Распутин. Святой демон

СТОЛИЧНЫЕ СВЯЗИ

Поговорив с Распутиным и еще более укрепившись во мнении, что перед ним истово верующий, хотя и темный человек (а для юродивого неграмотность была только плюсом), архимандрит Феофан пригласил странника на подворье епископа Саратовского и Царицынского Гермогена. Поборник церковного образования, борец за чистоту канонического богослужения, Гермоген в лице Распутина увидел идеальный объект для преобразования этого темного мужика в одного из проповедников слова Божия среди сибирского крестьянства.

У Распутина хватило сообразительности не рассказывать Гермогену о своих целительских и пророческих талантах. Это бы наверняка испортило настроение епископу, поскольку тот слыл непримиримым врагом сектантства и отступничества от церковных канонов.

Неграмотность Распутина была Гермогену симпатична. И все же он укорил Григория Ефимовича — мол, как же ты Писание читаешь. И тот ответил — сердцем, чем окончательно покорил и Гермогена.

С подачи двух популярнейших среди церковной молодежи учеников академии, духовных деятелей известность Распутина стремительно росла. О страннике в крестьянском зипуне по Петербургу ходили легенды. Он появлялся в самых неожиданных местах, старался не пропускать многолюдных богослужений и держался подле своего покровителя архимандрита Феофана.

Если бы Феофан мог знать, кого пригрел на своей груди! Пройдет несколько лет, отношения между Феофаном и Распутиным испортятся. И архимандрит, в ту пору уже ректор Духовной академии, сменивший на этом посту епископа Сергия, станет непримиримым врагом Распутина и распутинщины. Но прозрение наступило не сразу. Поначалу Феофан не просто привечал Григория Ефимовича: он пропагандировал его способности, много рассказывал о Распутине в среде высших сановников церкви и, по сути, сам перетащил Григория Ефимовича из глухой сибирской деревни в Санкт-Петербург.

Слава Распутина укрепилась после одобрительных высказываний отца Иоанна Кронштадтского, одного из наиболее почитаемых столичных священнослужителей. Заметив фигуру Распутина на одной из своих проповедей, Иоанн Кронштадтский якобы сказал, что видит перед собой человека с великим будущим. Впрочем, предсказание было настолько туманным, что толковать его можно было, как угодно. Распутин и уже проклюнувшиеся его апологеты возвели фразу Иоанна едва ли ни в ранг благословения и пророчества.

Стремительная популяризация Распутина привела к тому, что к началу 1904 года у дверей квартиры, где он остановился, уже толпились люди. В основном, это были дамы из полусвета, томи-мне многочисленными семейными проблемами. Они нуждались в наставлениях, и Распутин не обманул их ожиданий. А несколько случаев целительства (весьма сомнительных) укрепили его положение еще больше. Тогда же, в начале 1904 года, о Распутине заговорили как о «старце», обладающем чудодейственной силой. Хорош старец — в неполных 35 лет.

Путаные, невнятные речи Григория Ефимовича вызывали всеобщий ажиотаж. Толковать его слова можно было по-разному, но апологеты Распутина слышали в них грозные пророчества. Они искренне считали, что этот человек видел будущее и мог изменить судьбу. И Григорий Ефимович, человек явно неглупый (хотя и вытворяющий бог весть что), умело пользовался страхами и тревогами своих посетительниц.

Любопытная деталь — среди поклонников Распутина на удивление мало мужчин. Его окружение состояло преимущественно из экзальтированных женщин, у которых были явные проблемы с логикой. Им не нужны были доказательства. Они нуждались в предсказаниях. Причем чем туманней и непонятней были предсказания, тем веры им было больше.

Странное существо — человек. Кропотливо изучает мир, а в ранг абсолюта возводит невежество. Страшится смерти, а сам делает все, чтобы сократить свой срок. Старается жить по совести, а верит на слово бессовестным. Всеми силами стремится выбиться из бедности, а заработанное добровольно отдает проходимцам.

Чем жил в ту пору Распутин? Понимая, что юродивый не должен превращать свою схиму в профессию, он не требовал за свои пророчества денег. Сами несли, да немало. Нервные дамочки, посещавшие «келью» странника, подавали «на бедность» — не медные грошики, пачки ассигнаций. Всего за несколько месяцев пребывания в Петербурге Распутин решил все материальные проблемы. Можно было сказать — он неплохо зарабатывал. Но зарабатывал ли? Чем? Своими бредовыми откровениями?

В начале 1904 года Распутин засобирался домой. В этом тоже был свой расчет. Исчезнув из поля зрения суеверных столичных дам, он лишь разжег ажиотаж вокруг своей фигуры. И его расчет сработал. Прибыв в Покровское, Григорий Ефимович прослонялся без дела всего неделю. Затем не выдержал, отправился в обратный путь. В Петербурге его встретили с восторгом.

Этот приезд в столицу стал для Распутина решающим. Во время встречи с Феофаном Григорий Ефимович якобы невзначай обмолвился, что не желал бы оставлять святой град Петербург. И архимандрит тут же ответил: «В чем же дело? Оставайся». И дело было решено в считанные дни. Распутину подыскали квартиру, помогли обустроить быт. В 1904 году он окончательно стал столичным жителем.

В конце лета 1910 года Григорий Ефимович, уже частый гост в Царском Селе, в очередной раз съездил в Покровское, чтоб) забрать в столицу семью. И все устроилось самым лучшим для Распутиных образом. Прасковья Федоровна приняла на себе хозяйство столичной квартиры. Дети были устроены в обычную петербургскую школу. Распутин же продолжал свой необычный промысел. Он ходил по богатым домам и пророчествовал, иногда — целительствовал. И все это было похоже на… колдовство.

Он не особенно церемонился с антуражем и каноническим нормами православной церкви. Да он их толком и не знал. Но рассчитал наверняка — чем необычней, чем вздорней будут его обряды, тем меньше у его клиентуры будет желания взглянуть на происходящее трезво.

К слову — неграмотность тяготила уже и самого Распутина. Кое-как он выучился читать по складам, но писать не уме; В 1904 году он стал брать уроки письма и чтения. И понемногу выучился грамоте. Правда, до конца жизни писал коряво (что видно из его рукописных записок) и совершенно безграмотно. С родным языком этот человек «не дружил». Трудно, наверно, учиться элементарным вещам в 35 лет, но надо. Иначе как узнаешь, что там написано — в этих церковных книгах?

Тем временем, слава Григория Распутина ширилась. Его уж приглашали в аристократические семьи, доверяли самые интимны семейные тайны, спрашивали совета. И кто — княгини, герцогини, представительницы столичной знати. Время, когда Распутин кормился предсказаниями судеб жен чиновников средней руки коммерсантов и офицеров, прошло. В 1905 году он переключился на знать. И в ноябре 1905 года дошел до самой верхушки — до царской семьи.

На мужей своих клиенток, государственных деятелей и политиков Распутин, как правило, производил тяжелое впечатление. Вот слова Владимира Николаевича Коковцова, председателя Совета министров царского правительства в 1911–1914 годах: «По моему, Распутин типичный сибирский варнак, бродяга, умный: выдрессировавший себя на известный лад простеца и юродивого и играющий свою роль по заученному рецепту. По внешности ему не доставало только арестантского армяка и бубнового туза на спине. По замашкам — это человек, способный на все. В свое кривляние он, конечно, не верит, но выработал себе твердо заученные приемы, которыми обманывает как тех, кто искренно верит всему его чудачеству, так и тех, кто надувает самого своим преклонением перед ним, имея на самом деле в виду только достигнуть через него тех выгод, которые не даются иным путем».

Лестной эту характеристику не назовешь. Между тем, она верна. В чем-чем, а в людях опытнейший Владимир Николаевич разбирался. Он чувствовал опасность, исходящую от Распутина, и не ошибся — усилиями Григория Ефимовича Коковцов своего государственного поста лишился.

Начав с безобидной, казалось бы, лжи (кому будет плохо, если Распутин предскажет барышне счастливый брак?), в конце жизни Григорий Ефимович опустился до хитроумных интриг, до манипуляции императорской семьей, до вмешательства в политические дела, в которых он ровным счетом ничего не понимал.

Главным качеством этого человека было глубокое невежество, поначалу — спасительное для него самого, а позже — губительное.