудрость, Генрих, мой муж, и я скажу, что ты в этом весьма искусен.

— Благодарю.

— А теперь, когда Ричард здесь, нам нужно обсудить одно дело… он, я и, возможно, ты.

— И что же это за дело?

— Его женитьба, конечно. — Она внимательно изучала его. — И где же наша милая маленькая принцесса? Признаюсь, я ожидала найти ее здесь.

— Она уехала на север… для поправки здоровья.

Королева подняла брови.

— Значит, она больна? Уж не от любви ли… к Ричарду? Но ведь она не видела его в расцвете юности, не так ли?

— Она уже уехала, когда он прибыл.

— Нелюбезно с ее стороны! Разве ей не терпится увидеть своего жениха?

— Я бы подумал, что после твоего уединения у тебя найдутся другие дела для обсуждения, кроме этой помолвки Ричарда.

— Я могла бы попросить о свободе. Ты готов дать ее?

— Если бы и дал, откуда мне знать, что ты не станешь плести заговоры против меня, как раньше?

— В этом ты никогда не сможешь быть уверен.

— Тогда ты понимаешь, почему должна оставаться моей пленницей.

— Я думала, мы могли бы заключить сделку.

— С чего бы мне торговаться с пленницей?

— Ты хочешь развода.

— Кто тебе это сказал?

— Ходят слухи.

— Не следует доверять слухам.

— О, это зависит от источника. И предположим, я соглашусь на развод, ты меня освободишь?

Он сказал:

— Развода не будет.

— Я слышала, ты уже выбрал себе следующую королеву.

— Скажи мне, кто сообщил тебе такие новости! Я вырву им языки, ибо не потерплю, чтобы обо мне распускали такую ложь.

— Значит, это правда, не так ли?

— Если бы было правдой, что я хочу развода, почему бы мне не поторговаться с тобой, как ты предлагаешь?

— Не сомневаюсь, у тебя есть свои причины.

— Нет, — сказал он. — Я не просил о разводе.

— Ты преподнес кардиналу Гугуцону богатые дары. Неужели лишь для того, чтобы уладить спор между Йорком и Кентербери?

— Я привез тебя сюда не для того, чтобы обсуждать с тобой мои действия.

— Нет. Я прекрасно знаю, почему ты это сделал. Ты всегда действуешь из честолюбия. Ричарду необходимо показать моему народу, что он мой друг, а не твой. Поэтому ты позволяешь всем узнать, что он убедил тебя позволить нам встретиться здесь. Не думай, что я не знаю твоих уловок, Генрих Плантагенет.

Генрих пожал плечами.

— Хочу, чтобы ты знала: если ты здесь сделаешь что-либо во вред мне, тебя отправят обратно в еще более суровое заключение.

Она медленно кивнула.

— Что ты собираешься со мной сделать, муж? Убить? Это бы расчистило путь без всяких осложнений, не так ли? Но тебе, конечно, придется подождать, пока Аквитания не будет покорена и не примет Ричарда как герцога. Тогда, если ты сможешь удержать его как своего вассала — в чем я сомневаюсь, — Аквитания станет твоей, как ты всегда и хотел. Ждать придется долго, а время для тебя важно. На что ты надеешься? Получить от нее наследника? У тебя есть наследники, Генрих, и посмотри, сколько бед они тебе принесли.

— Ты несешь вздор, — сказал он.

— Нет, нет, здравый смысл, и он тебе не по нраву. Как ты думаешь, что скажет король Франции, когда услышит, что его дочь обесчещена?

— Что это еще такое?

— Какое неведение! Бедное дитя. Едва из колыбели. Но говорят, стареющие мужчины, чьи чувства пресыщены, ищут новых возбуждений. Дети, значит?

Он шагнул к ней, занеся руку.

— Вот так, Генрих. Ударь меня. Это будет хорошая новость для Аквитании. Я дам знать, что я тебя поддразнивала, насмехалась над тем, что ты соблазнил дочь короля Франции.

Он замер, борясь с подступающим гневом.

— Убирайся отсюда, — закричал он. — Пока я не убил тебя собственными руками, убирайся.

— Интересно, что бы я почувствовала, если бы ты дотронулся до меня. Когда-то ты делал это весьма нежно. Помнишь?

— Я знаю лишь, что проклинаю тот день, когда встретил тебя.

— Это было еще до того, как принцесса Франции была зачата. Но ведь была Прекрасная Розамунда, не так ли? Я никогда не забуду ее ужас, когда ее клубок шелка привел меня в ее логово. А предателем был ты. Он зацепился за твою шпору. Но разве ты не предатель для всех нас?

— Если ты не уйдешь, я не отвечаю за свои действия.

Он был прав. Она видела, что, хотя он изо всех сил боролся за самообладание, его гнев брал верх.

Он забудет о дипломатии. Вся мудрость покинет его, как только этот демон ярости одержит победу.

Умирать ей пока не хотелось; она сделала ему насмешливый поклон и удалилась.

***

Когда его ярость улеглась, он взглянул в лицо фактам.

Значит, она знает. Волчица знает, что Алиса была его любовницей. Что она предпримет? Он мог быть уверен, что, что бы она ни сделала, это принесет ему величайшие беды.

Король Франции узнает об этом. Узнает и Ричард, и скоро весь мир ополчится против него. Он уже имел некоторый опыт того, какого осуждения можно ожидать. Он лишь недавно выпутался из неприятностей, которые принесла ему его связь с убийством Томаса Бекета. И какой ценой для его королевского достоинства! Не должно стать известно, что он взял невесту Ричарда и что у нее был от него ребенок. Но Алиенора знала, а величайшей радостью в жизни Алиеноры было действовать против него.

Что ему было делать?

Алиса не должна достаться Ричарду. И дело не только в том, что он хотел оставить ее себе. Она была слишком молода, слишком бесхитростна, чтобы хранить тайны. Алиса должна остаться, а ему нужно найти способ отвадить Ричарда. Если Алиенора начнет распускать слухи, он объявит, что она выдумала их из чистой злобы.

Он верил, что добился некоторого успеха с Генрихом Молодым; в последние месяцы юноша казался почти привязанным к нему. Ричард же всегда будет его врагом, он это знал. Он был слишком сыном своей матери, чтобы быть кем-то еще. Джеффри склонен был следовать за старшим братом. Их обоих было легче склонить на свою сторону, чем Ричарда.

Он должен сделать все, что в его силах, чтобы помешать ей передать эту информацию Ричарду, а если она попытается настроить против него Генриха и Джеффри, он даст им знать, что и сама она вела жизнь, далекую от образцовой. В конце концов, если вспомнить скандалы, которые Алиенора устраивала в юности, как она смеет судить его за то, что он влюбился в молодую девушку, которой случилось быть невестой одного из его сыновей?

Жаль, что пришлось выпустить ее из тюрьмы. Хотя он и понимал, что это был мудрый политический ход, он глубоко сожалел о его необходимости.

Ее свобода скоро подойдет к концу, и он очень нескоро позволит ей снова появиться на людях.

***

Алиенора быстро нашла возможность остаться с Ричардом наедине. Они встретились в новом саду пряных трав, где могли насладиться некоторым уединением.

Она сказала:

— Мой дорогой сын, мы должны высказать все, что у нас на уме, поспешно, ибо я не думаю, что твой отец позволит мне долго оставаться на свободе. Я говорила с ним, и он дал мне почувствовать свою ненависть. Он особенно остерегается тебя, мой сын. И все из-за Алисы.

— Принцессы Алисы? Моей нареченной.

— У меня для тебя новости, Ричард. Она стала любовницей твоего отца, и именно по этой причине он держит ее вдали от тебя.

— Да пусть забирает. Мне не нужна его обношенная любовница.

— Нет, и тебе она ни к чему. Но, сын мой, он должен думать иначе. Ты должен спрашивать его, где твоя невеста. Ты не должен давать ему покоя. Король Франции должен настаивать на вашем браке с принцессой Алисой. Это лучший способ досадить ему. Я никогда не видела его таким растерянным, как когда я упомянула ее. Он хитер. Он может перехитрить своих врагов. Он будет лгать, давать обещания, которые не намерен выполнять; но он не смог скрыть своей похоти к этой девчонке. И он больше встревожен тем, что может означать разоблачение его связи с ней, чем если бы ему предстояло идти в бой.

— Как долго это продолжается?

— Год или два, я полагаю. Я слышала слух, что у нее был от него ребенок.

— Клянусь Богом и всеми святыми! Я расскажу всему миру об этом.

— Пока нет, Ричард. Пока нет. Притворись на время неведающим. Пусть он помучается. Если это станет широко известно, что произойдет? Будет скандал, но со временем он выкрутится. — В ее голосе прозвучало невольное восхищение. — Вспомни, что случилось в Кентербери. Кто еще мог так унизиться и выйти из положения чуть ли не с честью? Быть публично высеченным! Нет. Больше всего его встревожит то, что будут попытки отнять ее у него. Так что, сын мой, проси Людовика, чтобы ваш брак был отпразднован. Скажи ему, что тебе не терпится увидеть свою невесту. Пусть твоего отца донимают постоянными требованиями отпустить девушку, ибо, поверь мне, он захочет сохранить их связь в тайне как можно дольше.

— Я бы пошел к нему и уличил его в подлости.

— Я знаю, что ты так бы и сделал, и твоя прямота — черта твоего характера, которая внушает мне некоторую тревогу. Я слышала о твоем новом прозвище, «Ричард Да-и-Нет», говорят, потому что у тебя всегда либо «да будет так», либо «тому не бывать». Тебе придется научиться, что иногда необходимо увиливать, и лучшего учителя в этом искусстве, чем твой отец, тебе не найти.

— Вы хотите, чтобы я вел себя как он?

— Я ненавижу его и люблю тебя. Но, ненавидя его, я все же вижу в нем определенное величие. Его похоть погубит его, как она погубила наш брак. Но не недооценивай его, ибо он — грозный противник. Борись с ним хитростью. Сделай так, чтобы твоя месть была самой болезненной для него.

— Я сделаю, как вы говорите, матушка. Я не дам ему знать, что мне известно об этом соблазнении. Она мне не нужна, но я никому об этом не скажу, и только когда ее приведут ко мне, я откажусь от нее.

— Мне нет дела до этой глупой девчонки. Я лишь хочу унизить его.

— Как вы его ненавидите!

— А ты разве нет?

— С самых ранних лет вы показывали мне, каков он.

Королева рассмеялась, весьма довольная. Короля ждали очень неспокойные времена.

***

Ричарду было трудно сдерживать свое отвращение. Не то чтобы его шокировало соблазнение отцом молодой девушки; нравы самого Ричарда не были слишком строгими; но то, что отец осмелился взять невесту, обрученную с ним, было личным оскорблением.

Он отомстит, но его мать была права. На время он должен был изо всех сил притворяться другом короля, ибо ему нужна была помощь в подавлении восстаний в Аквитании. Приходилось признать, что он не был там популярен. Несмотря на то, что он был любимцем матери и она желала, чтобы он был коронован герцогом, они не хотели его. Он не был южанином. Одного взгляда на этого длинноногого, златовласого юношу было достаточно, чтобы признать в нем норманна. В нем проявилось так много черт викингов: его голубые глаза, золотые волосы, высокий рост, манера сидеть на коне, его огромная сила. Правда, он был поэтом и любил трубадуров, но даже в его песнях был северный привкус. Они больше походили на те, что пели Роллон и его люди, когда плыли по Сене, чтобы разорить Францию, чем на сладострастные баллады Юга.

Народ Аквитании не мог полностью его принять. Они с подозрением относились к этой необузданной энергии. Он мог быть свиреп в бою, и они его опасались. Они хотели вернуть Алиенору. Ее они понимали. Они восхищались ее элегантностью, и ее предприимчивый дух импонировал им. У них отняли их герцогиню, и хотя их уверяли, что Ричард — ее любимый сын, они не доверяли ему не больше, чем его отцу.

Поэтому ему нужна была помощь. Лучшее, что могло бы случиться, — это если бы он смог забрать мать с собой.

Этого король не позволил.

Он послал за двумя своими сыновьями, Генрихом и Ричардом, и сказал им, что он от них хочет.

Он решил две проблемы одним ударом.

Генрих должен был сопровождать Ричарда в Аквитанию и помочь ему поддерживать там порядок.

Генрих не возражал. Его величайшим желанием было вырваться из-под опеки, в которую, по его словам, заключил его отец. Стоит ему только уехать и оказаться за морем, и он будет свободен.

Итак, Алиенора вернулась в Солсбери, а Ричард приготовился плыть во Францию. Перед их отъездом жена Генриха, Маргарита, отправилась в Кентербери, чтобы помолиться у гробницы святого Томаса Бекета. Она страстно желала ребенка и просила святого заступиться за нее.

Затем братья вместе с Маргаритой покинули Англию.