Роковая одержимость

Глава 38

Поппи

Глупый, раздражающий Зейн. Он даже не мог дать мне спокойно умереть.

— Ты ведь понимаешь, как эгоистично поступаешь? Ты убьешь свою мать, если сделаешь это.

Я ничего не сказала, глядя прямо перед собой. Как он догадался вернуться и остановить меня?

Зейн несколько мгновений внимательно наблюдал за мной, вертя окровавленный скальпель между пальцами. Наконец, он подошел к оставленному подносу в другом конце палаты, чтобы взять марлю и антисептик. Он вернулся к моей кровати и сел рядом со мной.

— Какого черта ты делаешь?

Это были первые слова, которые я произнесла за два дня. Что это было, Зейн, нянька?

Он проигнорировал мою попытку отстраниться и заговорил так, словно мы были старыми друзьями по колледжу.

— Знаешь, почему ты так бесишь меня?

Я закатила глаза. Его попытки притвориться милым оставляли желать лучшего.

— Потому что твоя мать никогда не полюбит меня так же сильно, как тебя, — сказал он, не встречаясь со мной взглядом, сосредоточившись на промывании пореза на моем запястье.

— И все же, когда пришло время, она предпочла тебя папе, — не удержалась я от возражения.

— Твоя мать никогда не выбирала меня вместо Амбани. И она также не выбирала Амбани вместо меня.

Я озадаченно нахмурила лоб.

Зейн говорил медленно, словно объяснял ребенку, как устроен мир.

— Пия предпочла дать тебе лучшую жизнь вместо меня. И хотя мне не доставляет радости признавать это, возможно, она приняла правильное решение. Просто посмотри на наши взаимоотношения. Я отношусь к тебе так же, как мой засранец-отец относился ко мне.

— Тогда почему ты так себя ведешь?

— Потому что ты была и всегда будешь самой большой любовью в жизни твоей матери, — отрезал он. — Как ты думаешь, что бы сделала Пия, если бы вошла сюда и обнаружила тебя с перерезанным запястьем?

Нашла бы ближайший мост и прыгнула с него. Это была жестокая мысль, но мой разум инстинктивно устремился к ней. Мама не переживет, если со мной что-то случится.

Впервые я испытала эмоцию, на которую, как мне казалось, я не была способна. Стыд.

— Ты идиотка, — заявил он для ясности.

— Спасибо. Ты не думал о том, чтобы поработать оператором на горячей линии по предотвращению самоубийств? Думаю, у тебя был бы стопроцентный успех.

Зейн выглядел взволнованным, обматывая марлю вокруг моего запястья туже, чем необходимо.

— Ты думаешь, это легко для меня? Я могу бороться с тобой на каждом шагу, но я восхищаюсь тобой как личностью. И я знаю, что это заслуга Амбани. Из тебя никогда не вышло бы ничего хорошего, если бы я воспитывал тебя.

Сказать было нечего. Мы оба знали, что это утверждение — правда. Папа осыпал меня любовью и поддержкой на протяжении всего моего детства. Ничто не могло сравниться с этим до появления Дэймона.

— Мой отец был мудаком, — продолжил он. — И посмотри, во что он превратил меня. Его не волновало ничего, кроме алкоголя.

— Тебя не волнует ничего, кроме мамы, — указала я.

Зейн задумчиво кивнул.

— Возможно. Но это чувство относится только ко мне. Пия выбирала тебя на каждом шагу. Невозможно соперничать с тем, что она к тебе чувствует. Что мне прикажешь делать?

— Это моя вина? Ты сделал мою жизнь невыносимой, потому что мама меня любит.

— Я не пытался сделать твою жизнь невыносимой, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Возможно, ты не поверишь, но я делал некоторые из этих вещей, потому что хотел, чтобы ты тоже восхищалась мной.

Я не знала, как расценивать признание Зейна, и тупо уставилась на него.

От моего молчания Зейну стало не по себе.

— Твоя мать может временами драматизировать, но она никогда не контролировала тебя. Она знала, что ты не хотела присутствовать на нашей свадьбе, и предложила вообще освободить тебя от участия.

Сукин сын.

— Тогда почему ты заставил меня пройти через это? Тот день был для меня адом.

— Прости меня за то, что я хотел видеть дочь на своей свадьбе.

Сказал рациональный психопат, который вырезал лицо моего покойного отца из моих детских фотографий.

— Пия также не ставила никаких условий для постоянного пятничного ужина. — продолжил он. — Я ввел это правило, чтобы проводить с тобой время. Я пытался быть немного лучшим отцом, чем был для меня мой. Тебе никогда не приходило в голову, что я пытаюсь узнать тебя получше?

— Нет. Знаешь почему? Потому что ты шантажировал меня.

Раздраженно вздохнув, он сказал:

— Иногда ты бываешь такой же драматичной, как твоя мать.

Я выдохнула с не меньшим раздражением.

— Ты хочешь сказать, что шантажировал меня все эти годы, потому что чертовски сильно меня любил?

— Как еще я мог заставить тебя проводить со мной время?

Я не знала, что ответить, и потерла виски. Даже его отцовская любовь была извращенной.

Зейн смягчился.

— Пия однажды сказала мне, что тебе не нужен другой отец, и я начинаю верить, что нам это подходит. Я никогда не хотел детей, а ты никогда не хотела и не нуждалась в замене отца. Однако есть кое-что, что я мог бы дать тебе вместо этого. Я могу быть твоим союзником.

Моя голова резко повернулась в его сторону.

— Что это значит?

Его глаза хранили невыразимую тайну.

— Скоро узнаешь. А пока нам нужно что-то сделать с твоим синдромом зуда в пальцах. — Он многозначительно посмотрел на скальпель.

— Как ты вообще догадался прийти в палату? — спросила я, так как после обеда все разошлись.

Зейн пожал плечами.

— У меня было предчувствие, что ты попытаешься сделать что-то подобное.

Мои глаза встретили его уверенный взгляд.

— Мы слеплены из одного теста, помнишь? Если бы моя единственная связь с этим миром тоже исчезла, — он говорил о маме, — я бы подумал о том же. Как ты думаешь, почему мы с твоей матерью заказали парные гробы? Я отказываюсь жить хоть на минуту дольше, если она умрет раньше меня.

Я хмыкнула.

— И все же ты ожидаешь, что я продолжу жить.

Зейн глубоко вздохнул. От него не ускользнуло лицемерие.

— Неважно, чего ожидаю я. Ты должна продолжать жить, потому что ты лучше меня. Амбани воспитал тебя, руководствуясь всеми своими чертовыми моральными принципами. Думаешь, он хотел бы этого для тебя? Если твоя мать поступила правильно, решив растить тебя с ним, не дай ее жертве пропасть даром. Будь лучше этого.

Он бросил скальпель на кровать между нами.

Я посмотрела на острый предмет, который должен был стать моим спасением от этого сладкого Ада.

Я бы сделала для мамы всё, но Дэймон ждал. Я не могла позволить ему пройти через чистилище в одиночестве.

— Как ты и сказал, мы слеплены из одного теста.

Зейн раздраженно зарычал.

— Тогда тебе следует знать кое-что еще. Врачи не рекомендовали говорить тебе об этом из-за твоего психического состояния. Они решили, что эта информация может ухудшить ситуацию, но, возможно, она, наконец приведет тебя в чувство.

Густой покров зловещего предчувствия окутал комнату. Я знала, что произойдет дальше, еще до того, как он это озвучил.

— Ты беременна.

Моя рука тут же метнулась к животу.

Прошло четыре дня с момента проведения теста на беременность, но три дня назад у нас был бурный секс. Это не было неожиданностью, а лишь самой невероятной новостью, которую я когда-либо слышала. Внезапно оказалось, что не все потеряно.

У меня появился новый шанс на жизнь.

— Если ты так сильно любила его, неужели ты хочешь вот так покончить с его наследием? Потому что если да, то вот — Зейн схватил скальпель и вложил его мне в руку. — Держи.

— У меня есть право голоса в этом? — глубокий голос прервал нас от двери.



ДЭЙМОН

Моя девочка заметила, как я пялюсь на нее с порога, а потом закричала:

— Дэймон! — и спрыгнула с больничной койки.

Она забыла о подключенных к ней капельницах, которые сдерживали её. Поппи рвалась через них с маниакальной скоростью, но я уже сделал пять шагов к ней и подхватил на руки. Кровь с моей правой руки, куда Дэв выстрелил в меня, капала на черную больничную рубашку Поппи. Бьюсь об заклад, что Пия специально заказала ее для Поппи.

Поппи оседлала меня, закинув руки мне на шею, а ногами обхватив мою талию. Я целовал ее шею и щеки, пока мои руки двигались по ее телу, чтобы убедиться, что это не мираж.

Рубашка была завязана сзади для комфорта. Ее волосы цвета воронова крыла были заплетены в две косы, перекинутые через каждое плечо. Несмотря на боль, отдающуюся в моей правой руке, тепло, исходящее от нее, было призывом, который не мог остаться без ответа.

Она была чертовски красива.

Каждая часть моего тела испытывала мучительную боль. Я слегка прихрамывал, но ее объятия были волшебными. Я снова был в порядке. Я снова мог дышать только от одного ее вида после изнурительной разлуки.

— Посмотрите-ка. Ты все-таки жив. Рад за тебя.

Несмотря на попытку Зейна изобразить скуку по поводу статуса моей смертности, я уловил намек на облегчение.

— Поппи, я принесла твое любимое… Дэймон! — Пия ахнула.

Пия ворвалась в комнату, увидев Поппи в моих объятиях. Она обняла нас обоих, но неловко отстранилась, когда ни один из нас не прекратил неуместное проявление чувств на публике. Нам было наплевать, что в комнате находятся ее родители.

Пия прервала наше воссоединение.

— Поппи, твои глаза, — произнесла она с благоговением.

Я отстранился, чтобы осмотреть свою девочку, и осторожно опустил ее на кровать, обхватив руками. Я не думал, что смогу снова разлучиться с ней в этой жизни.

Поппи похлопала себя по щекам, залитым влагой.

— Я теку, — в ужасе воскликнула она. — Что, черт возьми, происходит? Почему у меня текут глаза?

Пия рассмеялась.

— Ты не течешь, детка. Ты плачешь.

То, что должно было вызывать тревогу, казалось, безмерно обрадовало её мать. Поппи плакала впервые в своей жизни — эмоция, которую Пия никогда не думала увидеть в своей дочери.

Я уставился на нее, не менее очарованный.

— Ты плачешь, — повторил я слова Пии. Карие, блестящие глаза сияли в плохо освещенной комнате, по щекам падало все больше слез. Это было красиво, захватывающе и совершенно завораживающе.

Она провела указательным пальцем по щеке, чтобы собрать капельки, и уставилась на влагу, высохшую на кончике пальца.

— Почему? — казалось, она разговаривала сама с собой, пытаясь определить причину такого явления.

Улыбка дрогнула на моих губах.

— Ты еще не поняла этого, маленькое отродье?

Поппи задумчиво посмотрела на меня.

— Да, — прошептала она, ничего не скрывая. — Потому что я люблю тебя и не могу жить без тебя.

Я притянул ее к своим губам и поцеловал с такой откровенностью в присутствии моих новых родственников, что это можно было расценить только как неуважение. Я не нашел в себе сил отстраниться, когда Поппи обвила руками мою шею и уткнулась в меня носом, как будто она тоже никогда меня не отпустит.

— Я люблю тебя, — прошептал я в ответ, хотя она слышала это уже миллион раз.

На этот раз ее родители поняли намек.

— Почему бы нам не дать им минутку? — предложила Пия.

— Мы соберем всех и приведем их сюда, — бросил Зейн через плечо, прежде чем исчезнуть из комнаты.

Я увидел пытливый взгляд на лице моей девочки по поводу предстоящего семейного собрания, но она не стала задавать вопросов. Вместо этого она провела руками по моему избитому телу, рассматривая потрепанную футболку, засохшую кровь на губах и палец, который все еще кровоточил.

— Что Дэв сделал с тобой? Куда он тебя отвез? — прохрипела она. Черт, от ее пропитанного слезами голоса мой член стал твердым. Я мог бы привыкнуть к этому слишком легко.

Я хотел рассказать ей обо всем, но отвлекся на марлю, обернутую вокруг запястья Поппи, и ее мизинец, заключенный в мини-гипс. Я в ярости покачал головой.

Затем накрыл своими пальцами ее пальцы. Хотя даже капля ее боли причиняла мне сильные душевные страдания, было поэтично, что теперь у нас одна и та же травма. Часть моего мизинца была отстрелена ее дядей Дэвом.

— Все хорошо. — Поппи провела рукой вверх и вниз по моим плечам, заметив, как потемнели мои глаза. — Это просто царапины. Я в порядке. — Вместо этого ее внимание было сосредоточено на моем пальце. — Расскажи мне, что он сделал.

Я подарил ей еще один целомудренный поцелуй.

— Расскажу. Я объясню, когда все соберутся.

Пятнадцать минут спустя мы с Поппи наконец оторвались друг от друга после того, как она рассказала, что случилось с ее пальцем, и о последующем визите в больницу. Она настояла на том, чтобы вызвать врача, чтобы он осмотрел мои раны. Медперсонал хотел госпитализировать меня, но я ни за что на свете не оставил бы Поппи. Она все еще была подключена к капельницам, и если они не могли поместить меня в ту же палату, ни о каком лечении не могло быть и речи. В конце концов медсестра сжалилась над парой, пережившей разлуку, и перевязала мои поверхностные раны. К счастью, это был чистый выстрел, и инфекция не грозила. Я стоял под душем в ванной комнате Поппи, чтобы смыть остатки крови, пока Люк отправился за сменной одеждой для меня.

Даже короткая разлука во время принятия душа оказалась пыткой. Когда я вернулся в комнату, то увидел, что она листает книгу.

— Что ты читаешь?

— «Чего ожидать, когда ты ждешь ребенка». Мама только что принесла, — бесстрастно ответила она.

Я замер.

Взгляд Поппи переместился на меня.

— Не делай такой шокированный вид. — Она вызывающе приподняла бровь. — Учитывая, насколько осторожен ты был, удивление — последнее, что ты должен чувствовать прямо сейчас.

Она была права. Я взял ее лицо в свои ладони.

— Это правда? — тихо спросил я. — Ты уверена, что беременна?

— Она нет, но я да, — раздался в комнате мужской голос. Пожилой врач с суровым выражением лица, глубокими морщинами и нахмуренными бровями изучил мое состояние. Его глаза сузились, а рот сжался в неодобрении. — Молодой человек, вам никто не говорил, что Вы паршиво выглядите? Вас нужно срочно госпитализировать.

— Я в порядке, — был мой ответ. — Я хочу быть здесь, когда Вы расскажете нам, как ребенок. Я отец, — сказал я ему, гордо расправив плечи.

Он не был впечатлен.

— Разумеется, это Вы.

Он оглядел меня с ног до головы, нахмурившись при виде моего покрытого синяками лица и израненного тела.

— Мы ему не очень нравимся, — прошептала мне Поппи.

— Она права, — ответил врач, не поднимая глаз от своих записей.

— Здорово. Ну, как наш малыш? — я обнял Поппи, сияя от гордости.

Осуждающий взгляд внимательно оглядел нас, убежденный, что из нас получатся ужасные родители. Тем не менее, он сообщил нам необходимую информацию. С ребенком все было в порядке. Никаких проблем.

Моя рука не покидала ее живот еще долго после того, как он вышел из палаты.

Я осыпал ее лицо поцелуями, хотя у меня были некоторые опасения по поводу того, как она ко всему этому относится.

— Надеюсь, для тебя это тоже хорошая новость, детка.

Выражение лица Поппи смягчилось, она посмотрела на меня.

— Самая лучшая новость.

Я откинулся назад, чтобы изучить выражение ее лица.

— Ты уверена, что рада?

Я больше не заботился о том, чтобы обманом втянуть ее в это. После всего, через что мы прошли, я хотел, чтобы это было нашим решением для нашего будущего.

— Это был мой новый шанс на жизнь, — был единственный ответ Поппи.

Я нахмурился, не понимая о чем речь.

Она не дала мне углубиться в тему, прижавшись своими губами к моим.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — раскатистый голос прервал наше счастье.