— Заходи! — Паша подталкивает Женьку в спину. Он несмело проходит в палату.
— Привет, — губы мальчишки трогает едва заметная улыбка.
— Женя!!! — Лиза подскакивает с кровати и бежит обнимать брата. Виснет на нем.
На ней яркая оранжевая пижама с мимимишками, волосы заплетены в косички. Не девочка, а картинка, не могу налюбоваться на нее.
Мальчик несмело прикасается к ее спине. Придерживает ее аккуратно. За неделю раны девочки подзатянулись. Она повеселела, на щечках зарозовел румянец, появился аппетит. Первые три дня показались мне адом. Мне запретили присутствовать на перевязках. Потому что я буквально с ума сходила от того, как резко и, как мне казалось, неаккуратно с ран снимали повязки. Ребенок кричал, а медсестра, не реагируя на ее вопли, продолжала свою работу. А по ночам Лиза звала маму, плакала, умоляла меня позвонить ей. Последние две ночи спит спокойно.
— Посмотри какие у меня тапки! — Лиза с восторгом демонстрирует брату кроликов-пушистиков, которых ей привезла Инна.
Они вместе с Дашей собрали для девочки уйму всяких штучек, которых у ребенка никогда не было: раскраски, скетч маркеры, пазлы, конструктор, мозаика, пупс в люльке и гора книжек по слогам.
Если бы не отдельная палата, которую для нас организовал Паша, то и половину этого добра нельзя было бы оставить в больнице.
Я прохожусь ладонью по плечу мальчика. Впервые он не ежится. Вскидывает на меня свои огромные глаза, смотрит с благодарностью. Ему не нужно ничего говорить. Одного его взгляда достаточно.
— Давай выйдем? — Паша тянет меня за руку в коридор.
Под счастливое щебетание Лизы мы покидаем палату. Девчушка уже вытряхивает, часть своих сокровищ из рюкзака прямо на кровать, мелочевка рассыпается на пол. Я с улыбкой качаю головой. Паша тоже улыбается. Притягивает меня к себе, кладу голову ему на грудь.
— Как ты с ним договорился?
— Это наши мужские дела, вас девочек они не касаются, — убирает прядь, упавшую мне на глаза. Слегка отстранюсь от него.
— Ты побрился?
— Я должен производить хорошее впечатление.
— Ты и с бородой его производишь, — касаюсь пальцами его гладкого подбородка.
— Отпустить?
Неопределенно жму плечами.
— Он точно не сбежит?
— Точно.
— Как ты его уговорил?
— Есть у меня один козырь в рукаве. Тебе о нем знать необязательно.
— Ты чем-то его шантажируешь.
Теперь Паша неопределенно пожимает плечами.
— Паш?
— Что?
Опускаю глаза. Не знаю, как задать ему этот вопрос. Казалось бы, что может быть проще. Спроси, как есть… А у меня язык не поворачивается спросить о нем. Я созванивалась с врачом после операции. Она вроде бы прошла успешно. Макс оплатил послеоперационный уход и сам позаботился о своем дальнейшем лечении. Машку я по-прежнему вожу за нос. Но тревога все равно не оставляет мое сердце.
— Все с ним нормально. Счастливчик… Его хирург говорит, что удалось убрать все образование, хоть это и казалось очень маловероятным.
— Что дальше?
— Химия… Нин, он не будет больше здоров, как до болезни, но успешно проведенная операция дает ему шанс спустя время вернуться к более или менее привычной жизни. Теперь все будет зависеть только от него и от его желания жить. Химиотерапия здорово подкашивает даже тех, у кого были высокие шансы на благоприятный исход.
— Я поняла. Больше меня это не касается…
— Ты и так сделала для него слишком много. Если бы ни ты, он не решился бы на операцию и скорее всего не протянул бы даже ближайшие полгода.
— А что там с родственниками? — меняю тему.
— О, там все очень сложно, — качает головой Паша. — Вчера ездил к ним. Думаю, что уговорить их на временную опеку, дохлый номер.
— Получается, когда Лизу выпишут, она тоже, как Женя отправится в интернат?
— Не спеши, она еще не поправилась, пока вы здесь, ты можешь быть рядом с ней.
— А мать как?
— Ни как, — слегка морщится. — Не просыхает… Но даже если бы взяла себя в руки, ничего бы не изменилось. Все равно бы их забрали. После урагана, в их доме стала течь крыша. Зрелище не для слабонервных. У Женьки не было шансов остаться дома.
— Что мы будем делать?
— Разберемся. Вас все равно разведут. Вопрос времени…
— И ты готов, брать на себя…
— Уже взял. Зато теперь у тебя больше нет шансов мне отказать.
— Паш… Спасибо, — кладу голову на его грудь, он сжимает мои плече еще крепче.
— И тебе спасибо, — целует меня в макушку.
Пацан молчит всю дорогу. Насупившись смотрит в окно.
— Куда вы меня везете? — сообразив, что мы проехали поворот, поворачивается и смотрит на меня набыченным взглядом.
— По-моему, пора перекусить.
— Остановите! Я сам дойду.
— Так не пойдет! Я тебя взял под свою ответственность. Я должен быть уверен, что ты вернёшься туда, откуда я тебя забрал.
— Отстаньте от меня! За то, что сестре помогаете, спасибо… А мне ваша помощь не нужна. Верну я вам деньги!! Отстаньте от меня!
— А где ты их возьмешь? Украдешь?
— Вам какая разница!?
— Мне ворованного не надо.
Мальчишка дышит, раздувая ноздри.
— То, что взял, вернуть уже не смогу! А деньги я найду!
— А на что потратил то их, Жень?
— Ни на что не потратил! — шмыгает носом, отворачивается. — Я из них совсем чуть-чуть взял. Сережки Лизке купил, но они совсем дешёвые были, хоть и золотые. Гвоздики. А остальное…
— Мать пропила?
Смотрит в пол, едва заметно кивает.
— Я ей пуховик на зиму хотел купить и сапожки. А еще телефон. Ведь я ее часто одну оставляю… — вытирает нос, тыльной стороной ладони.
Паркуюсь около фастфуда. Хотел заказать в машину, но ему лучше сменить обстановку. Может в открытом пространстве он немного расслабится.
— Пойдем!
— Не хочу!
— Ну чего ты такой твердолобый. У тебя желудок, как иерихонская труба урчит, а ты упираешься, — открываю пассажирскую дверь.
— Что сдадите меня ментам, если не пойду?
— Сдам… Думаешь, нянчиться с тобой буду?
На мгновенье в его глазах мелькает испуг, но лишь на мгновенье. Пацан поджимает губы, смотрит озлобленно.
— Думаете я не понимаю, что я для вас лишь инструмент?
— Поясни?
— Вы пытаетесь понравиться тете Нине. На самом же деле, вам нет до меня никакого дела!
— Ты меня раскусил! Действительно… нафиг мне беспризорник. Да еще и такой проблемный! Ты же будешь тащить все, что плохо лежит… Но я очень хочу понравиться тете Нине, тут ты прав, ничего не могу с собой поделать. Выходи из машины, — дергаю его за рукав.
Все-таки какая же это дрянь — вкусовые добавки. Привези я его в нормальное место, вряд ли бы он с таким же аппетитом уплетал здоровую еду. Вгрызается зубами в бургер, как будто бы ничего вкуснее в жизни не ел.
— Я из-за вас пропустил обед, — говорит с набитым ртом, вроде как оправдываясь, за свой зверский аппетит.
— Зато увиделся с сестрой.
Опускает голову.
Подвигаю к нему свою, нетронутую порцию.
— А вы почему не едите?
— Я такое не ем.
— А зачем взяли тогда?
— Для тебя.
Мальчишка несколько не стесняясь, подтягивает к себе мою порцию.
— Вы типа ЗОЖевец? — едва прожевав очередной кусок, спрашивает он.
— Угу, — отпиваю слишком сладкий кофе. — Типа того, — поворачиваю голову. Смотрю в окно. На улице несколько пацанят, выясняют отношения, толкая друг друга. В их разборки вмешивается прохожий. Снова поворачиваюсь к пацану.
— Ну и зря, — опускает дольку картофеля фри в соус. — Живем один раз, — философски произносит он, вызываю на моем лице улыбку.
— Наелся?
— От пуза, — развалившись на стуле произносит мальчишка явно подобрев. — Вы ждете, когда я вас отблагодарю? Не дождетесь. Вы меня сами сюда притащили. Я не просил меня кормить.
— Друзей завел уже?
— Где?
— В интернате?
— Какие там друзья, там одни малолетки…
— Сколько у тебя в комнате человек.
— Восемь, а что?
Толкаю по столу пластиковую карту.
— Пойди закажи своим друзьям что-нибудь на вынос.
Его взгляд бегает, рука дергается, а потом резко прячется под столом.
— Бери.
— Не хочу. Мне от вас ничего не надо.
— Это не тебе. Я же сказал, ребятам с которыми ты живешь.
Ладонь накрывает карточку, медленно тянет ее по столу.
— А пин код?
— Сорок два восемнадцать.
— Могу взять все что угодно?
— Там всего шесть тысяч. Все что угодно не получится.
Смотрю на сумму списания средств с карты, едва сдерживая улыбку. Пять восемьсот девяносто четыре.
— Я смотрю, с математикой у тебя все в порядке.
— Не жалуюсь. Я же не тупой.
— Поехали. Давай помогу, — тяну руку к пакетам.
— Я сам справлюсь.
— Ну сам, так сам.
Провожаю взглядом сутулую фигуру пацана. На улице еще день-деньской, а во дворе интерната никого нет. Неужели и тут дети сидят в гаджетах? Хотя, какие у них тут гаджеты. От мыслей отвлекает стук в окно. Мальчишка лет семи заглядывает в машину.
— Здрасьте. А вы кто? — смотрит на меня темными немного раскосыми глазами.
— Дядя Паша, — говорю слегка прокашлявшись.
— Иван, — тянет узкую ладошку в окно, пожимаю его ручонку.
— Вы Жеку хотите забрать?
Что ответить этому галчонку? Стоит, смотрит прямо в душу, глаз не отводит.
— Машина у вас красивая! — не дожидаясь моего ответа восхищенно произносит он, проводя пальцем по рулю. — Возьмите лучше меня. Я маленький. Мне всего восемь. Первый класс окончил. Учусь хорошо. Пятьдесят шесть слов по технике чтения.
Сглатываю подкативший ком.
— А Женька уже большой, его вы не перевоспитаете, знаете, как на него воспиталки матюгаются. А я послушным буду…
— Фамилия у тебя какая?
— Жуков, как у маршала. Вы знаете, маршала Жукова? Я тоже военным буду…
— Ванька! Я тебе сейчас уши оборву, — зычный женский голос разносится по округе.
— Возьмете меня?
Растеряно киваю.
— Фамилию запомните! Ее легко запомнить, — кричит мальчишка убегая.
Не глядя на дисплей телефона принимаю вызов.
— Слушаю.
— Павел Александрович, — неуверенный женский голос медлит.
— Слушаю вас.
— Это Валентина, супруга Василия Ильченко, вы вчера приезжали.
— Вы готовы оформить временную опеку?
— Мы готовы обсудить условия… я готова, — поправляет себя в конце фразы.
— Внимательно слушаю вас.
— Может вы подъедите? Когда вам будет удобно?
— Часа через полтора-два.
— Отлично, — уже не растерянным, а деловым тоном произносит женщина.
А я прикидываю, сколько у меня осталось свободных денег.