Пятый день я не нахожу себе места. В то утро, когда дети сбежали от меня, мы немного поссорились с Пашей. С того дня он больше ни разу не приезжал. Я понимаю, что у него работа, что его отпуск давно закончился, но мне так тоскливо засыпать одной в своей холодной постели, что парою хочется выть на луну.
Мы созваниваемся, но довольно сухо общаемся. В основном по теме операции Максима. Нужно отдать ему должное, он не оставил меня с этой проблемой, как и не оставил в принципе. Но я чувствую, что он отдалился. Макс не в курсе, кто интересуется его состоянием. И слава Богу. Уверена, он снова пошел бы на попятную, как и сделал это уже раз. Мне стоило немалых трудов убедить его в необходимости операции. Я побоялась даже заикаться о разводе, и он снова сдался.
Макс, словно маленький ребенок, смотрит на меня испуганными глазами, ищет в моих глазах поддержки, а я не знаю, как его поддержать. Максима готовят к операции. А его болезнь ушла для меня на второй план. Я каждый день отчитываюсь дочери, что ему гораздо лучше. Истиной причины его недомогания она по-прежнему не знает, а сама ищу взглядом белокурую головку с тоненьким хвостиком на макушке, кое-как собранным неумелыми руками Жени.
Лиза больше не ходит в детский сад. Ее стульчик пустует, и кроватка заправлена всю неделю. В чате всплыло сообщение, что она на больничном. Сердце щемит от воспоминаний, в каких условиях вынуждены существовать эти дети. Но поделать я ничего не могу. Я уже сунулась к ним один раз на днях и выслушала невероятный поток негодования со стороны их наконец протрезвевшей матери. Баба Тоня стояла позади нее и поддакивала Татьяне. Нечего, видите ли, к ним ходить. Нормально они живут. И ничего они не голодные, все необходимое у детей имеется…
Сегодня зарядил сильный дождь, который через время перешел в крупный град. Льдинки размером с перепелиное яйцо сыпались не меньше пятнадцати минут, пока я сидела в машине и наблюдала за тем, как по лобовому стеклу расползается трещина.
Я ехала домой из больницы, в которую отправилась после работы, и непогода застала меня в середине пути. Вынужденно съехала на обочину, наблюдая за тем, как вдалеке, там, где располагается мой дачный поселок, небо затянуто черными тучами. Еще несколько машин последовали моему примеру, а за тем еще несколько. Простояв так около десяти минут, пришла к выводу, что стихия ни то что утихать не намерена, она только начала набирать обороты. Снова тронулась с места.
Огромный синий Тонар, следующий навстречу, рассекая широкими колесами воду, окатил мой небольшой автомобиль волной, и я на несколько секунд оказалась дезориентирована. Дворники не справлялись, колеса тоже оказались не под контролем. Я крепко вцепилась в руль и со всей силы нажала на педаль газа. На мое счастье, на дороге было пусто. Никто, кроме меня не решился сдвинуться с места. И как только я почувствовала сцепление колес и твердым асфальтом, снова приняла вправо. Руки дрожали, сердце колотилось, как бешеное. Я вытерла испарину со взмокшего лба и уронила голову на руль. Чувство безысходности тошнотой подобралось к горлу. Ну и куда я спешу? Разве меня кто-то ждет там? На пассажирском сидении завибрировал телефон. Приняла вызов.
— Ты уже уехала? — голос Паши казался очень встревоженным.
— Что-то с Максимом?
— Нет. Я не знаю… сегодня же ты была у него. Я не интересовался. Нин, на даче настоящий Армагеддон творится. Пережди… Постой где-нибудь. А лучше возвращайся обратно, я тебе ключи от квартиры дам. У меня сегодня ночная…
— Откуда ты знаешь?
— Инна, Сереге звонила. У них весь сад градом смесило. И дождь все еще не прекратился.
— Я уже почти доехала, Паш. Все нормально…
— Пожалуйста, будь осторожней. Набери, когда доберёшься, — в его голосе звучала забота. То, чего мне так давно не хватает. И не будь у него ночной смены, я, наверное, повернула бы назад. Но какой в этом смысл? Какая разница, где ночевать одной. Дома меня, по крайней мере, ждет Луи.
Спустя полчаса дождь почти прекратился. Медленно, в буквальном смысле крадучись, я добралась домой. Огромная трещина, украшающая лобовое стекло моей машины, расползлась почти по всей площади. Бегло осмотрев машину, нашла несколько приличных вмятин на капоте и крыше. В некоторых их них было сбито лакокрасочное покрытие. Дождь до сих пор не прекратился, но теперь больше походил на летний спокойный грибной дождик. Как будто и не было того урагана, который нещадно потрепал кроны деревьев, усеяв землю оборванной листвой и побитыми плодами.
— Ну вот, теперь ты у меня битая, — зачем-то обратилась к машине я.
И пусть в аварии она не побывала, ремонт нам все же предстоит, а это новая статья расходов. Вздохнула и, хлопнув дверцей, побрела в дом. Позади двери которого, сидел Луи и скулил. Испугался…
Написала Паше короткое сообщение. Звонить почему-то не хотелось. Щелкнула пультом телевизора и под монотонный бубнеж диктора новостного телеканала пошла на кухню, кормить Луи. Единственное живое существо, которое будет рядом со мной всегда. Будет ждать меня под дверью и вилять хвостом. Будет облизывать мне руки и сопеть рядом, уткнувшись носиком мне в живот или бедро.
Я не спала этой ночью. Но если бы мне удалось сомкнуть глаза хотя бы ненадолго, выспаться бы мне все равно не удалось. В третьем часу ночи кто-то забарабанил в дверь. Грохот был такой сильный, что он мог бы посоревноваться с сегодняшним градом, так нещадно лупившим по моей машине. Луи жалобно заскулил и вытянул шею в сторону прихожей. Грохот повторился снова, а потом забарабанили в окно. По спине пробежал озноб. Я никого здесь не знаю. Соседи сплошь дачники, приезжающие и уезжающие сюда лишь на праздники и выходные. Луи затявкал сильнее, и мне, как маленькой, захотелось накрыться с головой одеялом и, зажмурившись, переждать, пока нежданный гость сам уйдет. Тревожный холодок пробежал по спине, когда я услышала жалобный детский плачь, и я тут же сорвалась с места.
— Потерпи, пожалуйста, потерпи… — послышалось за дверью.
Я выскочила на улицу в тот момент, когда мальчик уже направлялся к калитке. Женя держал сестренку на руках и плакал вместе с ней.
— Вы дома — голос ребенка почти сорвался. — Вызовите, пожалуйста, скорую… — Он поспешил навстречу ко мне. Девочка была завернута в покрывало и тоненько пищала. Всхлипывала так, будто бы уже успела нареветься вдоволь, и сил плакать у нее уже не осталось.
Хотела перехватить его маленькую ношу, но он не отдал. Зашел в дом и сразу понес ее на диван.
— Она обварилась, — дрожащим голосом произнёс он и приоткрыл край покрывала, закрывающего ее тоненькое плечико и ручку. Девочка всхлипывала и дрожала. Женю тоже колотил озноб. А у меня земля ушла из-под ног.
— Документы? Когда это произошло? Как это случилось?
У меня голова шла кругом от вопросов, на которые я не знала ответов.
Женя молчал, как партизан. Лиза уснула после обезболивающего укола. А я скандалила с медсестрой приемного отделения детской ожоговой хирургии. Скорая забрала нас без документов. Мне удалось наплести с три короба им о том, что Женя и Лиза — мои племянники и просто гостят у меня, а завтра их мама приедет в больницу и привезет все необходимое, включая документы ребенка. Медсестра нехотя вызвала дежурного врача, который забрал ребенка в смотровой кабинет. А меня ждал новая неожиданность — разговор с инспектором, которого, как оказалось, вызывают сразу, как только подобные случаи приезжают в больницу.
Выяснив, что я не прихожусь детям никем, и всего лишь оказала им помощь в вызове скорый. Инспектор принялась за допрос Жени.
Мальчик набычено смотрел на женщину и совершенно не спешил идти на контакт. А когда доктор вышел и сообщил, что ожогу уже не меньше пяти часов… Разрыдался.
— Можно я не буду ничего рассказывать? — Мальчишка повернулся ко мне, ища защиты. А я ничем не могла ему помочь. Ведь я и сама ничего не понимала.
— Женечка, давай ты расскажешь все, как было. Как это произошло? Что ты видел — я подсела к мальчику на банкету и приобняла его. — Понимаешь, ведь это может быть важно. Доктору будет легче назначить Лизе лечение, если он будет знать все детали.
— Это не доктор, — пробормотал мальчик и зыркнул в сторону женщины в форме.
— Жень, не упрямься…
— Я ничего не видел… когда я пришел Лиза лежала на диване и плакала.
— А где была ваша мама? — инспектор строго смотрела поверх очков. Держа ручку над листом бумаги закреплённым на планшетке.
— Не было ее… Это я виноват. Это я оставил ее одну так надолго. Лиза хотела сварить себе яйцо. Она боится брызгающегося масла, поэтому я научил ее варить яйца, а не жарить…
— Шестилетнего ребенка?
— Ну и что! Я сам с шести лет умею это делать, — вмиг ощетинился мальчишка.
Инспектор покачала головой и сделала какую-то запись у себя в бланке.
— Наверное, она испугалась града и толкнула плечом ручку ковшика с закипающей водой.
— Жень, а где ты был в это время? — я склонилась над ухом мальчика.
— Мать искал… Она мой телефон унесла и еще кое-что прихватила, — прошептал себе под нос мальчик. И эти слова предназначались только мне, инспектору не удалось их расслышать.