Роковая одержимость

Глава 37

Поппи

Непрерывный писк раздражал мои уши, настойчивый звук пробивался сквозь закрытые веки. Какофония голосов только усугубляла ситуацию. Не злобных, которые звучали в моей голове, постоянно подстрекая к хаосу, а тех, что раздавались снаружи.

Мама.

Ее голос смешивался с голосом мужчины, которого я не смогла определить. Судя по звукам, мы находились в больнице, и он был моим лечащим врачом. Они обсуждали лечение и последующий уход. Исходя из их разговора, я поняла, что нахожусь под сильным воздействием лекарств. Несмотря на желание поджечь это место с требованием увидеть Дэймона, мои губы отказывались шевелиться. Глаза тоже не открывались.

Что за чертовщину мне вкололи?

И, что еще важнее, где Дэймон?

Закончив с докладом о моем состоянии, доктор строго произнес:

— Миссис Трималхио. Мне нужно обсудить еще один важный вопрос. Персонал сказал мне, что сегодняшнее поведение вашей дочери было неприемлемым. Еще одна подобная вспышка, и мы будем вынуждены рассмотреть вопрос о психиатрическом отделении.

Что ж, это навеяло теплые воспоминания о каждом директоре из моих школьных дней.

— Что она сделала? — осторожно спросила мама.

— Она сломала кофейный столик после того, как ей сообщили о том, что ее мужа здесь нет, и завалила одного из наших сотрудников, когда он попытался осмотреть ее поврежденную руку.

— Это моя Поппи. — Мама издала короткий смешок, прежде чем быстро прочистить горло. — Простите, это не смешно. Я возмещу ущерб.

После того, как я приставила разделочный нож к горлу Люка, я рассказала, что произошло и потребовала отвести меня к Дэймону. Люк был убежден, что я не воткну нож ему в горло. Самоуверенность была излишней. Я сдержалась только потому, что он без боя отдал свой телефон и ключи. Я бросилась к его машине. Люк последовал за мной, держа пакет с моим пальцем. Он попытался сесть за руль, и мне пришлось снова пригрозить ему ножом, потому что он не согласился бы вести машину на необходимой скорости в девяносто миль в час.

Пока я ехала в больницу, я позвонила в полицию и сообщила последнее известное местонахождение Дэймона. Я также позвонила в больницу. Никто по имени Дэймон Максвелл к ним не поступал. Сотрудники утверждали, что слышали выстрел, но, не найдя на территории ни жертвы, ни стрелка, списали это на выхлопные газы. Никто ничего не видел, и, что очень удобно, ни одна камера не была направлена на эту часть парковки.

Еще более удивительным было то, что Парис выписался из больницы еще вчера.

Люк вызвал своих людей, попросив всех собраться у госпиталя и обыскать территорию. Тем временем я ворвалась в больницу в поисках Дэймона. Но Люк, предатель, ополчился на меня и заставил показаться врачу из-за отрубленного пальца — что-то о том, что Дэймон убьет его голыми руками, если со мной что-нибудь случится.

Достаточно сказать, что я не сдалась без боя. Последнее, что я помнила, это перевернутый кофейный столик. Я бы снова подняла шум, если бы могла открыть рот.

— Когда я смогу забрать свою дочь домой? — спросила мама.

— Мы оставим ее под наблюдением на несколько дней. Приживление пальца — простая процедура. Но меня беспокоит ее психическое здоровье.

— Мы можем что-нибудь сделать?

— Постарайтесь успокоить ее. Я не хочу давать ей еще одно успокоительное в ее состоянии.

Каком состоянии?

С маминой стороны повисла короткая пауза.

— Есть ли возможность включить «Двенадцать ужасных убийств» на телевизоре в палате?

В голосе мужчины звучало удивление.

— Миссис Трималхио, я сильно сомневаюсь, что фильм о насилии сейчас уместен.

— Он ее успокаивает.

Мужчина казался раздраженным из-за семьи фриков, к которой его приставили.

— Я имел в виду, попробуйте говорить то, что она могла бы найти утешительным.

— Конечно. Спасибо, доктор.

После короткого прощания послышались тихие шаги по направлению из комнаты.

Знакомый запах окутал меня, когда пара губ коснулась моего лба.

— О, Боже, Поппи. Я должна была быть рядом с тобой.

Меня больше не заботила наша ссора. Я едва помнила о ней. Это случилось так давно. Мой разум был сосредоточен на единственной цели.

Я заставила себя шевелить губами, но не издала ни звука.

— Ты пытаешься что-то сказать, Поппи?

Я попробовала еще раз, но безуспешно. Попытка разлепить глаза оказалась ничуть не лучше. Проклятье.

— Шшш. — Мамина рука успокаивающе погладила меня по волосам. — Все хорошо. Не заставляй себя.

Дэймон. Я могла бы поклясться, что на этот раз я произнесла его имя, но опять не прозвучало ни звука.

К счастью, мама догадалась.

— Мне очень жаль, Beta. Мы не смогли его найти.

Мне вдруг захотелось снова погрузиться в бездну, из которой я очнулась, чтобы мое сознание вернулось только после того, как они найдут Дэймона. Несмотря на закрытые глаза, что-то на моем лице, должно быть, предупредило маму о моем состоянии.

— Но ты не должна терять надежду, Поппи. Его разыскивает поисковая группа, во главе с лучшими детективами.

Внутри меня все оцепенело.

Я апатично отнеслась к маминым новостям, потому что знала, что они обнаружат. В лучшем случае, они найдут труп Дэймона, потому что жизнь не сдала мне ничего, кроме карты смерти. Это было единственное, что меня ожидало.

Я не стала зацикливаться на том, как мама узнала о моем браке или почему она вдруг забеспокоилась о Дэймоне.

Пока я лежала, надеясь оказаться где угодно, только не здесь, мама пыталась следовать совету врача, стараясь успокоить меня. Она начала с того, что неоднократно выразила свое одобрение Дэймону и объяснила, как научилась принимать его.

Мама рассказала, как Дэймон связался с ней в день нашего отъезда в Лас-Вегас, заверив, что я в безопасности и мы вместе. С тех пор он регулярно заезжал к ней в гости, полный решимости завоевать расположение мамы и Зейна.

Он появился на пороге их дома как джентльмен и сообщил им о нашей импровизированной свадьбе, заявив, что это была моя идея, акт бунта против мамы. Дэймон предложил мне дождаться благословения мамы. Однако я была настойчива, и он никогда не смог бы мне отказать, потому что чертовски сильно меня любил.

Его манипуляция заставила мое сердце растаять.

В последующие дни Дэймон продолжал навещать их, позволяя маме и Зейну узнать его получше. Он поделился фотографиями с нашей свадьбы в готическом стиле в Лас-Вегасе. Хотя мама признала, что это было похоже на свадьбу моей мечты, она была опустошена тем, что ее не пригласили. Зейн и Дэймон заверили ее, что после моего выпускного состоится грандиозный прием в нашу честь.

Дэймон, идеальный зять, никогда не пробирался в дом тайком, чтобы украсть фоторамку. Если и было что-то, что понимали все три версии моей матери (Пия Миттал / Амбани / Трималхио), так это настоящую любовь. Она увидела ее в его глазах. Поэтому, когда Дэймон спросил, может ли он взять папину фотографию, чтобы сделать мне сюрприз, она провела его в мою комнату. Звучало так, словно он незаметно спрятал рамку в карман, прежде чем она успела заметить отсутствие фотографии внутри.

Во время каждого визита мама умоляла его устроить нам встречу. Дэймон утверждал, что я все еще злюсь и прошу дать мне пространство, чему она верила, учитывая наш последний разговор. Тем не менее, он успокаивал ее, показывая фотографии, на которых мы завтракаем, смотрим фильмы или плаваем в открытом бассейне на его террасе.

Мама считала, что я никогда не выглядела такой счастливой. Этого было достаточно, чтобы она дала свое благословение. С тех пор они втроем работали вместе, пытаясь преодолеть пропасть между нашими семьями.

Мамин односторонний разговор резко оборвался, когда в комнате раздался голос Зейна.

— Мы нашли кровь на парковке.

Мне не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что будет дальше. Слишком знакомый разрыв в моей груди отозвался той же болью, к которой я привыкла за эти годы. Тьма раскинула свои черные щупальца вокруг моего сердца, напоминая мне, что она здесь, чтобы остаться.

— И? — спросила мама, затаив дыхание от волнения. Она решила, что я заснула из-за моего продолжительного молчания.

Последовала долгая пауза, прежде чем Зейн ответил.

— Эксперты подтвердили, что это кровь Дэймона. Думаю, Дэв застрелил Дэймона и нанял людей, чтобы закопать тело.

Тоска по забвению вернулась. Я не боролась с ней. Я хотела, чтобы она затянула меня в бездну, поглотила меня и стерла это ужасное существование. Почему я все еще здесь? Я больше не хотела быть здесь, в этой комнате, городе, мире. Ничто больше не имело значения потому что в глубине души я знала, что Зейн прав. Дэймон был мертв.

— Нет, Аксель, не говори так. Он жив. Он должен быть жив.

— Хотел бы я иметь новости получше.

— Пожалуйста, Аксель, — умоляла мама. — Должно быть что-то еще, что мы можем сделать. Она наша единственная дочь, и она не переживет его смерти. Я чувствую это.

— Мне очень жаль, принцесса. Дэв тоже пропал. Больше никаких зацепок.

— Пожалуйста, Аксель, я прошу тебя. Ты должен что-то сделать, — умоляла мама сквозь слезы.

— Шшш. Хорошо. Хорошо. Я попрошу Леви проследить за Парисом. Это единственное, чего я еще не сделал.

— Парисом? — мамин голос дрожал.

— Очевидно, Дэв был в больнице, навещая Розу, когда увидел, как Дэймон высаживает Париса. После того, как Париса выписали, Дэв позвонил из его палаты с настоятельной просьбой встретиться с Дэймоном. По какой-то причине Дэймон согласился, и Дэв ждал его на парковке. Возможно, Парис знает что-то.

Парис ничего не знал. Дэв, должно быть, понял, что то, что Дэймон сделал с Парисом, было достаточно плохо, чтобы потребовать Дэймона немедленно приехать. Это гарантировало ему встречу, которая разрушила наши жизни.

Последние следы человечности во мне, взращенные благодаря папиным наставлениям, маминой преданности, дружбе Розы и незапятнанному теплу Нила, растворились в воздухе. Потому что они никогда не смогли бы понять истинную тьму внутри меня и полюбить меня безоговорочно, как это сделал Дэймон. Я была для них слишком испорченной, слишком полной греха.

Именно поэтому Вселенная не могла позволить мне иметь что-то хорошее. Единственная хорошая вещь, что была дарована мне после стольких лет, была жестоко отнята, как я и предполагала. И теперь я навсегда осталась одна. Как и должно было быть.

Возвращение к прежней жизни казалось мне бессмысленным. Я говорила это не из-за ошибочных представлений об эмоциях, которые я не могла испытывать. Напротив, я говорила так, потому что полностью осознавала свои возможности. Я поняла, что это правда, в тот момент, когда раздался выстрел.

После целого дня отказа от еды и воды и разговоров у вращающейся двери с родственниками, забегающих в гости, мамино беспокойство усилилось. Я не упрямилась, чтобы причинить ей боль. Просто исчезла моя воля к борьбе. Я скорее увяла бы, чем смирилась с надвигающимися мрачными новостями. Это была единственная потеря, с которой я не могла справиться. Я не была к ней готова. Я смогла пережить все остальное, даже смерть папы, потому что знала, что его наследие будет жить во мне, когда я стану генеральным директором. Смерть Дэймона стала последним ударом. До сих пор я была бойцом, но мне больше не хотелось жить, если Дэймона не было в этом мире, чтобы разделить эту жизнь со мной.

Потому что Дэймон не был моим шансом на счастье, он был моей единственной возможностью для него.

— Поппи, я знаю, ты не хочешь этого слышать, но мне нужно, чтобы ты вернулась ко мне.

Мама была права. Я не хотела этого слышать.

— Пожалуйста, детка, — умоляла мама, казалось, в сотый раз, нежно сжимая мою неповрежденную руку.

Когда-то мамины слезы имели надо мной огромную власть, и я прикладывала все усилия, чтобы остановить их появление. Но теперь я была непроницаема. Мои внутренности онемели. Никто не мог снова коснуться меня своими словами. Я существовала без цели, занимала пространство и кислород, не внося ничего стоящего. После моего отказа от еды и воды меня подключили к капельницам, обложив проводами со всех сторон. Это тоже казалось огромной тратой ресурсов. Не осталось ничего, кроме бесконечной пустоты.

Существовал только один логичный путь действий.

Я должна была покончить с этим, потому что мертвая женщина не может испытывать эмоции. Какой смысл жить в теле, которое потребляет кислород, пространство и ресурсы, не внося позитивного вклада в общество?

Много лет назад я наблюдала, как кремировали моего отца, а затем и бабушку, забрав вместе с ними лучшие части меня. Долгие годы после этого я оставалась потерянной маленькой девочкой, которая не могла смириться с утратой. Я была заморожена. А потом пришел он и растопил мой мир.

Он увидел меня. Злую и мерзкую, и все же он полюбил меня. Единственный человек, который не отвернулся от меня, каким бы черным ни было мое сердце. Он любил мое гнилое сердце, даже когда я ничем не могла ему отплатить.

И теперь была одна вещь, которую я хотела дать ему взамен. Моя поддержка.

Я могла бы присоединиться к нему в смерти и составить ему компанию.

Это было иронично. Дэймон вошел в мою жизнь, чтобы помешать мне принять именно такое решение. В прошлом я бы никогда не подумала о подобном поступке. Но теперь это занимало все мои мысли, потому что случился Дэймон.

В мою жизнь вошли пронзительные голубые глаза.

Я привыкла проводить пальцами по растрепанным русым прядям.

Запах подгоревших круассанов, когда я сидела у него на коленях, поглотил все мои чувства.

То бессердечное отношение, которое он проявлял к моему испорченному разуму, не смог бы повторить никто.

То, как он смотрел на меня, словно я была всем его миром. Как будто он не мог вынести разлуки со мной. Как будто даже секунда вдали от меня была пыткой.

Хватит!

Прекрати это. Прекрати это. Прекрати это.

Большую часть своей жизни я стремилась к уединению, даже в своем горе. Но мне не нравилась мысль о том, что Дэймон где-то мертв и обречен на вечные муки в одиночестве. Без него жизнь потеряла смысл. Теперь это было единственное, что я могла сделать. Присоединиться к Дэймону в смерти.

Мои пальцы играли со скальпелем, который я стащила с подноса врача. Все наконец покинули мою палату. Некоторые отправились в отделение интенсивной терапии навестить Розу, другие были в кафетерии, а мама общалась с врачами. Мои кузены слонялись по коридору, ища передышки от гнетущей атмосферы.

Я покрутила скальпель между пальцами, ощущая его прохладу на своей коже. Было бы поэтично, если бы я перерезала себе запястье, заменив исчезающие красные следы, оставленные наручниками. Эта мысль принесла странное чувство комфорта, когда я проследила взглядом за острым лезвием.

Единственная причина, по которой я до сих пор не порезала себе запястье, заключалась в том, что я хотела прожить еще несколько минут, наслаждаясь моментами, которые я разделила с Дэймоном.

Голубые глаза.

Запах подгоревших круассанов.

Русые волосы, беспорядочно спадающие ему на глаза.

Я покачала головой. Хватит уже.

Я могла бы провести всю жизнь в этих воспоминаниях, но Дэймон ждал. И я знала, что он ненавидит быть вдали от меня слишком долго.

Мой большой палец коснулся двух колец на безымянном пальце, нащупав татуировку под ними — мое настоящее обручальное кольцо. Мы обещали, пока «смерть не разлучит нас», но никто не говорил, что умереть должен только один из нас.

Вытянув вперед другую руку, я прижала скальпель к запястью. Когда я надавила, потекла кровь, но прежде чем скальпель успел нанести существенный вред, его выхватили у меня.

— Даже не думай об этом, — ровным голосом предупредил Зейн.