Поппи
Под тяжестью поражения я искала уединения в своем убежище. Правда должна была освободить меня, но она стала моим злейшим врагом. Когда все было открыто, свежая кровь свободно лилась из забытых ран.
Хотя предполагалось, что я должна принимать решения, руководствуясь логикой, а не эмоциями, я бросала одежду в спортивную сумку, не задумываясь о пункте назначения. Я нахмурилась, когда не смогла найти противозачаточные таблетки в ящике тумбочки. Я перевернула ее вверх дном и выругалась. Должно быть, я схожу с ума.
Разумнее всего было бы сначала успокоиться и найти жилье за укрепленными стенами или спросить кого-нибудь из родственников, могу ли я переночевать у них. Однако, если мама выполнит свою угрозу, я все равно окажусь на улице.
Я могла бы поехать в Лас-Вегас, хотя мне не разрешалось путешествовать без охраны. Совет директоров бесчисленное количество раз втолковывал мне, что я должна делать все, что в моих силах, чтобы оставаться в безопасности. На словах это была защита, но на деле — кандалы. У них была паранойя, что ключевых игроков компании могут использовать для получения разведданных. У нас было много врагов, и по этой причине в наших резиденциях были установлены меры безопасности.
Тихий звук шагов на балконе прервал мою дилемму. Снаружи появилась темная фигура. Я не могла как следует разглядеть его через стеклянные двери, но это мог быть только один человек. Хотя раньше я настороженно относилась к его присутствию, сегодня я не возражала, когда он открыл дверь.
Дэймон шагнул внутрь, и я на мгновение остолбенела, увидев его в профессиональной одежде. Его высокий рост привлекал больше внимания, чем обычно, в приталенном темно-сером костюме с двумя пуговицами спереди и заостренными лацканами, подчеркивающими его широкую грудь. Накрахмаленная белая рубашка под ним была без единой складки. Даже неряшливо уложенные волосы каким-то образом гармонировали с профессиональным обликом.
Сшитый на заказ костюм был шикарнее любой офисной одежды, которую я видела раньше. Если он так одевался на работу, я не представляю, как его сотрудники выполняли свои обязанности. Наряд был таким же безупречным, как и его твердая линия челюсти, но его пронзительные небесно-голубые глаза, наполненные напряжением, затмили всё остальное. Они впились в меня.
— Привет…
Прежде чем с моих губ сорвалось еще хоть слово, Дэймон прижал меня спиной к прохладной стене. Мой взгляд мельком упал на его полные губы, прежде чем он наклонился для поцелуя. Ткань его костюма задела кончики моих пальцев, когда его правая рука властно обхватила основание моей шеи, а другая прижалась к моей щеке. На его языке ощущался привкус мяты, пока он с лихорадочным отчаянием впивался в мой рот. Как будто мы расстались не на десять часов, а на целую жизнь.
Я планировала оттолкнуть его; на самом деле, я так и сделала. Но яростная атака заставила меня вдохнуть в легкие слабый запах его одеколона. Тонкая смесь сандалового дерева и мускуса обострила мои чувства, сделав меня рассеянной.
Оказавшись в крепких объятиях Дэймона, я не могла вспомнить, почему не должна быть в них. Чувства, которым я сопротивлялась, внезапно окружили меня. Нет. Он заставлял меня в них тонуть. Дэймон был исключением из всех моих правил, потому что он не стал бы делать тех гнусных вещей, на которые были способны люди в этом доме.
Мои руки переместились к его плечам, и он напрягся, его хватка усилилась, так что я не могла его оттолкнуть. Я и не собиралась этого делать. Вместо этого мои пальцы запутались в взъерошенных волосах, чтобы притянуть его ближе. Он застонал напротив моих губ, как будто это было последнее, чего он ожидал. Я провела пальцами по его растрепанной шевелюре, затем проследила контуры его лица, ощутив тепло его гладко выбритой челюсти под своей ладонью. Его руки прошлись по моей спине и бедрам, прежде чем вернуться к лицу. Дэймон был весь на мне, как будто не мог удержаться от прикосновений. Он не позволял мне отстраниться, даже когда мы боролись за воздух, предпочитая удушье разрыву поцелуя. Напряжение между нами росло с каждым разом, когда я видела его, а моя привязанность к Розе ослабевала. Я не была уверена, как долго еще смогу сопротивляться его напору. Я почти ожидала, что платье будет задрано мне на талию, и была удивлена, когда Дэймон позволил мне отстраниться.
Его пальцы слегка коснулись моей щеки, пока он рассматривал меня.
— Что случилось?
Иногда мне казалось, что у Дэймона есть рентгеновские очки для моего разума. Как еще он мог так точно улавливать мое настроение?
— Не волнуйся об этом.
Его низкий голос опустился до успокаивающего шепота.
— Скажи мне, что случилось.
Меня не нужно было долго уговаривать. События сегодняшнего дня полились из меня как неудержимый поток. Дэймон знал правду обо мне, поэтому я могла раскрыть все до конца, не утаивая информации. Он не стал предлагать пустого утешения и лишь мельком взглянул на собранную сумку на моей кровати.
— Ты собиралась уйти, не предупредив мне, — сказал он слегка обвиняющим тоном после того, как я закончила.
Я склонила голову набок, не понимая, к чему он клонит.
— Если бы мой отец изменял моей матери, а затем женился на своей любовнице через несколько месяцев после ее смерти, я бы не мог смотреть ни на одного из них, не говоря уже о том, чтобы жить с ними под одной крышей, — объяснил он с непоколебимой убежденностью. — Разве не поэтому ты собрала свои вещи?
Я уставилась на его адамово яблоко.
Дэймон окинул взглядом сумку на моей кровати, затем заметил рюкзак с ноутбуком и зарядным устройством.
— Я понимаю твои причины, но мне не нравится, что ты собиралась уехать, не сообщив мне место назначения. Мне не нравится, что ты убегаешь от меня.
— Я не смогла бы убежать, даже если бы захотела. Совет прислал мне множество предупреждений о том, что меры безопасности в моем старом доме недостаточно хороши. И то, что кто-то вломился в моё предыдущее жилье, только укрепило их паранойю.
Слабая вспышка напряжения промелькнула на лице Дэймона, но выражение исчезло прежде, чем я успела что-либо прочитать в нем.
— Я подумывала уехать, пока буду искать новое жилье. Но у меня нет охраны, так что это исключено.
— Куда бы ты поехала, если бы у тебя была охрана?
— В Лас-Вегас.
— Это неожиданно.
— Почему?
— В Вегасе большинство людей, как правило, пьяны и счастливы. — Заметив, как я нахмурилась, Дэймон цокнул языком. — Не волнуйся, маленькое отродье. Сейчас праздники. В это время года будет также много уродов, спускающих свои сбережения на азартные игры. Вегас будет угрюмым.
— Думаешь? — с надеждой спросила я.
Дэймон усмехнулся.
— Не бери в голову. Почему Лас-Вегас?
— Софи в Вегасе.
У него дернулась челюсть. Я знала, что Дэймон вышвырнул Софи из комнаты в первую ночь, когда мы были вместе, и подливать масла в огонь не входило в мои планы.
— Меня не интересует Софи, — быстро добавила я, опешив от того, что предлагаю ему объяснение. — Мне нужно задать ей несколько вопросов.
Мне нужно было очистить имя Дэймона.
— О чем?
— Я не могу тебе сказать. Это касается только ее и меня.
Дэймон натянуто улыбнулся мне, а затем схватил с кровати спортивную сумку.
— Пойдем.
Я непонимающе уставилась на него.
— Куда?
— Я думал, мы едем в Вегас, — сказал он так, словно ответ был очевиден.
В моей груди зародился смех от его дерзкой поспешности.
— Ты не можешь поехать со мной в Вегас.
— Если мы уедем сейчас, то еще успеем насладиться большей частью дня с учетом разницы во времени.
Дэймон не обратил внимание на мой отказ, занятый вытаскиванием куртки из моего шкафа, той самой, в которой он оставил меня пару ночей назад.
— Ты… — Ты принадлежишь Розе, — вертелось у меня на кончике языка.
Или, по крайней мере, Роза верила, что Дэймон принадлежит ей. Некоторые из ее сообщений было сложно читать, так как она открыто признавалась ему в своих чувствах. Я не знала, было ли между ними что-то, но после сегодняшнего утра, возможно, иллюзия была лучше реальности.
Я не была уверена в том, как правильно сформулировать эту мысль, поэтому сказала:
— Ты поедешь со мной в Вегас, и папарацци сделают миллион фотографий нас вместе.
— Папарацци фотографируют меня только в Нью-Йорке потому что знают, что я живу здесь. Вегас — другое дело, особенно в Новый год. Этот город кишит знаменитостями. Они не заметят ни меня, ни того, что мы вместе.
— Или наши фотографии завтра будут в заголовках газет, а послезавтра мы останемся без работы.
Дэймон проигнорировал мое беспокойство. Он накинул мне на плечи свой огромный бомбер, одобрительно хмыкнув при виде того, как я утопаю в нем.
Я озвучила следующую проблему.
— А как же твоя работа?
— Я должен был взять отпуск для лечения, помнишь? — когда я не сдвинулась с места, Дэймон вздохнул. — Завтра праздник.
Я попыталась придумать другую помеху.
— Новый год — самая важная ночь в Вегасе. Все отели будут забронированы.
На лице Дэймона появилась волчья ухмылка.
— Снять номер — не проблема, если ты хочешь провести ночь со мной.
— Этого не будет.
Дэймон безразлично пожал плечами.
— Тогда мы встретимся с Софи, отпразднуем Новый год и вернемся на моем самолете ночью.
Я фыркнула.
— Конечно, у тебя есть самолет.
— Он принадлежит моей компании. — Его взгляд казался скучающим. — На борту есть Wi-Fi. Или можешь сама найти список билетов на рейс до Вегаса, и утром я высажу тебя у твоего нового дома.
Больше времени помогло бы мне найти подходящее жилье. Это был неплохой план, пока Дэймон держал свои руки при себе.
Никто не осмеливался заботиться обо мне; мама и Роза были единственными, кто пытался. Между тем Дэймон удовлетворял каждую мою прихоть, даже такую как спонтанная поездка в Лас-Вегас. В последнее время он казался решением всех моих проблем.
Дэймон перекинул мою сумку с ноутбуком через плечо и добавил:
— Это лучший вариант для тебя. У меня есть проверенная команда охраны, которая может присмотреть за тобой. Они осторожны, но хорошо замечают опасность на расстоянии.
Обеспечение безопасности Максвеллом? Совет директоров не одобрил бы этого, но это было лучше, чем альтернатива. Они бы закатили истерику из-за моего безрассудства, если бы со мной что-то случилось без сопровождения. С точки зрения работы правление считало меня впечатляющей. С точки зрения характера — не очень. Из-за этого они часто сомневались, гожусь ли я на роль будущего магната.
Выбор был либо оставаться с Зейном, пока я ищу новое жилье, либо уехать с охраной Дэймона. Я выбрала меньшее из двух зол. Раньше я никогда не рассматривала идею иметь напарника, но рядом с Дэймоном все казалось не так паршиво.
— Готов? — спросила я.
— Готов к чему?
— Я думала, мы едем в Вегас, — ответила я как ни в чем ни бывало.
Дэймон никак не отреагировал. Он просто повернулся и направился к балкону, держа в каждой руке по одной из моих сумок. Я поспешила за ним, чтобы не отставать от его длинных шагов. Он без труда спустился по перилам в своем шикарном костюме. Дэймон терпеливо ждал внизу, сильные руки подхватили меня прежде, чем мои ноги коснулись земли. Вместе мы добрались до служебного входа, где был припаркован изящный автомобиль.
— Это твоя машина?
Дэймон кивнул, укладывая мои сумки в багажник.
Я не могла удержаться, чтобы не полюбоваться полированным Aston Martin, и его безупречной бронзовой отделкой, сверкающей в лучах солнца. Тем более что именно по этой причине данная машина привлекла мое внимание на распродаже.
— У меня такая же машина, — призналась я.
— Хм. — Дэймон придержал дверь со стороны пассажира, оставаясь невозмутимым. — Круто.
Я совершенно не понимала его реакцию. В моей голове зазвучали тревожные сигналы. Дэймон всегда владел информацией, к которой не должен был иметь доступа, и умел дословно излагать мои мысли. Не говоря уже о том, что его срочность в отъезде была поразительной. Это был первый раз, когда он поставил в приоритет вытащить меня из дома, а не раздеть догола.
Дэймон оглядел меня, когда я не села в салон.
— Что-то не так?
— Нам лучше поехать раздельно, чтобы я могла взять свою машину.
— В аэропорту ужасная парковка, и, если мы разделимся, ты не сможешь найти полосу для чартерных рейсов. Я привезу тебя сюда завтра, чтобы ты могла забрать свою машину. — На его лбу появились морщины, когда я все равно не сдвинулась с места, и он стал искать причину моей нерешительности. — Только не говори мне, что ты испугалась после того, как ты зашла так далеко.
Я подняла бровь.
— А должна была?
Он ничего не ответил, прищуренные глаза впились в мое лицо, молчание затянулось.
Моя паранойя была беспочвенной. Речь шла о Дэймоне, которого буквально все, кроме моей семьи, называли лучшим человеком на земле.
Не говоря уже о том, что мы с Дэймоном были чрезвычайно похожи, за исключением наших моральных устоев, — в отличие от меня, у него имелись таковые. Разве это настолько шокирующе, что у него такая же машина, как у меня? Куча людей ездила на этой машине. Это было простое совпадение.
Оглядываясь назад, я понимаю, что проигнорировала красные флаги, чтобы вырваться из затруднительного положения. Потому что либо я доверяла Дэймону, либо продолжала жить с проклятым разлучником.
— Неважно. Поехали.
Дэймон не сдвинулся с места, пока я не забралась в машину. Он закрыл дверь со стороны пассажира и тут же активировал замок, одновременно обходя машину, как если бы опасался, что я сбегу. Он предотвращал мою попытку побега?
Аргх. Я позволила своей семье залезть мне в голову. Это были необоснованные опасения. Я отмахнулась от них, разглядывая элегантный салон и черную кожу сиденья с подогревом. Такую же, как у меня.
Дэймон скользнул на водительское сиденье и быстро переключил передачу, чтобы рвануть с места, прежде чем я успела передумать.

ДЭЙМОН
После того как мать Поппи снова вышла замуж, в моей жизни появилась новая привычка. То, что начиналось как облегчение моей совести, превратилось в наблюдение за Поппи в кампусе. Раньше я задавался вопросом, была ли Поппи склонна к самоубийству или, возможно, адреналиновой наркоманкой, которая приветствует опасность. Или, может быть, горе притупило ее рациональную жилку. Какая еще могла быть причина, чтобы идти домой одной после наступления темноты в большом плохом городе? Казалось, никто, включая Поппи, не беспокоился о том, что с ней могут произойти необратимые последствия.
Та часть меня, которую все еще терзало чувство вины, не желала, чтобы с ней случилось еще что-нибудь плохое. В первый год учебы Поппи в колледже я каждый вечер ходил за ней, пока она благополучно не добиралась до общежития.
Удивительно, как много можно узнать о человеке, просто наблюдая за ним. Внутренние запреты людей проявлялись, когда они думали, что никто не смотрит. Непрерывное наблюдение позволило мне понять, что Поппи не была ни самоубийцей, ни адреналиновой наркоманкой. Она провела обширное исследование, чтобы убедиться, что путь к общежитию, который она выбрала, в прошлом не славился преступлениями. Поппи знала, что ходить по этому маршруту безопасно, и в качестве дополнительной меры носила с собой электрошокер. Я узнал об этом, когда однажды ночью она вытащила его, услышав мои шаги.
В этом была ирония. Непреднамеренно я стал преследовать Поппи, заплатив при этом целое состояние за то, чтобы сталкеры держались подальше от меня. По настоянию моего пиарщика я участвовал в десятках рекламных кампаний, тв шоу и программах по работе с населением. Выставление себя напоказ вызвало всевозможные безумства. Из-за растущей известности и возросшего внимания я был вынужден переехать из общежития в пентхаус, где охрана круглосуточно патрулировала здание.
Женщины считали, что у них есть на меня право, если они собирали мои статьи в журналах или записывали мою рекламу на пленку. Люди ждали перед моим зданием, чтобы получить автограф или сфотографироваться. Студенты в кампусе следовали за мной, надеясь получить шанс прославиться или оказаться в центре внимания. Журнальные статьи пестрели моими «добрыми делами». Несмотря на однообразие моей новой жизни, была одна рутина, которая меня не раздражала.
Хождение за Поппи превратилось в рутину, а я был человеком привычки. К началу выпускного года в колледже я изменил свое расписание так, чтобы мои занятия проходили рядом с ее. Я также поменял свой гараж на тот, который находился ближе всего к общежитию Поппи. После того, как целый год добросовестно провожал ее домой, я понял, что она тоже была человеком привычки. А еще она была чрезмерно осторожна и постоянно взвешивала риски и выгоду. Так что представьте мое удивление, когда в один из дней она выбрала новый маршрут. Ко всему прочему, Поппи выглядела по-другому: с макияжем и на высоких каблуках. Ее волосы цвета воронова крыла были собраны в неряшливый пучок, что придавало ей немного более взрослый вид. В сотый раз я подумал о том, что она прекрасна. Эта мысль вызвала немедленное предостережение.
Ты, больной ублюдок, ей всего пятнадцать, и она слишком молода для идей, крутящихся в твоей грязной голове. Моя работа заключалась в том, чтобы убедиться, что она цела, и ничего больше.
Закуривая сигарету, я увеличил расстояние между нами с помощью заранее отмеренного количества шагов. Поппи была слишком наблюдательна, и я отточил эту процедуру, чтобы она не смогла меня обнаружить. Я был потрясен, когда Поппи распахнула дверь тату-салона. Макияж, высокие каблуки, прическа — все это наконец обрело смысл. Это была уловка, чтобы казаться старше, потому что она планировала сделать татуировку.
Отбросив сигарету в сторону, я натянул кепку поглубже и скользнул внутрь салона. Я притворился, что изучаю эскизы на стене, как обычный потенциальный клиент.
Ко мне подошел громоздкий мужчина, весь покрытый татуировками.
— Чем могу помочь?
— Просто осматриваюсь, — отмахнулся я от него, не отрывая взгляда от стены и одновременно прислушиваясь к разговору Поппи с девушкой за стойкой регистрации. Я стал профессионалом в многозадачности и с легкостью наблюдал за Поппи краем глаза, хотя внешне казался занятым.
Администратор окинула Поппи беглым взглядом.
— Удостоверение личности? — насторожено спросила она.
Поппи протянула водительские права. Без сомнений, она приобрела эту подделку для того, чтобы сделать татуировку.
— Вы знаете, что хотите?
— Вот. — Поппи шлепнула на стойку лист бумаги.
Женщина взглянула на рисунок.
— Это достаточно просто. Займет меньше пятнадцати минут. Где хотите набить?
— Сзади на шее.
— Идите за мной.
Женщина подвела ее к другой стороне стойки. Там были расставлены различные массажные столы. Она подвела Поппи к своему рабочему месту.
Какого черта, Поппи? Лучше бы в этой дыре придерживались санитарных норм. По крайней мере, салон выглядел дорогим, но я достал телефон, чтобы проверить отзывы в интернете. У него был высокий рейтинг на Yelp, и он получил аккредитацию. Очевидно, Поппи провела свое исследование. Я уже собирался нажать на кнопку блокировки, когда заметил на экране сегодняшнюю дату и замер.
Это был день смерти отца Поппи.
С момента его похорон не было никаких других мероприятий, посвященных памяти Джея Амбани. Даже в годовщину его смерти Поппи была одна в тату-салоне.
Черт, это было паршиво.
Я не мог уйти теперь, как не мог и смириться с мыслью, что она делает татуировку в одиночестве. Я ничего не мог сделать, кроме того, что итак всегда делал для Поппи, — находился рядом с ней невербально.
Я подошел к новой девушке, занявшей стойку регистрации. У нее было множество пирсингов и небрежная укладка с торчащими в разные стороны прядями темно-рыжих волос.
— Приветик! — зрачки девушки расширились, но она быстро взяла себя в руки. — Чем могу помочь?
Мой взгляд метнулся в сторону. Поппи лежала на массажном столе лицом вниз, пока тату-мастер обрабатывала ее кожу с помощью тампона.
Несмотря на обещание, данное своей покойной матери, которая ненавидела боди-арт, я заявил:
— Мне нужна татуировка.
Господи, на что я только не шел ради девушки, которая ненавидела меня и всю мою семью.
— Конечно, — с придыханием произнесла она, и я подавил желание закатить глаза. — Что бы Вы хотели?
Я указал на брошенный лист бумаги, который Поппи оставила на стойке. Женщина, похоже, была сбита с толку моим желанием скопировать чужую работу и навсегда запечатлеть ее на своей коже. Я одарил ее своей самой очаровательной улыбкой.
— У меня не самое богатое воображение. А это выглядит достаточно мило.
Это было стильное изображение римской цифры один. Я предположил, что это постоянное напоминание о ее отце. Лучше бы это не означало, что Поппи планировала делать одну и ту же татуировку ежегодно, отмечая каждый год, прошедший после его смерти.
Запоздало я понял, что именно это она и собиралась делать.
— Где Вы хотите ее набить?
Я указал на свою шею. По крайней мере, татуировку не будет заметно на деловых встречах, и я смогу сохранить профессиональный вид. У меня было подозрение, что Поппи пришла в голову та же мысль. Волосы, наряды с воротником или пиджаки скрыли бы маленькую цифру на шее.
На этом шалости Поппи не закончились. Через пару месяцев она напилась до беспамятства в годовщину смерти своей бабушки. Вместо того чтобы оставить себя уязвимой, она взяла с собой Розу и надежного охранника из команды своей матери. Роза и Поппи зашли в бар, охранник сел через пять мест от них, чтобы парни не могли воспользоваться ими в состоянии алкогольного опьянения. Конечно, Поппи не знала, но ей не стоило беспокоиться об этом. Я бы и за миллион лет не позволил этому случиться. Лучше пусть будет миллиард. Однако в моей груди билась гордость, потому что она продумала всё.
Поппи была моей хорошей девочкой. Моей хорошей девочкой, которая принялась заказывать выпивку по поддельному удостоверению личности и уничтожать шоты как профессионал. Как и все остальное, за что бралась Поппи, она делала это слишком хорошо. Роза яростно отговаривала ее от кутежа, но Поппи напилась до беспамятства. Охранник проследил, чтобы они благополучно вернулись в общежитие. Конечно, я все равно пробрался в ее комнату и наблюдал за ней всю ночь, чтобы убедиться, что у нее нет алкогольного отравления.
Легкое безрассудство должно было бы меня разозлить, но оно произвело на меня противоположный эффект. Я нашел это милым. Часть меня гордилась тем, как мастерски Поппи опрокидывала шоты, несмотря на то, что во время учебы в колледже избегала вечеринок. Другая часть находила удовольствие в том, как она растворялась в моменте. Поппи редко теряла бдительность или совершала ошибки. Она всегда контролировала себя, четко осознавала себя и свое окружение. Редкие случаи, когда Поппи поддавалась своему горю и делала что-то плохое, были моим любимым окном в ее душу.
Это делало ее человеком.
Мне нравилось, когда Поппи была человеком.
В идеальной манере Поппи, она предпочла отмечать худшие дни в своей жизни. Однако, по моим подсчетам, был еще один день, который заслуживал безрассудного празднования. День, когда ее мать снова вышла замуж. Я видел выражение лица Поппи: она была разбита.
Тем не менее, я не знал, что она делала, чтобы справиться со своим горем в день годовщины свадьбы, поскольку он выпадал на зимние каникулы. Занятия не проводились. К большому огорчению своей матери, Поппи решила уехать из города на зимнюю стажировку в Корнелл.
Должно быть, я сошел с ума, потому что поехал в северную часть штата Нью-Йорк. Это был закрытый кампус, и посторонним вход был запрещен. Отсутствие регулярного наблюдения за ней вызывало беспокойство, грызущее меня под кожей. Поппи была в безопасности и не была склонна к суициду, но каждый прожитый день превращался в медленную агонию из-за вопросов без ответов.
Она все так же разгадывала кроссворды со сверхскоростью?
Она по-прежнему кричала на людей, когда те мусорили?
Какую новую головоломку придумала сегодня Поппи Амбани?
К концу каникул я срывался на всех из-за банальной ерунды. Друзья опасливо держались в стороне, брат был сыт по горло моим плохим настроением, и даже папа оставил меня в покое. Я был единственным студентом, который с нетерпением ждал начала семестра.
В первый день занятий я ждал Поппи, прислонившись к стене ее общежития в своей обычной бейсболке, низко надвинутой на глаза. Ликование в моей груди могло сравниться только с какой-то школьной чепухой. Наконец-то Поппи вышла на улицу в своем фирменном черном стиле. За исключением того, что я не видел её несколько недель, в этом дне не было ничего особенного. На улице было холодно и уныло. Наряд Поппи соответствовал мрачной погоде. Как бы то ни было, сегодня в воздухе что-то изменилось.
Я наблюдал за ней издалека, пожирая ее глазами, словно она была моей последней едой на земле. Одним появлением она решила проблему, с которой я боролся неделями. Нетерпение ушло, как и раздражение. Как будто она была билетом, который положил конец моим страданиям.
Поппи направилась в кампус, а я последовал за ней как одержимый. Она была красивой и остроумной, с удивительно сильными моральными принципами, доставшимися ей от своего отца (того, который ей нравился). Поппи скрывала все это под своей мрачной личностью, но она не могла спрятаться от меня.
И вот тогда это обрушилось на меня, как крушение поезда.
Я скучал по ней.
Я так чертовски сильно по ней скучал.
Время, которое я потратил на то, чтобы Поппи не покончила с собой в своих печалях, приковало меня к ней. В какой-то момент мои чувства к ней трансформировались из защитных в собственнические. Несколько коротких недель вдали от нее заставили меня понять, что я по-настоящему зависим от Поппи.
Я понятия не имел, как позволил этому зайти так далеко, но истина была неопровержима. Я жаждал этих моментов. Моментов, когда я мог наблюдать за ней, и она не ненавидела меня или мою семью за то, что они запятнали знаменитое имя Амбани и публично обвинили ее в незаконнорожденности.
Я делал размеренные шаги, чтобы оставить между нами достаточное расстояние, но сегодня допустил несколько ошибок, едва сдерживая волнение. Эта девушка выворачивала меня наизнанку. Я был зациклен на ее местонахождении и забыл, каково это — смотреть на нее. Мой мозг взрывался от того, сколько всего я упускал в ней, пока она не исчезла из моего поля зрения.
Она всегда была такой красивой или сегодня казалась другой?
Черт, что я делал? Ей было пятнадцать, а мне двадцать два. Даже без учета наших семей моя одержимость была совершенно ненормальной. Если бы я преследовал ее в открытую, если бы я что-нибудь сделал с ней, я бы испортил ее детство еще сильнее. Это был не я. Я не обижал детей.
Как дьявол, мой разум нашептывал, что она не всегда будет оставаться подростком. За несколько коротких лет она преобразится. Все в Поппи уже изменилось за те недели, что я ее не видел. Она стала красивее, сексуальнее. В ее бедрах появилась покачиваемость, которой раньше не было. Возможно, я придумывал это дерьмо в своей ебаной голове, но я не мог остановить возникающие мысли. Все потому, что я забыл, как потрясающе я чувствовал себя рядом с ней.
Мои пальцы чесались от желания прикоснуться к ней, хотя тосковать по ней было бесполезно. Конкурирующая компания, поддерживаемая моим дядей и проклятым алгоритмом, который я создал, за последние несколько месяцев резко обвалила Ambani Corp. Я пытался остановить это, но Генри заявил, что компания владеет моей интеллектуальной собственностью. Я ничего не мог с этим поделать, пока не занял пост генерального директора.
Никогда еще человек не испытывал такого отвращения к своему творению. Оно отняло у меня единственную девушку, которая имела для меня значение. Поппи ненавидела мою прогнившую семью за методичное уничтожение нетронутого наследия ее отца и своего права первородства, а меня — больше всего, за то, что я создал это программное обеспечение. Она не выносила моего лица. Если бы я мог содрать его, я бы сделал это для нее в мгновение ока. Я бы сделал все, чтобы уменьшить ее страдания.
Тем не менее, как бы сильно она меня ни ненавидела, Поппи уже была моей.
Поэтому в течение следующих нескольких лет, когда Поппи возвращалась в тату-салон и добавляла очередную линию на шее, на моей коже тоже появлялась постоянная отметина. Каждый раз, когда ее не было рядом, я невольно потирал шею, как будто прикосновение к татуировке делало меня ближе к ней.
Это повторялось каждый год. Она делала татуировку в годовщину смерти отца и напивалась до бесчувствия в годовщину смерти бабушки. В связи с этим меня мучил один животрепещущий вопрос.
Какое утешение нашла Поппи в годовщину свадьбы Зейна и Пии?