Ровно год

2 декабря. 107 дней после аварии

— Не может быть.

Лео жмурится на солнце и ходит туда-сюда перед Истом, в буквальном смысле меряет шагами вытоптанный газон у школы. В руке она держит разрешение на выход в туалет — в виде пропуска ей выдали декоративную метелочку с ароматом корицы, — однако в туалет идти не собирается.

У Иста, наоборот, в руках ничего. С утра Лео написала ему капслоком: НАДО ПОГОВОРИТЬ, а он ответил: ОК ПОСЛЕ 3 УРОКА ФИГАСЕ РУБИШЬ КАПСОМ

— Не может быть, — снова повторяет Лео, хотя Ист еще ничего не сказал.

Он долго наблюдает, как Лео мечется туда-сюда, затем вскидывает голову.

— Что это такое? Метелка? Пахнет изумительно. Прямо-таки Рождеством.

Он протягивает руку, и Лео отдает ему метелочку.

— Сосредоточься, пожалуйста.

— Лео, ты уже десять минут твердишь «не может быть», и я пока не очень понимаю, на чем должен сосредоточиться, кроме этой штуки. — Ист помахивает метелочкой, втягивает ноздрями аромат. — Боже, это что, в магазине можно купить?

— Ист!

— Будущее уже наступило.

— Ист! Кажется, Стефани беременна.

Ист наконец проявляет интерес:

— Твоя мачеха?

Лео с округлившимися глазами кивает.

— Она сама тебе сказала?

— Нет, я была… В общем, это длинная история. Я узнала от двоюродной сестры, Герти.

Ист вопросительно поднимает бровь.

— Слушай, не хочу обидеть никого из твоих родственников, но, судя по тому, что рассказывала мне Нина, Герти — не самый надежный источник информации.

Лео взвывает от досады, не зная, согласиться ли ей с Истом или встать на защиту кузины. На нее с тревогой оглядываются двое ребят, репетирующих пьесу к весеннему фестивалю («Ромео и Джульетта», как оригинально!).

— Ладно, только… Да сядь ты уже, пока вся школа не решила, что это тебе рожать. — Ист тянет Лео за рукав, и она плюхается на траву рядом с ним.

— Этого не может быть, ясно? Ясно?

Помолчав, Ист осторожно произносит:

— Вообще-то есть много способов…

— Ист!

Он усмехается.

— Лео, когда двое по-настоящему любят друг друга…

— Ох, нет-нет-нет. Нет уж, спасибо, в эту тему углубляться не будем. — Обхватив голову руками, Лео делает глубокий вдох. Накануне она почти не спала. Уснув с вечера, видела во сне Нину — та смеялась, гуляла, болтала, но так и не повернулась к сестре лицом. Около двух часов Лео проснулась вся в поту и до самого утра маялась бессонницей, слишком перепуганная всем тем, что мог и чего не мог представить ее мозг. — Если она беременна, я… Даже не знаю.

— Отреагируешь так, как сейчас?

Лео испепеляет Иста глазами, и он в конце концов откладывает метелку в сторону, напоследок нежно ее погладив.

— Ну хорошо, допустим, твоя мачеха беременна. Это… прогресс.

— Мне они ничего не говорили. Как я должна реагировать? Сказать маме? Господи, мама этого не вынесет.

— Лео, это не самая худшая новость в мире.

— Ты серьезно? — Лео смотрит на Иста с изумлением. — Эта новость просто раздавит маму. Она и так еле живая, а если еще узнает, что у моего отца скоро будет новый ребенок… — Лео сглатывает подкатившую к горлу желчь. У нее возникает ощущение, что земля вращается слишком быстро, и она уже не знает, что хуже — сжиматься от страха ночью в постели, когда тебя никто не видит, или белым днем на глазах у людей.

— Что значит — еле живая?

Лео обреченно машет рукой.

— Она часто берет больничный, почти ничего не ест. Спит в Нининой кровати. А если узнает о… Боже.

— Ты с отцом о ней говорила?

— Нет, Ист! — взвивается Лео. — На минуточку, я только что узнала, что его жена, возможно, беременна! — Она вскакивает на ноги и опять принимается мерить шагами газон. — Отцу сейчас немножко не до этого!

— Вряд ли у твоего отца не найдется времени на собственную дочь, — начинает Ист, но Лео его не слушает.

— Может, мне спросить его напрямую? Это будет выглядеть плохо? Я хочу спросить.

— Лео, ты можешь не мельтешить? — Ист прижимает пальцы к вискам. — Честное слово, у меня от тебя голова кружится!

— От меня твоя голова кружиться не может, головокружение по воздуху не передается.

— Лео. — Ист вздергивает бровь. — Сядь.

Она садится.

— Что мне делать?

— Зачем ты меня спрашиваешь? — недоуменно смотрит на нее Ист. — Лично я понятия не имею.

— Но ты же умный! — Лео вспоминается последний вечер, проведенный с сестрой, и Нинины слова об улыбке Иста.

— Да, замечательно, спасибо, только я не в курсе, как нужно задавать вопросы о беременных…

— О беременных. Господи боже!

— …мачехах. У меня есть только отец, и, насколько мне известно, с ним беременность не случалась. Но, — продолжает Ист, прежде чем Лео успевает открыть рот, — как по мне, спрашивать точно не надо. Подожди, пока кто-нибудь не сообщит тебе эту новость сам.

Лео быстро моргает.

— То есть твой совет — ждать? И все?

Пожав плечами, Ист вскидывает ладони:

— Я сразу сказал, что понятия не имею. Совет бесплатный; за что платишь, то и получаешь.

Лео со вздохом валится на траву и устремляет взор на эвкалипты, слегка покачивающиеся на ветерке под безоблачным синим небом. Это зрелище навевает такой покой, что Лео даже злится. Она бы что угодно отдала, лишь бы жить в какой-нибудь дыре, где вечно льет дождь, грохочут грозы и шквальный ветер треплет деревья и крыши. Она хочет, чтобы снаружи, как и у нее внутри, было темно, хлестал ливень и бушевал ураган.

Несколько минут они сидят молча. В тишине до них доносятся обрывки фраз из пьесы, которую репетируют девятиклассники. Ромео на газоне драматично сопит.

— Блин, спойлер словил, — бормочет себе под нос Ист, но Лео убеждена, что он просто старается ее рассмешить, и попытку не засчитывает. — Эй, — он похлопывает ее по руке коричной метелкой. В самом деле, аромат восхитительный, однако сейчас Лео не намерена соглашаться с Истом хоть в чем-нибудь. — Ты еще здесь?

Лео перекатывается на живот. Наверняка в волосах застряли сухие листья, думает она и пробует вычесать их пальцами, но от прикосновения они лишь крошатся. Супер.

— Как у тебя получается все время быть таким спокойным? — спрашивает она Иста. — Всегда. Я тут наизнанку выворачиваюсь, а тебя занимает коричная метелочка.

— Как у меня получается быть таким спокойным? — повторяет он, и буря, которой жаждала Лео, внезапно сверкает в его глазах, темных и мрачных. — Лео. — Он шумно выдыхает, откладывает метелку, упирается ладонями в колени и смотрит в даль, в сторону парковки, в пустоту.

Лео ждет, что тучи разойдутся, а когда этого не происходит, отваживается произнести:

— Прости, я не это имела…

— Я не спокоен, — резко перебивает Ист. — Все ровно наоборот, понимаешь? Если я начну думать, если хоть на секунду задумаюсь о ней, обо всем, чего у нее уже не будет… — Он часто-часто моргает, борясь с соленой влагой, поднимающейся в глазах, словно прилив. — Лео, я просто рассыплюсь. Ты же знаешь. Ты все видела. — Он прочищает горло. — Ты вправду считаешь, что мне легко?

— Нет, нет, я бы никогда…

На заднем фоне Ромео с театральным стоном падает на землю и умирает. Как же Лео ненавидит эту пьесу.

— Может, это только внешне кажется, что мне на все плевать. Может, для меня все по-другому, ты же не знаешь. Поэтому я просто заставляю себя шевелиться, работать, кататься на коньках, пока меня не перестает терзать чувство, что я к хренам разобьюсь на тысячу осколков, если хотя бы вдохну поглубже. — С этими словами Ист встает, отряхивает от грязи потертые джинсы, подхватывает с земли рюкзак. — Мне пора. В этом семестре у меня многовато пропусков по экономике.

Он уходит, а Лео остается безмолвно сидеть. Ее терзает жуткое чувство, что она сделала больно тому, кому и так слишком часто причиняли боль, а над головой у нее по-прежнему шелестит листва, и девятиклассники продолжают репетировать.

— Останься, я пойду один! — восклицает первый. — Мне жутко! Предчувствую ужасную беду![12]

Лео забирает метелочку, рассеянно поглаживает мягкие прутики, ждет звонка на урок и не понимает, как могла так сильно ошибаться.