НОВЫЕ ОБВИНЕНИЯ

Новый 1912 год начался для Распутина большими неприятностями. На январском заседании Государственная Дума по запросу депутатов обсудила влияние Распутина на российскую политику и его религиозную деятельность (церковь, вспомним, не была отделена от государства, поэтому правительство и Дума были в праве сниматься вопросами религии). По результатам заседания была составлена докладная царю. Николай II ознакомился с выводами Думы и вызвал к себе обер-прокурора Священного Синода Владимира Карловича Саблера, поручив ему возобновить закрытое дело о хлыстовстве Григория Ефимовича Распутина. По приказу царя комендант царского дворца генерал Дедюлин изъял из архива первое, закрытое уже дело Тобольской консистории о хлыстовстве Распутина и передал его Саблеру. Результаты нового расследования должны были лечь на столы царя и председателя Государственной Думы. Этим царь хотел поставить точку в смутном вопросе принадлежности Распутина к секте «хлыстов».

Николай не верил в вероотступничество Григория. Он сам был свидетелем молений «старца» и его наставлений царским детям. Видел глаза этого человека во время общения с царицей. И не находил в них ни лукавства, ни расчета. Николай верил Распутину как никому другому. Своим верным служакам из близкого окружения, готовым отдать за него жизнь, не доверял. А этому мужику — верил. Удивительно!

26 февраля того же года председатель Думы Михаил Владимирович Родзянко попросил у царя аудиенции. Николай его принял. Родзянко прибыл в Царское Село не с пустыми руками. Он подготовил доклад по результатам расследования, предпринятого Думой. В основу доклада вошли сведения, собранные Александром Ивановичем Гучковым (его Родзянко сменил на посту председателя) и духовным писателем Михаилом Александровичем Новоселовым.

«Ваше Величество, — сказал Родзянко царю. — Присутствие при дворе человека столь опороченного, развратного, грязного — небывалое дело в истории русского самодержавия. Влияние Распутина на церковные и государственные дела внушает тревоге всем слоям русского общества. На защиту Распутина выставлю весь государственный аппарат — от министров до последнего чин. охранной полиции. Между тем Распутин — оружие в руках врагов России. Чрез этого человека они подкапываются под православную церковь и монархию. Революционная пропаганда ничто по сравнению с Распутиным. Всех тревожит его близость к царской семье. Это волнует умы».

«Почему же его считают вредным?» — искренне удивился царь.

«Распутин сам назначает и перемещает иерархов церкви. Taк произошло с епископами Гермогеном, Феофаном, Антонием, и с иеромонахом Илиодором. Кроме того, есть сведения, что он «хлыст». И он, верующий человек, ходит в баню с женщинами».

Родзянко показал царю несколько изобличающих Распутина писем (которые на поверку оказались фальсифицированными).

«Но почему вы считаете его «хлыстом»?» — спросил Николай.

«Ваше Величество, прочтите брошюру Новоселова. Там все указано. Распутина уже судили за хлыстовство, но ему каким-то чудом удалось уйти от наказания».

«Хорошо, расследование будет проведено, — сказал царь. — Отчет по нему получит и Дума».

На этом аудиенция была окончена.

Указ о начале расследования обвинений против Распутина вышел только в конце сентября 1912 года и был адресован второстепенным чинам Тобольской консистории. Но за расследование взялся сам Тобольский епископ Алексий (в миру Алексей Васильевич Молчанов), которому передали все материалы старого и нового дела о хлыстовстве Распутина. Одновременно царь, опасавшийся за жизнь Распутина, приказал министру внутренних дел Макарову организовать негласную охрану Григория Ефимовича и его дома. Так те, кто выслеживал Распутина, пытаясь собрать свидетельства его бесчинств, стали его постоянными охранниками. Следить за овцой поручили волку? Да кто же разберет, где здесь овца, а где — волк?

Извлеченное из синодального архива епископ Алексий изучил от корки, до корки. В ходе второго расследования были заново опрошены все свидетели и участники дела. А их было очень немало.

Особый интерес вызвали две девицы (в разное время их количество возрастало до четырех), а именно — Екатерина и Евдокия Печеркины (знакомая фамилия?), 24 лет и 31 года, состоят в родстве между собой как племянница и тетка. В показаниях супруги Распутина Прасковьи Федоровны по этому поводу говорится: «Девицы Печеркины живут вместо детей — из-за пропитания». И тут же в показаниях Печеркиных — в ответ на подозрения в распутных действиях по отношению к ним Григория Ефимовича: «Случается, что при свидании и прощании со знакомыми гостями он целует их в щеку, но никогда — в других случаях». Отец Ефим Яковлевич сообщил, что «мужиков в доме не держат, боятся убийства».

Главным свидетелем обвинения в первом деле о хлыстовстве Распутина выступал отец Федор Чемагин, священник церкви в Покровской слободе (села Покровского). Вот что он рассказал на допросе: «Знаком с Распутиным с 1905 года, постоянно встречает у него 3–4 девиц-работниц. Во время посещения Распутина его родственниками и «братьями» по духу его по воскресным и праздничным дням — Н. Распутиным, Ильей Арсеновым, Н. Распоповым — они вместе с девицами поют: «Отверзу уста моя», «Хвалите имя Господне» и т. п., а также канты. Прежде (в 1905 г.) во время этих собраний Распутин толковал книги Св. Писания, а теперь, вместо того, преподает различные назидания и нравоучения Обвиняемый рассказывал свидетелю про свои знакомства, напри мер, с архимандритом Гавриилом, настоятелем Седьмиозерской Казанской Пустыни, с Иннокентием Епископом Чигиринским, с Феофаном — инспектором С.-Петербургской Академии, называл последнего «Феофанушкой», показывал карточку, на которой он снят с архимандритом Гавриилом и другими. Из своей поездки и октябре 1905 г. Распутин привез с собою О. Лахтину и священническую жену Медведь. Они, как объясняли, приехали посмотреть на жизнь Распутина и послушать его наставления. Тогда же свидетель зашел (случайно) к обвиняемому и видел, как последний вернулся мокрый из бани, а вслед за ним оттуда же пришли и все жившие у него женщины — тоже мокрые и парные. Обвиняемый признавался, в частных разговорах, свидетелю в своей слабости ласкать и целовать «барынешек», сознавался, что был вместе с ними в бане, что стоит в церкви рассеянно. У Распутина бывали еще и X. М. Берладская, З. Манчтет, Е. Сильвере и другие. Обращение его с ними самое фамильярное: обнимает их за талию, ласкает, ходит под руку, называет их: «Хоней», «Елей», «Зиночкой». В религиозном отношении сам Распутин и весь его дом — примерно — ревностны (делают пожертвования на храм и т. п.)».

Крестьянка Акилина Лаптинская, по профессии сестра милосердия, опровергла обвинения Чемагина, заявив, что «ласковое его обращение с более знакомыми женщинами, приветствование их лобзанием» ее не удивляет. Мол, это обычное для интеллигенции дело и всего лишь «выражение братской любви».

Далее в том же примерно духе — какая-то несущественная мелочь, домыслы, предположения. Причем обвиняли Распутина в непотребном поведении и отступлении от религиозных традиций явные недоброжелатели. А люди вроде бы не заинтересованные, случайные посетители распутинского дома, свидетельствовали в его пользу.

В этих документах любопытны еще несколько деталей. Первая — протокол осмотра дома Распутина, в котором указано, что часть дома была устроена по-деревенски, другая — на городской манер. И еще — кто вел хозяйство, пока Распутин странствовал и молился в монастырях. Оказывается — женщины. Отец Ефим Яковлевич уже отошел от дел по старости. Крестьянской работой занимались приживалки Распутиных, жившие в доме на правах прислуги, и супруга Григория Ефимовича.

По части обвинений Распутина в развратных действиях епископ Алексий веских доказательств не нашел. И основная часть обвинений — в хлыстовстве Распутина — строилась на столь же шатких свидетельствах. Вот цитата из отчета инспектора Тобольской духовной семинарии Дмитрия Михайловича Березкина, привлеченного к расследованию первого дела: «Внимательно исследуя материал, имеющийся в деле об учении и деятельности крестьянина слободы Покровской Григория Распутина-Нового, нельзя не прийти к выводу, что пред нами группа лиц, объединившихся в особое общество со своеобразным религиозно-нравственным укладом жизни, отличным от православного. Что это так, видно из целого ряда заявлений как лиц посторонних упомянутой группе, так и самих ее членов. Из этих заявлений усматривается, напри мер, что Распутин — «непорядочный человек, изменивший своей вере православной», что он — «не православен», составляет с постоянными и временными насельниками своего дома общество каких-то «духовных богомольцев», наставляет лучше и выше, чем православный священник, составляет собрания, на которые «но сторонних не пускают».

Центром этого общества, его основателем в слободе Покровской, главой и руководителем является, по-видимому, сам Григорий Распутин. По отзывам сторонних наблюдателей, эта личность «странная», не совсем нормальная, увлекающаяся ро лью искусного духовного старца, «если не сектант, то во всяком случае — человек, впавший в какую-то «демонскую прелесть». Напротив, по отзывам лиц, состоящих, по-видимому, членами основанного Распутиным общества, это — человек «необыкновенный», «чище и прекраснее» которого трудно встретить, человек, которого «Бог возлюбил», «пророк», «прозорливец», «спаситель и руководитель заблудших», «обладающий удивительным знанием жизни» и «могущий разрешить все жизненные вопросы ответа ми из Евангелия», — человек «беспредельной любви», «бездны любви», к которому барыни, задыхающиеся от разврата столиц, кинулись, «как мухи к меду».

Под руководством этого-то человека члены общества время от времени собираются на особые «собрания», причем эти «собрания» бывают, по-видимому, двоякого рода: во-первых, такие, на которые допускаются посторонние лица и на которых читают Евангелие и другие священные и богослужебные книги и поют различные церковные песнопения и религиозно-нравственного содержания стихи, вроде «Спит Сион», про гору Сион и прочее, и, во-вторых, такие, на которые «посторонних не пускают» и на которых участвуют, может быть, только те, кои могут вместить». Конец цитаты.

Из этого отчета выделим два момента. Первый — «если не сектант». И второй — высказывания апологетов Распутина, приведенных в отчете в изобилии.

Если Распутин даже в наиболее жестком и даже придирчивом отчете одного из экспертов «не сектант», то в каком хлыстовстве его можно обвинить? И далее — похвалы в адрес Распутина в этом отчете намного больше, чем хулы. Если его хвалят верующие, то как его судить? И за что? За то, что он «непорядочный человек» и «не православен»?

Алексий стоял перед непростым выбором. С одной стороны, его смущали проповеди Распутина, шедшие вразрез с церковными канонами и Писанием. С другой стороны — Григория Ефимович не надевал рясы, не объявлял себя священнослужителем. Он был всего лишь верующим человеком и делился с окружающими своим мировоззрением, своими взглядами на жизнь и веру.

Епископ приказал опросить всех свидетелей, каких было возможно отыскать, по первому делу. И большинство из них подтвердили свои показания. Несколько раз Алексий вызывал в Тобольск самого Распутина. Григорий Ефимович приезжал и послушно являлся на допросы. Но это не прояснило дела.

Тобольский епископ колебался. Расследование второго дела о хлыстовстве грозило затянуться. Но что Алексий мог поделать? Дело рассыпалось на глазах.

Загрузка...