Это было бы безумно красиво, если бы не было столь ужасно.
В черном, как бездна космоса, февральском небе, светились звезды, а меж ними метались хрустальные свечи прожекторов. Кое-где в их свет попадали хлопковые бутоны разрывов зенитных снарядов или поплавки серебряных аэростатов заграждения. Часто в перекрестье прожекторов оказывались самолеты, с земли на фоне ночного неба казавшиеся ночными лампочками. Самолеты летали удивительно медленно, высоко, и черных крестов на них, конечно, не было видно. Но мы знали, что это самолеты с крестами. Некоторые из них как бы ныряли, пытаясь высвободиться из слепящего плена прожекторов, другие же взрывались белым пламенем, еще какое-то время продолжая траекторию полета, падали, словно на экране в кино… Только это было совсем не кино.
Принято считать, что первая бомбежка Москвы началась ровно чрез месяц после начала войны — 22 июля 1941 года. На самом деле первые бомбы упали на ночной город чуть раньше: 21 июля в 22 часа 05 минут, и продолжалась бомбежка непрерывно пять часов. Одна из самых первых бомб попала в дом Mb 1 на Большой Серпуховке, и от этого жуткого взрыва в нашей квартире вылетели стекла. На следующий день мы с бабушкой пошли, смотреть дом, в который попала бомба, и увидели страшную груду кирпичей и стоящее вокруг оцепление. Говорили, что в подвале, где было бомбоубежище, погибло более пятидесяти человек…
Теперь на этом месте маленький скверик, и мало кто знает, что тут прежде стоял дом и в нем жили люди.
Зажигательная бомба попала на крышу дома в Лаврушинском переулке, где жили писатели; поэт Борис Пастернак, дежуривший вместе с товарищами на крыше три ночи подряд начиная с 22 июля, писал жене: «Сколько раз в течение прошлой ночи, когда через дом-два падали и рвались зажигательные снаряды… я мысленно прощался с тобой…»
В одну из ночей в этом 12-этажном доме разнесло взрывом сразу пять квартир в подъезде, в том числе квартиру Константина Паустовского. Хозяин этой квартиры уже был на фронте.
Тяжелый фугас угодил в Вахтанговский театр. Он был пуст в это время, но дежуривший на крыше артист Куза погиб. В газетах об этом ни слова не было…
Налетчики, конечно же, бомбили прицельно, несмотря на то что город под ними лежал словно застывшая лава, без единого проблеска. Попадали иногда удивительно точно. Бомба, превратившая в груду кирпичей большой дом на Серпуховке, предназначалась, без сомнения, Заводу им. Владимира Ильича, где делали бомбы, снаряды, гранаты и стрелковое оружие. Я знаю, потому что моя тетка, тогда совсем молодая девушка, работала на нем. Завод и сейчас на том же месте стоит. Только уж снаряды не делает.
Особенно старательно немцы метили в Кремль. На его территорию попало 15 авиабомб, одна из них пробила крышу Большого Кремлевского дворца, но, по счастью, не взорвалась. О потерях нигде не сообщалось, но начальник Генштаба Б. М. Шапошников в своей книге говорит, что людские потери в Кремле были очень значительны.
И уж совсем удивительно, что немцы, несмотря на строжайшую тайну, знали, где в точности находится Ставка Верховного главнокомандующего — на улице Кирова, — и прицельно ее бомбили.
21 сентября 1941 года бомба упала на крышу Генерального штаба. Это была «зажигалка», и дежуривший на крыше рядовой Александр Тетерин сумел приблизиться к ней и закрыл пылающий факел своим телом. Он погиб.
Через месяц фугас взорвался во дворе Генерального штаба, убил троих шоферов и ранил 15 командиров. Генерал А. М. Василевский и член правительства Г. М. Маленков тоже получили ранения, но не позволили в госпиталь себя увезти.
Как ни странно, московские памятники практически не пострадали. Некоторые из них были обложены мешками с песком, и это, конечно, спасало. Но мощная бомба, взорвавшаяся в конце ноября 41-го у Никитских ворот, оторвала голову памятнику Тимирязеву. Только через несколько дней ее нашли на крыше одного из домов на Арбате и вернули на законное место. Той же осенью бомба упала во двор городской усадьбы Л. Н. Толстого, выворотила несколько деревьев, но большого ущерба не причинила.
После войны, подсчитывая урон, понесенный столицей в результате бомбежек, вписали в перечень и дом М. Ю. Лермонтова на Садово-Спасской, но просчитались в азарте: дом этот ретивые головы снесли еще до войны.
Потери же были такими. За все годы Великой Отечественной в Москве бомбами было разбито 402 жилых дома и 22 промышленных предприятия взорваны. Погибло. 1327 человек. Эта цифра покажется поразительно маленькой, если вспомним, что 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке за один час погибло втрое больше.
Москву бомбили долго еще, в основном по ночам, но с 18 октября 1941 года регулярными стали и дневные налеты. Потом они стали как бы захлебываться: наступили морозные декабрьские дни, наши войска впервые за время войны погнали гитлеровскую армию в обратную сторону, и это стало для нее началом конца.
Москва долго еще не зажигала огней, но с 1943 года бомбить ее у врага уже не было сил.