30. Святая

На миг я ощутила глубокую скорбь по девочке, у которой отняли способность любить, но миг прошел. Той девочки давно не было на свете.

— Ваше горе не делает вас особенной, — сказала непримиримо. — У Ферта отняли семью, у Клео память, у Рейнхарда Истинную, у Мильта жизнь, у Кантоша Гнездо…, и никто из них, никто из нас, не убивает налево и направо.

— Надо соизмерять свои желания с возможностями, — согласилась императрица. — Кто знает, что бы вы натворили, будь у вас возможность? Но не хочу более тратить на вас время. Латан получит Вальтарту, даже если Вальтарта придется сжечь дотла!

Она вновь подняла руку, накрывая нас куполом огневой мощи, а я автоматически активировала щит, ощущая его недолговечность. Защита никогда мне не давалась, я атакующий дракон, как Тео, как Ренхард, как императрица. Чтобы выиграть этот бой нужно атаковать первой, но тогда придется убрать щит, и тогда Клео и Ферт погибнут. Императрица загнала нас в ловушку.

— Прости, — шепнула Клео, дотронувшись до моей руки. — Беременность не дает мне активировать драконицу, даже магию отдать не могу. Драконята слишком сильные, тянут из меня силу.

Снова накрыл страх. Не смогу! Погибну здесь вместе с Клео, а Теофас, потерявший Истинную, сложит крылья и камнем упадет на землю, чтобы напоить ее императорской кровью. Я не должна этого допустить! Не должна!

Вплела подрагивающими пальцами в щит немного темных потоков, но это не помогло, драконий огонь императрицы был слишком силен. Не знаю по какой причине старик Ферхе не присоединился к атаке, но нам повезло. Иначе бы мы не продержались и минуты. Хотя и без него приходилось туго. Покои превратились в пылающий ад. Артефакты, вживленные в стены, со щелчком ломались от жара и магии, как орехи, придавленные каблуком. Сердце испуганно колотилось в груди.

Нас спасла глупость.

В центр жара прыгнула бумажно-тонкая фигурка Латан, раскинув руки.

— Мама, постой!

Огонь дрогнул и… погас. Остаточное пламя стекало по белоснежным рукам, оставляя раны, но принцесса и не думала двигаться с места. Гадать о причинах ее самоубийственной доброты пришлось недолго.

— Не убивай Клео, она пригодится живой, чтобы держать Серебряного анта в узде после смерти Теофаса и… этой.

Ну вот, а мне казалось, что Латан меня не любила. Оказывается, не казалось.

Вместе со страхом за себя, за Клео и Теофас меня вдруг накрыла невыносимая боль. Виски словно стальным обручем сдавило. Храм тряхнуло, как большую каменную шкатулку, которой отвесил пинка сказочный великан.

Драконы атаковали город. Теофас принял решение сжечь скверну. Теперь, когда на меня не давила аура императрицы, я всем сердцем чувствовала пламя своего Истинного.

«Сейчас!» — шепнуло в голове, и я не сразу поняла, что это голос улиточки.

Как во сне подняла руку, но даже подумать не успела, как и на меня тут же хлынул двойной огонь клана Ферхе. Императрица и ее отец, выдернув Латан с линии огня, атаковали нас с Клео. Вот только на этот раз я не успела выставить щит.

Я просто встала по центру огня, закрывая Клео, потому что это единственное, что мне пришло в голову. Тело вспыхнуло факелом, но… боли не было.

Пламя уже не жгло — обнимало, ластилось к мыскам туфель, как преданный пес. Я несмело провела пальцами по рыжим огневым завиткам, приручая стихию и несколько долгих секунд смотрела внутрь драконьего огня, складывающегося в странные символы и картинки.

Императрица, пылая новой яростью, усилила магическое давление, но и этот огонь вплелся новыми волокнами в моего огненного зверя — послушного и прирученного.

Рывок и огненный зверь откинул императрицу в пылающие стены храма, старик Ферхе отпрыгнул сам, но было видно с каким усилием ему дается простой физический бой с овеществленной магией. Ранить Латан я не хотела, но прыжок магического зверя смел ее в сторону, как проигравшую фигурку с шахматной доски.

Я медленно повернулась к Ферту.

— Город горит. Открой двери храма для раненных. Если мать-драконица снизойдет к нам, внутри первого божественного круга излечится каждый.

Улиточка внутри меня одобрительно заворчала, заворочалась, Ферт заколебался, но вдруг быстро кивнул и чуть отступил. Я с удивлением увидела, что мои руки полыхают проявленной золотой аурой. Нет. Не только руки. Я вся горела золотой пленкой драконьей императорской ауры.

Словно притягиваемая невидимым магнитом, двинулась прочь из покоев.

Мельком увидела пораженное лицо Клео, склоненные головы храмовников, искаженные ужасом и злобой лица обоих Ферхе, Ферта… А после все на свете перестало иметь значение. Я прошла все три зала в обратном порядке, щелчком пальцев распахивая двери храма, которые не открывались для детей Вальтарты долгие три века.

В залу хлынул поток измученных людей, умоляющих о спасении. Запах гари и крови заполнил стены храма. Раненных было так много, что вскоре в глазах у меня рябило от лиц и ран, им нужно было больше места, больше лекарств, больше лекарей. Больше… доброты.

— Ваше Высочество, — измученная Клео беспомощно подняла коробку с бинтами. — Храм привык полагаться на божественную силу, здесь почти нет лекарств и бинтов, а артефакты нацелены на защиту.

— Есть еще зелья с заклятьями, которые мы раздаем в праздники страждущим, но это маленькие лекарственные заклятья. Остановить проказу или вылечить прыщи, они не закроют раны.

Вместе с ней рядом остановилась одна из храмовниц с опаской глядя на моего магического зверя, то ластящегося к рукам, то скачками мечущего по стенам, неожиданно уходя в тень, а после выпрыгивающего у самых дверей, пугая веев.

— Есть еще благословения богов, но они совсем маленькие и малоэффективны. Благословение пары или ребенка, или беременной вейры на талантливое дитя, да и места уже нет, а раненых становится только больше.

Один из храмовников устало развел руками. Вуаль у него сбилась набок, а платье запачкалось в крови и гное, но он не высказывал ни отвращения, ни брезгливости. Истинный служитель.

Я обернулась на статую отца-дракона и матери-драконицы, но с удивлением обнаружила, что они снова исчезли, а в центре храмового круга нет никого кроме меня.

«Мне нужна помощь, — взмолилась богам. — Мне не справиться одной!»

«Но ты справишься, ведь ты не одна! — рассердилась улитка, ворчливо заметив: — И перестань называть улиткой такую великолепную драконицу, как я!»

«Тогда помоги мне, великолепная драконица, — сказала и вдруг поняла, что все делаю верно. — Проснись и иди со мной».

Драконица откликнулась на мои слова рыком, и тот загудел по магическим жилам, сплетая воедино темную и светлую магии, кровь застучала в висках, а после магия — немыслимое количество магии — хлынуло сквозь меня в храм. Двинулись вековые колонны, серебрянные руны слились с золотыми, образуя единый узор, квадратные напольные плиты словно рассыпались на мозаичный детали, собираясь, как в калейдоскопе, в новый орнамент.

Храм рос, увеличивался на глазах, соединяя три зала воедино. В грохоте сдвигаемых стен потонули крики удивления, стоны боли, шум носилок и крики храмовников.

Ко мне подошел Ферт, старательно прячущий от меня глаза и даже прикрывающийся рукавом, словно щитом.

— Ваше Высочество, среди раненых много зараженных, но что хуже, всех выявить невозможно, — его голос дрогнул. — Если ничего не предпринять, скоро все в этом храме станут перевертышами.

— Можно проверять артефактами, — предложил один из храмовников. — Зараженных можно просто не впускать в храм.

Это звучало жестоко и логично, но почему-то неправильно. Ответить я не успела, двери храма накренились и провалились внутрь со скрипом и грохотом, разбивая мраморный пол. В проем хлынули перевертыши.

Люди окаменели, застыв на половине движения, словно на один миг остановилось само время. Несколько секунд стояла тишина, нарушаемая лишь шорох разбитого камня и судорожным дыханием загнанных в ловушку людей. А после вскрикнул от испуга чей-то ребенок, запуская цепную реакцию воя, плача и беготни. Люди обрушились со своей немалой драконьей силой на тыловую стену храма, набиваясь в узкие коридорчики и кельи храмовников. Артефакты выколупывали из стен, обороняясь ими от перевертышей, будто заклятья сна или тишины могли спасти их от нападения.

— Ваше Высочество, нужно уходить, больше нельзя медлить!

Ферт схватил меня за руку и силой потащил прочь из храма, не обращая внимания на собственную руку, охваченную пламенем. Моя аура жгла и калечила.

Краем глаза я поймала Клео, пятившуюся к стене от одного из перевертышей. Тот не мог ее тронуть, опасаясь амулетов, но и не отступал. Императрицу, поливавшую огнем нападающих, но огонь, лишенный императорской мощи, был слишком слаб для них. Храмовников, вставших плечом к плечу и вскинувших руки в защитном заклинании.

Я вырвалась из рук Ферта и как заколдованная вернулась в центр храма, пытаясь отыскать те самые руны, на которые встала в первый раз.

— Вы должны бежать! — Ферт снова попытался вытянуть меня из маленького круга, созданного моей силой. — Теофас умрет, если вы погибнете, а если погибнет он, то и вам останется жить считанные часы. Связь слишком крепкая, созданная годами… Вы должны думать об Империи!

Связь слишком крепкая… Почему я не подумала об этом, когда они принуждали меня убить Тео? Мысль едва коснулась меня и растаяла. Все это больше не имело значения. Где-то на окраине сознания я ощущала ауру Теофаса, поливающего город императорским огнем, и это успокаивало, давало сил. Поддавшись слабости, неслышно коснулась его сознания и почувствовала ответное касание, накрывшее теплой дрожью и светом.

— Уходи, Ферхавен, и ничего не бойся.

Мне хотелось оттолкнуть Ферта, но я побоялась до него дотронуться и даже перевести на него взгляд вдруг оказалось непосильной задачей. Его голос потонул в кровавом гуле магических потоков, перестраивающихся в моем теле каким-то новым, неизвестным узором. Магия рвалась на свет, и я отпустила ее.

Губы сами шепнули старое заклинание из улиточкиных лекций, темная магия тонкими полосами выплеснулась на старые стены, разбежалась юркими змейками по храму, а после вернулась обратно, добавив моему пламени багровой темноты.

— Идите ко мне!

Перевертыши, разбредшиеся по храму, развернулись ко мне. Время остановилось. Затих шум. Голову сдавило стальным обручем чужих, нахлынувших волной воспоминаний.

Девочка, преданная собственной семьей, молодой драдер, не успевший сдать профессиональный экзамен, мать семейства, оставившая на земле пятерых детей, но сожалеющая только о младшем сыне, который еще не научился ходить… Их лица вставали перед глазами и гасли, вытесненные новыми лицами, новыми судьбами.

Я двинулась к выходу из храма, высоко подняв руку с зажатой в нее темной звездой, за которой тянулись перевертыши.

— Она использует темную магию! Смотрите! Смотрите! Это ее вина…

Искаженный голос императрицы донесся до меня сквозь гул крови, и тут же стих. Человеческие слова, человеческие мысли больше не имели надо мной силы. Я должна была помочь своим детям — живым и мертвым.

Плотная темнота сковала меня коконом, застившем слух и зрение, но я отчетливо почувствовала, когда переступила порог храма и вышла на городскую площадь, окруженная ревом темной магии. Перевертыши стекались ко мне, как иглы на магнит. Горела кровь в венах.

Так много боли внутри моих детей. Так много боли, причиненной моими детьми другим моим детям. Прошу вас. Прошу вас всех! Остановитесь!

На один страшный момент я ощутила себя всесильной. Карать и миловать, прощать и наказывать. Несколько мощных взмахов крыльями вознесли меня над толпой, давая увидеть горящий город и моих детей, сражающихся, умирающих, молящих о пощаде, погрязших внутри давно оконченной жизни. Мои дети убивали друг друга!

Теофас!

Вместо крика из моего горла вырвались рык и пламя, а спустя миг меня обняло золотое сияние Истинного, дающее успокоение и надежду. Его сияние грело, сердца и крылья бились в едином ритме, а через миг город накрыло императорское алое пламя.

Перевертыши стояли плечом к плечу, доверчиво подняв лица к небу, и принимали огонь освобождения на себя. Площадь пылала, похожая на огромный зельеварный котел, в который бросили гнев, горечь и сотни тысяч человеческих разочарований.

Мои давно погибшие дети, задержанные на земле против воли, вернулись к истоку.

Облегчение и печаль были так сильны, что крылья у меня подломились, и упасть бы мне камнем в пепел перевертышей, если бы Теофас не поймал меня. Не прижал так крепко, что скрипнули ребра.

— Прости, — сказал он, едва мы приземлились. — Прости, я… не справился.

Удивленно вскинула голову, чтобы заглянуть в золотого его глаз, потратить хотя бы миг на чувство покоя и правильности между нами.

— Но ты справился! — разрешила себе прижаться к его груди. — Ты принял верное решение, это я не смогла держаться в стороне, перевертышей было так много. Слишком много!

Вместо ответа Теофас с силой прижался лбом к моему лбу. Горячий шепот накрыл губы.

— Я люблю тебя. Моя смерть тебя не затронет, я отдал богам взамен свой дар, поэтому…

Голос дрогнул и Теофас упал. Растерянно оглядевшись, я опустилась на колени, и осторожно тронула его за плечо.

— Вставай, Тео! Мы победили, все хорошо.

Теофас мне не ответил, поэтому я толкнула его уже сильнее, но от удара он опрокинулся навзничь, и я увидела, что он весь в крови, и пепел под ним мокрый и липкий.

Воздух заискрило, поднялся ветер от опускающихся на площадь дракониров, спрыгивающих прямо в пепел. Они подходили ко мне один за другим, но не приближались. Площадь медленно заполнялась выжившими. Подтягивались обычные, не успевшие спрятаться горожане, вооруженные артефакторным оружием драдеры и стража, небо потемнело от слетевшихся драконов. По моим пальцам текла кровь.

— Ваше высочество, — ко мне шагнул Серебряный ант, опускаясь на одно колено. — Позвольте моей супруге осмотреть Его Величество.

Жестом безнадежного собственника он извлек откуда-то из-за спины все еще бледную, но повеселевшую Клео, и я доверчиво отодвинулась, уступая ей место. Уж в ее присутствии Тео поостережется так глупо шутить. В жуткой тишине, Клео дергала какие-то браслеты на руках Тео, после полезла к нему в ворот рубашки и сняла незнакомого вида медальон. Потом обернулись Рейнхарду и качнула головой. Глаза у нее были испуганными.

— Что? — поторопила я ее с ответом.

Я устала и хотела вернуться домой. С Теофасом.

Мы, конечно, страшно с ним рассорились, но ведь это дела Вальтарты, а не наши личные дела. С личными делами мы разберемся дома, поэтому все эти стоящие истуканами ниры уже должны что-то предпринять.

— Ваше Высочество, — Рейнхард попытался взять меня за руку, но я буквально вспыхнула гневом.

Буквально, потому что пламя от меня поднялось, как от гигантской свечки, и Рейнхард был вынужден отступить.

— Ваше Высочество, боюсь, император… Боюсь, Теофас мертв.

Голос у него треснул, как старое дерево, не выдержавшее бесконечных дождей и зноя, на лицо словно легла непроницаемая маска.

Тишину разбил счастливый хохот императрицы, и я едва не рассмеялась с ней вместе. Действительно, ну что он такое говорит. Это же Теофас. Дракона, выбранного на императорскую власть почти, невозможно убить, что и доказывают события последних двадцати с лишним лет. Он с рождения ходил с темным источником в груди!

А Теофас просто дурачится, у него всегда были жестокие шутки. Однажды во время стрельбища он свалился с вполне натуральной раной в груди, а когда его отнесли в комнату и вызвали лекарей, я сама же нашла на нем артефакт иллюзии. Вот и сейчас.

Я упала на колени и рванула на его груди рубашку. Рана была, и выглядела пугающе реальной, черной от вязкой крови, смешанной с испорченной магией. Теофас лежал белый от потери крови, запрокинув голову, как сломанная кукла, и никаких артефактов на нем не было. Клео сняла все.

— Покажи амулеты, — не отводя одну руку от груди Тео, вторую я запустила в снятые артефакты.

Все выгорели, и среди них не был ни одного, зачарованного на создание иллюзий. Улиточка взвыла в груди, словно из нее наживую вынимали сердце.

Дракон Теофаса молчал.

— Наконец-то мертв, — благоговейно произнесла в тишине императрица. — Я победила. Ах, мерзавка была права, я получу трон и свободу от мальчишки, изводившего меня годами! Дьявольское семя Фалаш больше не посмеет называть меня матерью!

Пустыми глазами я смотрела на беснующуюся императрицу, потом перевела взгляд на рану. — Фархо эст нолеш, фалла хаш хог, — шепнула, как в бреду, слова старого заклинания.

Фархо — значит, жизнь, фалла — умоляю, хог — боги. Возможно, это заклинание произносил и Теофас, когда менял свой дар на мою жизнь. Случалось, он сутками просиживал в запретной секции архива, и мог знать о темной магии не меньше моего.

Нолеш — отдаю, хаш — дар.

Ничего… Одного заклинания было недостаточно! Взгляд упал на клубящуюся темнотой рану. Верно, нужно ее очистить, залечить, вынуть грязь и запустить обновленную драконью магию в потоки. И тогда Тео очнется.

Сжала одной рукой черноту, собравшуюся в нахохленный комок на груди Тео и с силой рванула на себя. Как он жил с этой говорящей грязью внутри?

Ничего не произошло.

Время стремительно утекало. Шум вокруг нарастал. Кто-то попытался схватить меня за руки, и мне пришлось активировать огневой круг, закрывший нас с Тео в пылающий кокон. Улитка выла на глухой одинарной ноте, от которой в животе узлом заворачивалась черная спираль. Тошнота подкатила к горлу.

— Заткнись, — сказала я жестко. — Просто зови вместе со мной.

Осталось подобрать слова. Заклинание выверено и сухо. Заклинание — набор кодов и ключей к открытию определенной силы, но их недостаточно. Нужно вложить в слова что-то очень личное, что-то очень свое, чтобы разбудить богов.

Я закрыла глаза и представила свой маленький, не очень важный, но божественный дар, блестящим мячиков, что умещается в ладони. Он был весь целый, горячий и золотой, ведь я еще ни разу его не использовала. Его нельзя было ни обменять, ни продать. Дар использовался иначе.

Обняв маленький дар ладонями, я протянула его в круг пылающего огня:

— Мне не нужны тысячи маленьких желаний в течение всей моей долгой драконьей жизни! Возьми его и исполни одно большое прямо сейчас!

Улиточка в унисон со мной шептала заклинание, но теперь эти слова были полны силы и смысла. Дар таял у меня в руках, как маленькая луна с началом рассвета, в голове звучал таинственный тихий смех матери-драконицы.

Сквозь гаснущий огонь прорывались крики, шум, голоса…

«… это невозможно! Этого не может быть, не может быть, не может…»

«… убей ее, Ротокан!»

Мир вокруг перевернулся и меня с силой опрокинуло на землю. Пепел взорвался миллионами черных чешуек, закрывая обзор, а когда рассеялся, я увидело Тео. Он навис надо мной, перекрывая небо, растерянно рассматривая меня.

— Эль, — голос его не слушался. — Эль, Эль… Эль…

Я коснулась непослушными пальцами его щеки, после скользнула к губам, наслаждаясь звуком и теплом его дыхания. Получилось? Ведь получилось же? Я закрыла глаза и провалилась в черное ничто.

А когда снова открыла глаза, обнаружила себя в сорочке, в постели, щурящейся на солнечный свет. Солнце било прямо в лицо, беспощадно высвечивая покои… Не мои покои. Прикрыв глаза ладонью, я пригляделась к обстановке, в груди ласково затрепетала драконица, словно переродилась из улитки в мотылька. Янтарь, золото, синий. Череда узких стрельчатых окон, выходящих в личный, наглухо закрытый магическим куполом сад, белые ковры, в которых тонет звук шагов, мозаичный пол из янтаря и золотой крошки. Я была в этих покоях дважды, в далеком детстве.

Сердце стукнуло и, казалось, замерло. Я резко вскочила и тут же рухнула обратно в одеяла.

— Куда?

Также, как недавно в моем сне, Тео навис надо мной, похожий на золотоволосого языческого бога, заблокировав мне руки и намертво придавив к постели.

— Куда ты хотела уйти? — спросил он глухо.

— Никуда, просто встать и осмотреться, — Теофас смотрел внимательно и без улыбки, словно пытаясь оценить, стоит ли мне верить. — Да правда же, никуда!

Взгляд у меня намертво приклеился к его губам, и все усилия уходили на то, чтобы сдвинуть его хоть на миллиметр. Не вырываться, не лгать, терпеть. Я чувствовала его дракона так же отчетливо, как собственную улиточку, заворачивающуюся в огненную спираль где-то в солнечном сплетении.

— Оказывается, легко быть великодушным на пороге смерти, — Тео наклонился ниже, провел носом от моего виска к краю ключицы. — Живым этого не дано. Я дал тебе слово, что ты уедешь куда пожелаешь, получишь титул и земли, но это было слово Теофаса, отдавшего жизнь за Вальтарту, а я родился силой твоего дара всего неделю назад. Поэтому единственный титул, который ты можешь получить — это титул императрицы, а единственная земля, который ты можешь владеть — это Вальтарта.

Я медленно подняла на него глаза.

Теофас не был сном. Он был жив.


Дорогие читатели! От всей души благодарю вас за звезды, комментарии и награды! Это очень-очень приятно и очень важно для меня ))


Загрузка...