Ровно год

12 октября, 14:32. 56 дней после аварии

Субботним днем в половину третьего мама высаживает Лео возле торгового центра — большого открытого комплекса с просторными летними верандами, мощеными дорожками, трамвайчиком и фонтанами, раз в полчаса танцующими под музыку. Нина привычно закатывала глаза и обзывала комплекс безликим сельским убожеством, но при этом, как заметила Лео, тусовалась в нем с друзьями не реже двух раз в месяц, а на каникулах и вовсе каждую неделю.

— Обещай, что наберешь меня, если нужно будет тебя забрать, — инструктирует мама, остановившись в зоне высадки, запруженной автомобилями других таких же родителей, чьи юные отпрыски еще не обзавелись водительскими правами. Те, кого привезли или увозят, старательно избегают зрительного контакта. Хуже всего, если мимо проезжает целая машина знакомых по школе, уже освободившихся от родительского присмотра. Зона высадки — место позора, все это знают.

— Господи, да все со мной будет в порядке, — устало говорит Лео. Она старается не думать, что раньше ее сюда привозила Нина, которая не меньше трех раз сигналила по пути. Чем выше заберешься, тем больнее падать. — Правда, мам. Все будет нормально. Не волнуйся.

— Ладно, ладно, — говорит мама.

Сегодня она накрасила губы — хороший знак. Они с тетей Келли договорились выпить по чашечке кофе, хотя Лео догадывается, что кофе — вовсе не кофе, а выпивка по акции «Счастливый час». Мама вообще не пьет кофе, но уличать ее Лео не собирается. Она просто рада, что обе выбрались из дома. Если будни скрашивались привычным ритмом учебы и работы, то в выходные и Лео, и маме не хватало воздуха. Хрупкие создания, пережившие трагедию, они как неприкаянные слонялись по дому, который казался одновременно и слишком огромным, и слишком тесным.

— Передавай тете Келли привет, — говорит Лео, выходя из машины и усердно пряча глаза от троих подростков, только что выбравшихся из роскошного «Лексуса».

— Береги себя и повеселись как следует! — кричит мама. Троица уходит, Лео краснеет от «испанского стыда». Могло быть и хуже, — утешает себя она. — Передам. За вами заедет мама Мэдисон, верно?

— Да, но я не знаю во сколько. — Лео со вздохом медленно закрывает дверцу. — Напишу тебе. Пока.

— Пока!

Мэдисон с подружками ждут у фонтана, исполняющего короткий темпераментный танец под композицию Фрэнка Синатры «Удача, будь же леди!».

— Божечки мои, приве-ет! — радуется Мэдисон, завидев Лео, и спешит ее обнять. — Привет! Прости, я обожаю обнимашки. — Хихикая, она отстраняется. Лео, однако, ничего не имеет против: в конце концов, обнимашки — далеко не худшая вещь в мире.

Лео машет Софи и Оливии, затем ждет, пока подруги решат, куда пойти сначала. Все трое оживленно щебечут, словно были здесь тысячу раз, и Лео мрачно сознает, что так оно и есть на самом деле, что это танец, которого она не учила, сценарий, которого не читала.

Музыка прекращается, и струи фонтана со звонким плеском опадают, напоследок обрызгав всех вокруг дымкой мельчайших капель.

— Блин, моя прическа! — возмущается Оливия.

Два часа, уговаривает себя Лео. Нормальные девчонки, что может пойти не так?

Через пятнадцать минут в компании Мэдисон, Оливии и Софи Лео понимает, что совершила большую ошибку. Находиться среди людей ей тяжело. Поддерживать общение с этими — еще тяжелее. Лео не может ни идти, ни дышать, ни моргать, ни смеяться — у нее как будто вырывают душу. Девушки заходят в три магазина одежды, и Лео первой скрывается в примерочной кабинке, хотя денег на покупки нет. Она просто отчаянно хочет побыть в одиночестве, в тишине — встать, закрыть глаза, сделать глубокий вдох.

Между посещением магазинов они придумывают, что бы такого написать парню Софи, который игнорит ее сообщения.

— Урод несчастный, — негодует Софи, в который раз обновляя список сообщений.

— Вы давно встречаетесь? — интересуется Лео, радуясь возможности вставить словечко.

Софи пожимает плечами:

— Точно не помню, недели две. Да какая разница? У нас все замечательно, — добавляет она таким тоном, что сразу становится ясно: все совсем не замечательно.

За спиной Софи Мэдисон вытаращивает глаза, словно бы спрашивая Лео: «Да кто ей поверит?», потом улыбается. Она очень улыбчивая, делает вывод Лео и чувствует, что тоже обязана улыбаться чаще, но от улыбок у нее уже заболело лицо, и в своем теплом свитере она немного вспотела.

— Так, мама подъедет за нами где-то через пятнадцать минут, — объявляет Мэдисон, в то время как Оливия делает селфи перед магазином, придирчиво изучает снимок, хмурится, стирает фото и предпринимает новую попытку. — Может, посидим пока в «Старбаксе»?

Все, включая Лео, дружно и громко говорят «да». Компания проходит через торговый центр в кофейню. Перед стойкой очередь. Поначалу Лео испытывает облегчение, наконец-то оказавшись в знакомом месте со знакомым интерьером и запахами, но в толпе ей душно и тесно, а болтовня подружек звучит белым шумом, который быстро становится невыносимым.

Все это обрушивается на Лео разом: голова тяжелеет и одновременно начинает кружиться, тело вдруг кажется чужим — это и пугает, и почему-то успокаивает. Сердце бешено гонит кровь по венам, пульс грохочет в висках, точно бас-барабан, ребра стягивает тугим обручем, едва не выдавливая из легких весь воздух. Даже кожа как будто исчезла и перестала быть оболочкой, удерживающей составные части Лео вместе, и Лео думает, что если не выберется отсюда немедленно, то все увидят, что на самом деле она раздавлена, что состоит сплошь из горя, которое не исцелить, что она — марионетка, чьи струны натянуты до предела, и что сейчас эти струны лопнут и она упадет и превратится в кучу обломков.

Лео разворачивается. От резкого движения волосы хлещут по лицу, и она улавливает запах собственного шампуня. Вообще-то это Нинин шампунь, и от его запаха Лео, кажется, сейчас стошнит.

— Ты что будешь заказы… Эй, ты куда? — кричит ей вслед Мэдисон.

— В туалет, — не оборачиваясь, бросает Лео. — Возьми мне что-нибудь на свой вкус. Без разницы. — Ей приходится через силу выталкивать из себя слова, потому что язык сделался ватным и неповоротливым. Она вслепую нашаривает дверную ручку и вырывается в блаженную пустоту.

Все, на что она способна, — обхватить голову руками и уронить ее в колени, поэтому, сев на закрытый унитаз, именно это и делает. Прямо сейчас, думает Лео, Нина села бы передо мной на корточки и строго велела бы: «Не входи в штопор». Воображение Лео неизменно рисовало ей всевозможные ужасы (кроме того единственного, самого чудовищного, что произошел в реальности), в то время как Нина всегда видела чистый горизонт и прямой путь к цели. «Все получится», — заверила она, когда в восьмом классе Лео отчаянно переживала по поводу гимнастического модуля на физре. И хотя на самом деле получилось далеко не все (выполняя кувырок назад, Лео потянула голеностоп, что, по словам учителя физкультуры, было практически невозможно), Нина в итоге оказалась права. Все это не имело значения, Лео совершенно напрасно провела три ночи без сна.

То же самое повторилось накануне первого дня Лео в старшей школе. Мысль о переходе в новое здание, знакомстве с новыми учениками и учителями и новых эмоциях буквально парализовала ее в постели. Нина постучала в дверь и, не дожидаясь разрешения, проскользнула в комнату сестры. Увидев, как ходит ходуном грудь Лео, как крепко вцепились в одеяло ее побелевшие пальцы, Нина взяла ситуацию под контроль, плотно закрыла за собой дверь, подошла к кровати и мягко положила теплые ладони на ледяные плечи Лео. «Дыши, — сказала она. — Не входи в штопор. Все хорошо. Я рядом».

Лео помнит. Она дышит и мечтает снова ощутить, как ладони старшей сестры удерживают ее на месте, не дают течению унести ее прочь. Лео делает еще один вдох, и еще, и еще. Дышит глубоко и долго. В дверь туалета несколько раз стучат, но она не реагирует, а лишь сцепляет пальцы на затылке и ниже опускает голову. Вскоре головокружение проходит, однако пульс по-прежнему частит, а язык во рту ворочается с трудом. Голос сестры замирает вдали, на его место приходит гул кофейни. Вместе со следующим вдохом к ней возвращаются свист пара, шипение ползущих из баллона взбитых сливок, голоса, выкликающие номера заказов и имена гостей.

Не входи в штопор.

После того как ей удается встать, она подходит к раковине, дважды моет руки, затем смачивает под краном бумажное полотенце и промокает им лоб и щеки. Девушка в зеркале напоминает выброшенную на берег рыбу; бледная от ужаса, судорожно хватает ртом воздух. Лео отворачивается: сейчас она не в силах смотреть на себя.

В дверь опять стучат, Лео собирается открыть, и тут до нее доносится приглушенный голос Мэдисон:

— Лео! Ты как там?

— В порядке, — отзывается Лео, но говорить ей трудно, горло сводит спазмом. — Я… я что-то не то съела.

В иерархии стыдных моментов, выстроенной Лео, тот факт, что новая подружка заглядывает в общественный туалет справиться о твоем самочувствии, гораздо позорнее того, что в ТЦ тебя привозят родители. Сегодня Лео просто превзошла саму себя.

— Точно? — неуверенно переспрашивает Мэдисон. — Моя мама приехала, ты не хочешь… Тебе что-нибудь нужно?

Лео не станет и пытаться что-то объяснять Мэдисон — Мэдисон, которую считает живым воплощением сахарной ваты, зефирок и разной мелкой милоты с эмблемой «Хелло, Китти» — предмета всеобщего обожания в четвертом классе. Мэдисон никогда ее не поймет.

— Ну ладно. Напиши мне тогда попозже!

— Ага! — кричит через дверь Лео. — Спасибо!

Видимо, в этой жизни она больше никогда не заговорит с Мэдисон. Их дружба официально умерла.

Лео ждет еще десять минут, снова моет руки и приглаживает волосы, чтобы не выглядеть растрепанной. Ей очень не хочется писать маме, но если она напишет отцу, то сообщение автоматически увидит Стефани, а их искреннего участия Лео сейчас не вынесет. Она решает пойти домой пешком в надежде, что тетя Келли предложит маме выпить еще по бокальчику. В это мгновение ее кто-то окликает.

— Лео! — Это Ист. — Что стряслось?

С ним трое друзей, которые сгрудились у стойки в ожидании напитков. Лео вроде бы видела их в школе, но по именам не знает. Один из них, со скейтбордом под мышкой, откровенно флиртует с бариста, улыбаясь во все тридцать два зуба.

Лео надеется, что по ее виду Ист поймет: прямо сейчас ей не до контактов с окружающими, что он просто оставит ее в покое и вернется к друзьям. Ее желание исполняется наполовину.

— Эй, — тихонько говорит Ист. — Да ты бледная как смерть.

— Кофе для… Твиста? — выкрикивает бариста.

Приятели Иста давятся смехом, он лишь закатывает глаза.

— Очень смешно, — бурчит он. — Придурки. — Одной рукой Ист забирает свой кофе, другой подхватывает Лео и быстренько уводит ее к столику со специями и пряностями. Народу в кофейне заметно поубавилось. Лео гадает, сколько же времени просидела в туалете. — У тебя все нормально? — спрашивает Ист. Он снимает крышку со своего стаканчика, но тут же водружает ее на место. Притворяется, будто пришел за сахаром, доходит до Лео, — хочет поговорить с ней без посторонних. Хрупкое спокойствие, в которое она привела себя с таким трудом, вновь начинает рушиться.

— Ист, я… Я сейчас не могу говорить. Ну то есть… физически.

Он смотрит на нее так же, как Нина смотрела на Денвера всякий раз, когда подозревала, что его вот-вот вырвет, — настороженно и сочувственно.

— Ясно, — негромко произносит он. — Тебя не тошнит? В туалет не надо?

— В жизни больше не пойду в этот туалет, — выдавливает Лео. — Мне надо только… — Она понятия не имеет, что ей надо.

— Ясно, — повторяет Ист и вкладывает свой стаканчик кофе ей в руку. Стаканчик чудесно холодит кожу, и тугой узел в груди Лео немного слабеет. — Пей. — Под его взглядом Лео делает два больших глотка. Кофе горький и сладкий одновременно. Это определенно не карамельный маккиато со льдом, двойным карамельным сиропом и двойной порцией взбитых сливок. — Хочешь прокатиться с нами? — спрашивает Ист. — Мы едем в горы, на спецдорогу. Буду снимать этих идиотов. — Он большим пальцем указывает за спину, где троица у стойки наконец забирает свои напитки. — Катание на скейтборде, ролик в портфолио для колледжа. — Лео кивает и отхлебывает еще. Ей все равно, куда идти или ехать, лишь бы ни о чем не думать. Она возвращает стаканчик Исту, но тот останавливает ее руку. — Ни в коем случае, — вполголоса говорит он. — Ты все равно бледная как привидение. Бр-р-р. Парни, — громко обращается он к приятелям, — Лео едет с нами. Ее компания слилась.

— Супер, — комментирует Улыбчивый, двое других кивают. Вид у них безобидный и дурашливый, и Лео знает, что приставать к ней не будут.

— Тогда погнали, — торопит Ист, — иначе не застанем хороший свет, и плакал мой колледж.

Трое друзей катят к парковке на скейтах, Ист и Лео бредут сзади. Лео все еще держит в руке стаканчик с кофе, но ни Ист, ни она этого будто не замечают.

— Спасибо, — через минуту робко шепчет Лео.

В ответ Ист молча стискивает ее ладонь в безмолвном понимании, и, только ощутив это понимание, Лео осознает, как сильно в нем нуждалась.