— Нина, как это понимать? Ты взрослая разумная женщина! Я не понимаю твоего поведения…
— Да! Я подала на развод! Сколько раз я озвучивала свои намерения, Максим! Сколько!? Ты предпочитал меня не слышать! Чему ты теперь удивляешься?
— Двадцать лет! Двадцать лет… — не переставал возмущаться супруг, но я больше не слушала его. Просто сбросила вызов и отложив телефон на подоконник, продолжила разделять абрикосы на половинки избавляя их от косточек. Не двадцать, а двадцать три года. Двадцать три года можно вычеркнуть из жизни. Какой же я все-таки была дурой…
Луи крутился у моих ног, пару раз довольно болезненно задел повязку на ноге. Рана ныла и твердо стоять на ногах у меня не получалось, поэтому я поджала ее как цапля, дабы уберечь Луи от соблазна растерзать бинт.
— Луи, что с тобой сегодня? Ты проглотил батарейку?
Мой четвероногий друг был сегодня на редкость активным. Ему нравилось это место, мне кажется именно здесь он почувствовал себя дома. А судя по тому как он вел себя утором, мой крысарик ощущал себя в этом доме полноценным хозяином.
— Бедненький! Сколько тебе пришлось поскитаться! Да, мой хороший?
В чашку упал последний расчищенный абрикос. Я наклонилась, подхватила пёселя на руки и начала зацеловывать милую мордашку.
Максим невзлюбил его с первого дня, он всегда был категорично настроен против домашних животных. Сколько Маруська уговаривала его завести кошку. Как она мечтала о котенке!
Помню, как накануне своего дня рождения, по-моему, ей тогда должно было исполниться лет восемь или девять. Дочка нарисовала на большом листе картона кошку. Подписала свое художество «Лучший подарок» и прикрепив к картону широкую атласную ленту с двух сторон носила это изображение в виде транспаранта на шее. Но муж был непреклонен.
В тот период мы жили со свекровью. Да мы в принципе, всегда жили со свекровью, вплоть до ее кончины, именно поэтому пятнадцать лет своей замужней жизни я ни грамма не чувствовала себя хозяйкой в нашей квартире. В первый же год моего замужества «мама» переехала к нам, прикрываясь благой целью. Она утверждала, что будет помогать с Машенькой.
Я неопытная, молодая бестолочь, которой ни как нельзя доверять ребенка ее сына. Она считала, что он женился на мне лишь только потому, что я залетела. Я была совершенно недостойна ее отпрыска. По ее мнению я во всем была недостаточно… Недостаточно образованна, недостаточно красива, недостаточно воспитана.
«Простушка! Что ты в ней нашел? Раскрой глаза! Вам не по пути. Найди себе женщину, соответствующую твоему уровню, и женись… Ах, беременна!!! Ну что ж, это все меняет! Не такая глупая как показалась на первый взгляд! Поумнее тебя будет… А ты уверен, что это твой ребенок?».
Долгие годы эти слова были выжжены у меня на подкорке. Вот так встретила меня моя будущая свекровь. Намеренно не понижая голоса, она высказывала это все Максиму в соседней комнате, как раз после нашего знакомства. В тот вечер я ушла. Не вынесла унижения, просто хлопнула дверью и убежала.
Нужно было бежать дальше. Сейчас я понимаю, что я действительно была недостаточно умна. Восемнадцатилетняя влюбленная дура, которая испугалась новой реальности. Испугалась своего положения. Максим был моим первым и единственным мужчиной. Он был старше на семь лет, красиво ухаживал. Наш роман продлился не долго, буквально через три месяца после нашего знакомства я узнала, что стану мамой и ошарашила этой новостью его.
Максим позвал замуж сразу. Не раздумывая ни секунды сделал мне предложение. В тот момент мне казалось, что я нахожусь на седьмом небе от счастья. Что я могла понимать в те годы? Я весь мир видела с розовом цвете. Неопытная, совсем молоденькая девчонка, воспитанная прабабушкой, с детства мечтающая о полной семье. Мне казалось, что вот оно счастье. Что наконец и со мной случилась любовь, о которой мечтают все девочки. Ведь в молодости всем кажется, что они могут чего-то не успеть в этой жизни. И это именно тот шанс, который не в коем случае нельзя упускать.
Макс был старше, опытнее. Мне захотелось довериться ему, и я доверилась. Ведь я чувствовала, что он меня любит. Не стал бы он вступать в открытую конфронтацию со своей матерью ели бы я была ему безразлична. Но «мама», оказалась крепким орешком и без труда уничтожила в нем те чувства, которые он питал ко мне в первые месяцы наших отношений.
Все мы совершаем ошибки в молодости. Макс был моей основной ошибкой. Ошибкой, которая вычеркнула два десятка лет из моей жизни.
Телефон не перестает вибрировать на подоконнике, я устало закатываю глаза подхожу, беру трубку. Боль в ноге отзывается пульсацией, простреливает до самого колена.
— Нина! Просто назови причину! Не из-за этой же шавки ты собрала вещи? Неужели ты разрушишь наш брак из-за какой-то собачонки!?
— О каком браке ты говоришь? Мы больше десяти лет живем как соседи. Мне надоело с тобой соседствовать, Максим! Я свободы хочу… Не хочу видеть больше твоей наглой морды. Не хочу, чтобы ты лез в мою жизнь. Нам давно пора разойтись и каждому жить своей жизнью. Тем более, что ты и так живешь ей совершенно никого не стесняясь.
— Нина!
— Найми домработницу, Макс! А меня оставь в покое! Я устала…
— Устала от чего? От сытой жизни? Да ты без меня… — переходит на крик.
— Я помню… помню, Максим. Без тебя я ноль без палочки…
— Нина!!! Не говори, что ты переехала в ту халупу!
— Доброй ночи, Максим!
— Маша знает?
— Не впутывай в это Машу!
— Так знает или нет?
— Нет! Не вздумай втягивать ее в это дело!
У дочки тяжелая беременность. Да, через пару месяцев я стану бабушкой. Моя Маруська подарит мне внука. Правда видеть его я буду только по видеосвязи. Вряд ли в ближайшее время я увижусь со своей роднулькой. Дочка вышла замуж за перспективного мальчишку. Не такого перспективного как Максим в свое время. А действительно умненького, а главное любящего мою дочь всем сердцем. Только смотря на детей я наконец поняла какими должны быть отношения между влюбленными…
Толик увез мою ласточку в Америку. И за последние два года моя жизнь превратилась в сплошной день сурка. Каждый день стал похож на предыдущий. У меня будто бы оторвали одно крыло и вдобавок повесили на шею пудовую гирю. Эта гиря тянет… тенят и вот-вот заставит меня полностью склониться и принять судьбу совершенно одинокой, но при этом замужней женщины. Единственный родной мне человек, сейчас находится за океаном и устраивает свою новую счастливую жизнь. Главное, чтобы Маруся была счастлива…
Всю свою замужнюю жизнь я жила ради ребенка. Я понимала, что не смогу дать ей того, что дает ей отец. Знаю, что он не отдал бы мне дочь. А еще я отлично знаю, какого жить без мамы… Я не смогла бы с ним бороться за нее. Поэтому я тихо выла по ночам в подушку, когда он не приходил ночевать, а на следующий день не глядя засовывала его вещи в стиральную машину, и пусть мои глаза не видели помады на воротничках, зато обоняние отлично улавливало чужой тошнотворно сладкий парфюм.
Я взбунтовалась лишь раз. Лишь один раз я отвоевала себе кусочек собственной жизни. Когда Марусе исполнилось двенадцать лет, и она стала вполне самостоятельным ребенком. Я вышла на работу. На работу за которую все эти годы выслушивала от супруга.
Мое простенькое педагогическое образование, которое мне удалось получить с горем пополам уже после рождения дочки, не давало мне широкого выбора. Я могла пойти в школу, учителем младших классов. И Максим вполне мог поддержать меня в этом начинании, но он не поддержал, а наоборот закатил скандал. «Жена директора департамента, не будет работать в простой средней школе!». Наша дочь училась в гимназии с углубленным изучением английского, поэтому ее мать априори не могла пойти в простую среднюю общеобразовательную школу. Так считал мой муж. Но я посчитала иначе. И устроилась воспитателем в частный детский сад. Он был в бешенстве, и я не проработала в нем даже недели. Меня просто вежливо попросили.
Не знаю почему я тогда не сдалась… Просто во мне щелкнул какой-то тумблер, и я решила, что буду переходить из сада в сад до тех пор, пока они не закончатся. Раз в школу путь мне был закрыт. В конце концов, на третьем садике он успокоился и не приставал ко мне вплоть до февраля этого года.
Максим пошел на очередное повышение и решил, что теперь уж ему точно не комильфо быть женатым на простой воспитательнице. Он просто сделал так что меня снова попросили. Вежливо и тактично попросили передать группу молоденькой новенькой воспитательнице. Освободить, так сказать, место для молодёжи.
Моя подружка Ленка ржала как раненая ослица… В сорок два года меня списали со счетов. И ничего, что до пенсии мне еще как медному котелку… У Максима Леонидовича Белецкого не может быть жены, подтирающей задницы чужим детям.
Тогда между нами случился грандиозный скандал, пожалуй, это был самый серьезный скандал за последние годы. Я ему даже за первую вычисленную любовницу так не выговаривала, правда тогда в ход пошла еще и посуда. Молодая была… Глупая… Мне же потом все эти черепки и осколки и пришлось убирать. И перепуганную Марусю всю ночь успокаивать.
На сей раз я обошлась без битья посуды, но пустила в ход кулаки и ногти. Мне хотелось расцарапать его холеную морду, хотелось унизить его так же как он унижал меня все эти годы. Но звонок от зятя вернул меня в реальность. Толик сообщил, что Маша попала в больницу у нее открылось кровотечение, и она чуть было не потеряла ребенка. Ребенка, о котором мы еще не были в курсе. Я снова закрыла рот, точно так же, как и дверь своей комнаты. Мы давно уже жили порознь. У каждого из нас была своя комната, своя кровать и своя жизнь…
Белецкий: Ты понимаешь, что ты ничего не получишь? Останешься с голой задницей. Ни копейки тебе не дам!!!
Пальцы чесались ответить ему. Но я не стала. Отключила телефон и сунула его под диванную подушку. Я и так не рассчитывала ничего от него получить. Все что мы имели будучи семьей было записано на свекровь, после ее смерти на Машу. У меня был лишь крошечный счет, на который я методично откладывала, добрую половину зарплаты все последние годы.
Мой скромный автомобиль был куплен на мои собственные средства. Я купила его на сбережения своей покойной прабабушки, доставшиеся мне в наследство вместе с домом, который я сейчас пытаюсь привести в порядок.
Какое счастье что он не продался! Хотя Максим настаивал на продаже. Я немного схитрила, намеренно завысив цену на свою унаследованную недвижимость. И пусть все включая мужа говорили мне, что он не стоит денег, которые я за него запросила, я продолжала стоять на своем. Не хотелось мне расставаться с кусочком своего детства. Наверное, по мере взросления Машеньки я подсознательно готовила себя к этому шагу.
Я сидела на диванчике в небольшой уютной комнате, которая некогда служила мне спальней. Не буду ничего в ней менять. Пусть останется как есть. Я лишь провела в ней генеральную уборку удалив пыль и паутину со всех видимых и невидимых поверхностей.
Кремовые обои в мелкую розочку выцвели, но крепко держались на стенах. Такой же выцветший абажур цвета пыльная роза, венчающий тяжелое резное основание высокого напольного светильника, подсвечивал мне узкое ушко швейной иглы. Тонкие тюлевые шторы колыхал теплый летний ветерок. Луи лежал на диване уткнувшись носиком мне в бедро и сладко посапывал. Я зашивала одежду постороннего мужчины. Слушала мерное дыхание своего питомца. Ощущала подергивающую боль в районе щиколотки и впервые за многие годы чувствовала себя живой.
Стук об откос дверного проема вернул меня в реальность.
— Нина! Дверь нужно замыкать! Разве можно оставлять входную дверь на распашку на ночь глядя, — Павел смотрел на меня удивленными глазами. — Заходите кто хотите!!!
— Уже зашли! — улыбнувшись я перекусила нитку, закончив шов. — Вот! Как новые! — протянула ему предварительно сложенную вещь.
— Как нога? — присев на пол перед диваном, он аккуратно подхватил мою ногу и поставил на свое колено.
— Болит немного…
— Обезболивающее принимала?
— Да, еще утром.
— Посмотрим, что тут у нас, — его пальцы ловко пробежались по моей стопе.
Откуда не возьмись взялись ножницы которые быстро разрезали бинт. Я только сейчас поняла, что он принес свою здоровенную аптечку, которая теперь стояла на ковре около дивана.
— Может я сама? — нервно сглотнув, попыталась убрать ногу с его колена, но он предвидев этот манёвр, аккуратно перехватил ее повыше лодыжки, запустив по моему телу волну мурашек.
— Сама будешь делать перевязки, когда у меня отпуск закончится… — продолжил слой за слоем снимать бинт. — А сейчас у тебя целый хирург по соседству живет. Чего добру то пропадать, — широко улыбнувшись Павел уставился мне в глаза.
— Тем более, когда добро само пропадать не желает, — улыбнулась ему в ответ. — Спасибо за дерево. Я бы сама не справилась.
Павел не только спилил грушу, но еще и распилил ее на части, а затем расколол на поленья. Убрал кучу образовавшихся дров под навес, сложив из них приличную поленницу. Сказал, что древесина фруктовых деревьев отлично идет на угли для шашлыка, поэтому разбрасываться такими дровами не стоит. Пусть лежат, ждут своего часа. Затем распилил крону на мелкие части и пообещал убрать ветки из с моего двора в ближайшие сроки.
— Почему? Ты отлично справилась, — покачивая головой он рассматривал рану. — Как ты только додумалась? Неужели нельзя было кого-нибудь нанять?
— Можно, наверное, но я решила, что справлюсь сама.
— Вот и справилась! Такую красоту, чуть не испортила…
Паша возился с моей ногой, а я рассматривала его сильные смуглые руки. У Максима совсем не такие руки, совсем не такие…