Развод по-драконьи

25. Улиточка

С прислугой баронесса была уже не так любезна, буквально принудив их разойтись. Инес пришлось выводить силой, горничные ушли сами, но им явно не нравилось происходящее. Скорее всего, часть из них приставил ко мне Рейнхард.

Невоспитанная и изначально чуждая нашему миру Альве приобрела при дворе лоск, уверенность и обаятельное нахальство. Драконам нравились маленькие изящные иномирянки, смотревшиеся рядом с рослыми драконицами особенно нежно.

Темные глаза, темные кудри, изящество линий.

Рядом с Теофасом она выглядела заморской статуэткой, выточенной из морской пены и черного шелка.

— Присаживайся, Альве, — я кивнула на соседнее креслице.

Та кивнула мне и примостилась на край кресла, подозвав свою прислужницу. Во дворце она обжилась, оформилась в красивую придворную даму, везде ходит с личной прислугой, а личная прислуга ходит с корзиной, полной вина и сластей.

Меня же они, видимо, считают идиоткой. Решили, что в Ленхарде я деградировала до разума пятилетнего ребенка, и начну угощаться их обедом.

— Мы дурно начали наше знакомство, но я бы хотела примириться с тобой, Эльене.

С тобой. Можно подумать, мы подружки, чтобы тыкать друг другу. Но я не стала ее поправлять, холодок, приобретенный в Ленхарде, давал о себе знать.

— Давай выпьем, Эльене, отметим нашу встречу. Мы, можно сказать, не чужие друг другу.

Темные глаза внимательно отслеживали каждый мой вдох, алые губки роняли одну завуалированную гадость за другой.

Одна из прислужниц суетливо поставила на стол пару бокалов, тарелочку со сладостями и разлила розовое вино. Под немигающим взглядом Вашвиль я сделала глоток. Браслет мгновенно нагрелся, раня кожу.

— Совсем молодое вино, — отпила еще, улыбнувшись побледневшей Альве. — Так зачем ты хотела меня увидеть?

На языке отчетливо ощущалась знакомая горечь яда Арахны. Надо же, я думала на меня извели весь запас еще в первый раз, но нет, раздобыли где-то еще немного. Кожа на запястье горела огнем, словно облитая кислотой.

— Не думай, что он женится на тебе, — зашипела Альве. Выдержка изменила ей. — Он на многих засматривался, после твоего отъезда его кровать не пустовала. Не я одна там побывала.

— Надеюсь тебе достойно оплатили ночной труд.

Поставила едва пригубленный стакан обратно на столик и отодвинула.

— Не будешь допивать? — Альве беспокойно заерзала.

Боится, что яда мало.

Я задумчиво подняла взгляд. Меня хотят убить, чтобы освободить место рядом с Теофасом, не так ли?

А что… если не так?

За дверью стояла хрустальная тишина — слишком нарочитая, словно все действующие персонажи замерли, на сцене остались только мы с баронессой.

Меня совершенно открыто пришли убить, но не мечом, не огнем, ядом. Яд не оставляет видимых следов на теле, а значит, официально я должна умереть от… чего? Драконы не болеют, драконы не лишают себя жизни, драконы умирают без видимых причин только в одном случае. Меня прошибло холодным потом.

Только в одном. Когда брак истинных драконов консумирован, смерть одного партнера не всегда, но часто влечет за собой смерть второго. Кто там будет разбираться, была ли разорвана наша с Тео связь или восстановилась, если мы оба умрем, это будет логически объяснимо. Даже Рейнхард не сможет возразить, если ему скажут, что я отравилась темным источником, пытаясь помочь супругу.

Несколько секунд я сидела, окаменев от ужаса, прежде чем додумалась нащупать истинную связь. Мягкая темнота откликнулась коротким драконьим рыком. Дракон Теофаса был жив и силен, хотя и заперт в бессознательном теле. От накатившего облегчения у меня ослабели руки.

Вашвиль следила за мной ястребиным взором.

— Выпей еще, — подвинула бокал ко мне обратно, а после отпила из своего.

Похоже, приняла противоядие.

Она ведь не дракон, просто красивая человеческая девочка, которой яд Арахны не способен нанести существенный вред.

Я взяла и задумчиво отпила вновь. Теперь все поступки, все сказанные слова, каждое совершенное действие приобретали новое значение. И даже на Альве я смотрела новым взглядом.

А потом баронесса вдруг по-простому, по-деревенски перегнулась через столик и схватила меня за руки. Глаза у нее горели темным огнем.

— Верни мне ее, — сказала он с жуткой страстью. — Ты все равно умрешь, а она вернется ко мне и будет жить, я стану драконицей, как все вы, выйду замуж за Теофаса, у меня будут крылья, как у Клео!

Бедняжку трясло, словно в лихорадке. Я задумчиво склонила голову к плечу, рассматривая ее трясущиеся губки и мертвенную бледность кожи. О чем она говорит? Что вернуть?

— Вернуть что?

— Ее, — зашептала она. — Улитку. Я вижу ауры, стала видеть их сразу, как попала в ваш мир, еще в Ленхарде, а ты украла ее…

Несколько секунд я сидела, окаменев от шока. Вашвиль знает про улиточку и была в Ленхарде. Как… Как это возможно?!

— Ты умеешь шить?

Баронесса прекратила бормотать, как помешанная, и неожиданно трезво, с расчетом на меня посмотрела.

— Конечно. Это вы, высокорожденные, те еще белоручки, а я с детства к труду приучена. Я родилась…

В Англии. Это такая страна, где мало солнца, мало справедливости и много низкооплачиваемой работы. Потом они с матерью перебрали обратно в Россию, купили наконец квартиру и жизнь только-только стала налаживаться, когда ее выкинуло в тело веи-каторжанки, чье единственное достоинство состояло в красивом личике. Никто даже не понял, что внутри вчерашней горничной находится другая девица. Как и Эль она встретила перевертыша, который счел ее подходящей, как и Эль она взяла улитку и овладела азами темной магии. Это случилось еще до приезда Анхарда, поэтому в суматохе никто не обратил внимание на произошедшее. Перевертыши разгромили Черные пики, и то, что одна из девиц выжила и изменилась в характере никого не заинтересовало.

Но дальше их истории разнились.

Это неженка Эль попала в ад, а Альве попала в сказку, где магия могла все: от зажигания свечки до получения самого красивого в этом мире мужчины. Даже если он первый принц империи. А почему нет? Это же сказка. Ее сказка, а она главная героиня, получившая в награду за страдания в предыдущей жизни магию и любовь.

Правда сначала самым красивым мужчиной в Ленхарде был Анхард, поэтому сначала она получила его. Улитка отнеслась к этому неодобрительно. Улитка брюзжала, что у иномирянок иной путь, и что ей в отличии от дракониц надо выращивать своего дракона с нуля, что хорошо бы овладеть сначала магией, а уж потом… Но Альве не слушала. Альве не хотела тратить время на обучение, она была в восторге от собственной власти над мужчиной, над экономкой, над прислугой, над другими драконирами и всеми Черными пиками. Она вышагивала по плацу, как принцесса, кокетничала с драконами, надевала красивые платья и срывала плохое настроение на обычных веях. Анхард посмеивался и смотрел на ее выходки сквозь пальцы.

А после тварь Кайне, бывшая любовница Анхарда, обожгла ее магией. Красивое личико безвозвратно перекосило в жуткой гримасе, а волшебные апельсиновые волосы, такие редкие среди драконов и людей, выпали все до единого.

Анхарду было ее жаль. Минут двадцать. А после он выселил в соседнюю комнату под предлогом лечения, потом отправил разносить документы, а затем и вовсе отправил на кухню, чтобы та не пугала людей. А у него в спальне снова поселилась Кайне.

Дракониры, еще вчера напропалую с ней флиртовавшие, теперь взирали на нее с отвращением. Горничные посмеивались. Все сразу припомнили, что она всего лишь вея, каторжанка и ничем их не лучше. Даже хуже. Рожа-то вон какая страшная.

Драконий мир, если и был сказкой, то очень жестокой.

Каждый раз, когда улитка подавала голос, Альве орала, выла в подушку от ненависти к миру. Впрочем, тогда ее звали Ольхен, потому что имя «Альве» принадлежит благородным родам.

Я с трудом припомнила оговорку экономки в Ленхарде, что была какая-то рыжая Ольхен, покалеченная Кайне из ревности к любовнику. Так вот откуда произошла баронесса Вашвиль…

Она уже подумывала наложить на себя руки, когда в Ленхард приехал принц империи, Его Высочество Теофас, который по-простому пил вместе с драдерами грог, хлопал по плечу веев и ржал над идиотскими военными шутками. Она смотрела на него и ненавидела собственное уродливое лицо. Ведь она была такой красавицей. Он бы непременно заметил ее и увез в свой прекрасный замок, где нет войн и насилия.

И Тео ее заметил. Правда по самой очевидной причине — из-за ее откровенного уродства и лысой, как попка младенца, головы. Он вызвал ее к себе тем же вечером и подробно расспросил о случившемся, и Альве сорвалась. Этот юный, высокомерный, красивый, как какой-нибудь древний бог, мужчина смотрел на нее, как на статистику. Он просто выполнял свою работу якобы близкого к народу принца.

Поэтому она рассказала ему все. От рождения до собственной, уже близкой смерти, потому что лучше прыгнуть с обрыва, чем жить вот так. Терять ей было нечего. Незачем было хранить свои скучные тайны.

К ее удивлению, Теофас ею очень заинтересовался, и дальше все было, словно в старой сказке. Он увез ее в какой-то идеальной красоты домик в горах, нанял ей лучшего лекаря империи, одноглазого старика со странными манерами, и все время расспрашивал о другом мире и о магии. Какой она чувствует магию, что умеет делать, и не хочет ли она войти в его свиту.

К сожалению, к тому моменту, когда Альве вспомнила про улитку, та уже куда-то делась. Просто исчезла и дозваться ее было невозможно. Она ее обыскалась, даже потребовала вернуться в Ленхард под каким-то надуманным предлогом, но и там улитки не нашла.

Магия у нее правда осталась, только слабая, ленивая, лишь зачатки знаний, которые ее заставила выучить улиточка. Даже с нанятыми для нее учителями магия едва сочилась из магических жил. Проклятая улитка уползла.

Но ведь Тео она получила, не так ли? Не магией, так вернувшейся красотой, искренностью, свободой нравов, необычной для этого закостенелого в этикете мира. Всем тем, чего у Эльене не было и в помине.

Я задумчиво исподлобья рассматривала Альве. Ларчик, к которому я так хотела подобраться, был так прост, и внутри него не лежали ничего интересного. Одна девичья чушь и домыслы о своей особенности, присущие всем иномирянкам. Им всегда было тяжело смириться с тем, что они хоть и редкое, но обыденное явление в нашем мире. Мне мама об этом рассказывала. Ей самой потребовалось множество усилий для адаптации. Но она, чтобы там не болтали, хотя бы прикладывала эти усилия!

Наверное, мое молчание было слишком красноречиво.

— Думаешь, ты намного меня лучше? — прошипела вдруг баронесса, больно дергая меня за руки. — Ты просто родилась в хороших условиях. Попробовала бы ты побывать с мое в Ленхарде, крутиться с красивой мордой перед мужиками и оставаться приличной вейрой. Или просыпаться в пять утра и тащиться на работу по промозглым улицам, где от тумана ног не видно, сидеть до красных глаз над отчетностью, тащиться домой, где тебя ждет такая же усталая мать!

Но я была в Ленхарде. И я просыпалась в пять, и работала до красных глаз, и никого при этом не отравила.

Что-то в баронессе не давало мне покоя. Но что?

— Так ты говоришь, стала любовницей Теофаса? — вдруг уточнила я с некоторым удивлением даже для себя. — Как давно?

Спросила и тут же внутренне сжалась. Спрашивать такие вещи ниже человеческого достоинства и драконьей чести. Это было… унизительно.

Баронесса подняла на меня прозрачный взгляд.

— Пять лет. Прости, он говорил, что несчастлив в браке, и ваш развод вопрос времени, поэтому я сказала ему да. Он был так красив, я не сумела отказать.

У нее хватило совести отвести глаза.

— Не осуждай меня, — тут же объяснила она с жаром. — Я иномирянка, и когда Тео… Император… тогда он еще был принцем, предложил мне посетить его ночную вечеринку, не отказала. Но кто бы отказал?

Ночной вечеринкой в свете называли открытое предложение остаться на ночь. Пять лет любви двух людей, обретших номинальную свободу от светских оков, стеснение баронессы, идеально подрагивающий голос — все это звучало очень правдиво.

Но… Даже когда поползли слухи о нем и баронессе, Теофас ночевал всегда один, в закрытых покоях, заставленных стражей. И недельной давности сон, и разговор с улиткой о связи истинных. Все это вступало в противоречие с рассказом баронессы.

— Где у него ожог? — спросила, повинуясь интуиции.

— Какой… ожог? Ты… Хочешь поймать меня на лжи, падшая принцесса?

Альве резко подскочила с кресла, предусмотрительно опрокинув свой бокал.

— Все знают, что у сильного дракона высокая регенерация, на нем не остается ни ран, ни шрамов, ни ожогов! Подловить меня вздумала?!

Я молча смотрела на нее. У Теофаса на груди был старый ожог, и баронесса, будучи его любовницей, не могла его не видеть. Так, получается, она не была его любовницей?

Но сосредоточится на этой мысли не получалось, Альве так орала, что в дверь сунул нос один из стражников, потом второй, а после прорвалась встрепанная Инес.

— Деточка моя, вот ироды, ироды!

Она замахала руками на стражу, потом накинулась на прислужниц баронессы, да и ее саму припечатала малопонятным словом, значения которого я уловить не смогла. Зато баронесса поняла ее прекрасно. Сначала побледнела, потом вспыхнула!

— Вы не смеете, не смеете говорить мне такие вещи, я фаворитка Его Величества! А ты… Ты — Пустая!

Инес нимало не смущаясь, выдала цветистый монолог, из которого я поняла только слово «подзаборная». Невольно няня дала мне время на обдумывание, и я, наконец, решившись, осела на пол, схватившись за ворот платья.

— Мне нехорошо. Воды… Принеси мне воды.

Баронесса сразу замолчала, взглянув на меня с ужасом. Ее взгляд метнулся от собственных рук к бокалу, потом снова ко мне.

— Я позову лекаря, — сказала она неуверенно и попятилась к двери, а ее прислужницы быстро и ловко убирали стол, заваленный уликами.

Меня перенесли на кровать, обложили подушками, грелками, принесли воды и позвали лекарей. Все бегали и суетились, а я, внутренне морщась от отвращения, симулировала симптомы отравления ядом Арахны: жар, бред, темнота в глазах и головокружение.

Предположение о яде высказал только молодой помощник лекаря, но его быстро выставили из покоев, чтобы тот не умничал. Остальные связывали мою болезнь с темным источником императора.

Меня так задергали, что я ненадолго уснула, а когда разлепила глаза увидела около кровати отца. Он был таким же, как много лет назад, время не тронуло его. Все еще молодым и привлекательным, разве что энергии в нем поубавилось.

— Мне сказали, что ты умираешь, Люче. Сказали, я должен попрощаться с тобой.

Я смотрела на него и смотрела. Когда меня отправили в Ленхард, он прощаться не пришел, а когда вернулась, не попросил аудиенцию. Он ведь любил меня в детстве, мы были счастливой семьей, он учил меня объезжать кайранов, а Каена драться на мечах.

— Я дал тебе хорошее детство, Люче, дал хороший брак, мне жаль, что ты не сумела удержать данные тебе преимущества. Я прощаю тебя за все совершенные глупые поступки, так что и ты не держи зла на свою семью.

— Ты ведь любил маму? — спросила тихо. — Тогда почему больше не любишь меня с Каеном?

На миг в его лице промелькнуло давно забытое, утраченное, уже не имеющее названия чувство, и то вновь превратилось в гипсовую придворную маску. Он сделал свой выбор.

— Если Каен не оступится, то станет следующим главой семьи. Надеюсь, он станет полноценным драконом и не посрамит наше имя. Прощай, Люче…

Я закрыла глаза. Внутри этого человека больше не было моего отца. Был только жадный, охочий до благ этого мира дракон, потерявший честь предков ради золота.

— Называй меня Ваше Высочество, дракон, — оборвала я его холодно. — Помни свое место. До конца моей жизни ты теряешь право нахождения при моем дворе.

Даже не поднимая век, внутренним зрением я словно видела, как он отшатнулся и почти бегом вышел из покоев.

День прошел отвратительно. Мне пришлось ослабить свою драконицу до состояния птенца, притушить потоки силы, рвущиеся из жил карать обидчиков, и увеличить температуру тела. Симулировать отравлением ядом Арахны оказалось довольно сложно, но куда сложнее было молчать.

«Поболтаем о баронессе Вашвиль?» — это была моя пятая попытка за сегодня, но улиточка затаилась и помалкивала, чувствуя мой гнев.

«Расскажи мне о баронессе и Тео, ты ведь была с ними… там, В Ленхарде».

Хитрая улитка снова промолчала, и тогда я тоже закрыла глаза. В глубине души я понимала, что наступила переломная фаза. Рубеж, за которым не было ничего. Впервые за много лет я не знала, каким будет мое будущее.

Ум горел, отсчитывая минуты до рассвета. Если я все верно рассчитала, то уже завтра мне удастся вырваться из этого склепа на волю и очистить свое имя от клеветы.

Главное не думать. Не вспоминать об отце, который не стоил ни одной моей слезинки, об императрице, с которой я прощалась, как с матерью, а встретила врага, о Теофасе, которому я желала боли, ненависти, страданий.

Рассвет я встретила полумертвой от усталости. Притворяться больной оказалось гораздо тяжелее чем, болеть и притворяться здоровой. Но был и плюс. В комнате было тихо, наглая стража сочла меня умирающей и, наконец, избавила от своего присутствия.

Инес с опухшими от слез глазами сидела рядом, бормоча странные молитвы, которая я слабо помнила из детства.

Я принудила себя встать, пройти в ванную и начать собираться. Времени оставалось совсем немного, поэтому взяла тщательно подобранные для сегодняшнего выхода вещи и села на банкетку перед зеркалом. Прическа тоже нужна была особая.

Инес взялась меня расчесывать

— Расскажи мне о маме, — попросила я. — Расскажи о себе. О тебе я ведь совсем мало знаю.

Инес, выплетая тонкие косы, как-то горько усмехнулась.

— Да что там рассказывать. Мы обе жили в одном дворе, учились в одной школе, закончили балетное училище, оттанцевали дебютные партии. Только ей дали фею Драже, а мне партию шестой мыши. Я, может, и зря туда поступила, но мы же с детства дружили, всю жизнь вместе… А здесь все повернулось иначе. Твоей матери досталась сильная магия, а мне кукиш с маслом.

— Что такое кукиш?

— А это, рыбка, значит, что ничего мне не досталось. Пустые, они же хоть и владеют немыслимой магией, но распорядиться ей не могут, сидит она внутри и никуда не девается. Я ведь не всегда была такой.

Она подняла по-мужски крупные, крепкие руки, словно демонстрируя собственное уродство. Я никогда не воспринимала Инес некрасивой, но она и впрямь была такой.

Идеально-тонкая, танцующая девочка, попав в мой мир, постепенно превратилась в чудовище: грузное тело, отекшие щеки, вывернутые вены на ногах, ладони, как лопаты. Я развернулась на банкетке и крепко обняла Инес, прижавшись к ее груди.

— Нужно собираться Инес, они придут сегодня, я точно знаю, другого момента им не поймать.

— Кто придет? — испугалась Инес. — Неужто снова в гости напросятся изводить мою ягодку?!

— На этот раз нет, — я невесело усмехнулась. — Они придут проводить меня на суд богов в полной уверенности, что я умираю, и ни на какой суд не попаду.

Словно в ответ на мои слова под окнами послышался шум, перестук каретных колес и цокот подков. А миг спустя шум перетек в коридор, приближаясь к дверям моей спальни.

В дверь заколотили.

— Ваше Высочество, Эльене Таш, лордесса нир Аго, именем императора, вас ожидает суд.

Двери распахнулись. Внутрь покоев сыпанула стража, выстраиваясь двойной дорожкой, чтобы пропустить внутрь нира Шелена, двух его заместителей, включая Целеса, министра столичного правопорядка, начальника надзора за императорской безопасностью и Каена, как командира рыцарей. Трое из них смотрели на меня с величайшим недоумением, как если бы перед ними восстал труп семидневной давности. Один из заместителей нира Шелена, командир рыцарей и начальник. Все трое были мне незнакомы. Для императорского двора, где карьеры делались медленно и плавно, едва ли не с пеленок, это было удивительно. Интересно…

— Приятно вас видеть, вейры, — склонилась перед ними в идеальном реверансе. — Я готова.

Я все рассчитала верно. Идеальный золотой оттенок платья — не вызывающе императорский, но близкий к нему, летящий крой, распущенные волосы, снятые со лба тонкими косичками, туфли без каблуков. Именно так любая вейра высказывает уважение богам, которым предстоит судить ее в кругу Истины.

— Мы слышали вам нездоровилось… — голос у начальника рыцарей сорвался на фальцет.

Где они его только взяли, этого начальника. Первым заговаривать с особой из императорской семьи, спрашивать о здоровье и нагло смотреть в глаза. Я безразлично прошла мимо, сделав вид, что не расслышала вопроса, но краем глаза успела поймать его потемневшее от гнева лицо.

Мне навстречу шагнул Целес, его странные зеленоватые глаза сияли от радости. Он почти успел поймать меня за руку, но его опередили нир Шелен. Старый маг обнял меня за плечи, словно уберегая от взглядов, а Каен автоматически встал по правую руку.

— Люче… — шепнул, чуть склонившись к моему виску.

Но больше ничего сказать не успел.

— Не положено разговаривать, — хмуро вмешался свежеиспеченный начальник надзора. — Заключенную следует проводить в главный храм, где она пройдет три круга Истины.

Дорогие читатели! Большое спасибо за ваши звезды, комментарии и награды! Это очень-очень приятно и очень важно для меня ))