Ровно год

28 ноября. 103 дня после аварии

— Этот соус с карамелизованным луком лучше вводить сразу в вену, — бормочет Герти, проходя мимо Лео к столику с закусками, приготовленными на День благодарения. Лео стоит с пустой тарелкой и не может определиться, попробовать криво наструганные морковные палочки или все-таки фаршированное яйцо. — Рекомендую. — Герти принимает решение за Лео: шлепает ей на тарелку чайную ложку лукового соуса и горсть рифленых картофельных чипсов.

Хорошо, когда кто-то решает за тебя. Одной проблемой меньше в этот день — день всеобщей благодарности, в который Лео испытывает что угодно, только не благодарность.

Сегодня с утра Лео и мама перемещались по дому в молчании: принимали душ, одевались, каждое движение совершали с осторожностью, как будто от малейшего промаха сердца у обеих треснут и горе просочится сквозь трещины наружу. Лео включила телевизор, чтобы посмотреть праздничное шествие, и через пять минут его выключила. Мама трижды поднималась к себе переодеться, и с каждым следующим нарядом следы слез на лице проступали чуть явственнее. Лео тактично делала вид, что ничего не замечает. Так было проще.

Каждый год на День благодарения все собирались у тети Келли, так как ее гостиная была самой просторной, и все же казалось, что народу в дом набилось битком. Здесь были все кузины, дядя Дэвид со своей матерью, которую все называли Мими и у которой была деменция. На Рождество и День благодарения старушку на несколько часов забирали домой из частного пансионата. Сейчас она сидела на двухместном диванчике, и вокруг нее хлопотала сестра Дэвида, чье имя Лео вечно забывала и давным-давно бросила попытки запомнить. «Смотри, там эта, как там ее», — обычно шептала на ей ухо Нина по пути к столику с закусками. Лео это всегда смешило.

Отец и Стефани тоже приехали. После развода отцу Лео пришлось переиграть расписание: было решено, что сюда они заскочат на фуршет, а на ужин отправятся к отцу Стефани. (Стефани уже много лет не ездит к матери на праздники — говорит, так каждый год экономит несколько тысяч на психотерапии.) Лео и Нина проводили Сочельник по очереди то у одного, то у другого родителя. В этом году Лео должна встречать Рождество с отцом. Она пока не может заставить себя думать об этом.

Она позволяет Герти взять ее под руку и вывести на террасу, усадить в кресло и вручить диетическую колу.

— Мы же не хотим, чтобы было как в прошлый раз? — Подмигнув, Герти плюхается рядом, и желудок Лео слегка сжимается. Она не видела Герти с похорон Нины. Прошло всего три месяца, но кузина словно бы повзрослела, волосы с лиловой прядью отросли, черный лак на ногтях облупился по краям. «Ведет себя как утомленный жизнью мудрец, — пыхтела Нина после каждого семейного сборища, — хотя выросла в гребаном пригороде и ходила в частную школу. Ее папаша с мамашей до сих пор в браке». — Курить хочется пипец, — вздыхает Герти, и Лео прячет усмешку, представив, как бы сейчас вознегодовала Нина.

— Как тебе колледж? — Лео берет ломтик чипсов, но тут же кладет обратно. На пальцах остаются крупинки соли и жир, она тянется за салфеткой с рисунком индейки.

— Сильно переоцененное заведение, — закатывает глаза Герти. Ее приняли в Колумбийский университет, но она выбрала Мидлбери[13]. Узнав об этом, Нина взвилась под потолок: «Она вообще на лыжах стоять умеет?» — Жду не дождусь, когда закончится семестр, — вздыхает Герти, сдувая со лба челку.

— Ты же только поступила, — недоумевает Лео.

— Не дави на больное. — Угостившись луковым соусом, Герти пихает тарелку поближе к Лео. — Съешь что-нибудь, иначе моя мама увидит и накормит тебя силой. Приятного, конечно, мало, но мне лучше знать, уж поверь.

Вообще-то Лео нравится соленый вкус во рту, да и спазмы в желудке немного стихают. Она тянет шею, высматривая в гостиной маму, но видит только отца и Стефани, которые разговаривают с Дэвидом, дядей Лео; и у него, и у нее в руке по бокалу вина. Поймав взгляд Лео, Стефани вежливо улыбается и коротко взмахивает рукой, приподняв бровь в безмолвном вопросе: Держишься?

Лео молча кивает и украдкой показывает Стефани поднятые вверх большие пальцы. В этом году ее присутствие на семейном празднике отчего-то успокаивает Лео. Обычно на Дне благодарения у тети Келли Нине и Лео приходилось исполнять замысловатый танец — маневрировать между мамой и отцом, развлекать обоих и параллельно следить, чтобы они находились друг от друга на безопасном расстоянии, — однако в этом году у Лео нет желания заниматься чем-то подобным. Она не настроена танцевать без партнера.

— Стефани милая, — высказывается Герти, зачерпывая из тарелки Лео луковый соус.

Лео, нервничая непонятно с чего, придвигает тарелку к кузине.

— Милая, — соглашается она. — В лотерее мачех нам… мне повезло.

Герти тычет в сторону Стефани ломтиком картошки:

— Ты же в курсе, что она беременна?

Лео закашливается, поперхнувшись диетической колой. Когда к ней возвращается дар речи, Герти смотрит на нее едва ли не с жалостью:

— Только не говори, что я первая тебя просветила. Лео, все же очевидно.

— Ничего подобного! — вопит Лео, затем понижает голос: — Ты вообще о чем? Да ей… сорок четыре!

— Сорок четыре — еще не ископаемое, — смеется Герти и тычет в Лео новым ломтиком картошки. — У тебя проблемки со скрытой мизогинией, вот что я тебе скажу!

Лео пропускает реплику мимо ушей.

— Стоп, давай отмотаем немного назад. Это, конечно, неправда, но с чего ты взяла, что она беременна?

Герти переводит взгляд на Стефани.

— Она ходит с этим бокалом весь вечер и ни разу не пригубила вино.

— Можно подумать, ты за ней следила.

— Что ж, через пару месяцев выясним, — пожимает плечами Герти. — Но я-то знаю.

Лео вновь смотрит на отца с мачехой, и на этот раз ей машет отец. Сразу за их спинами Лео видна мама, которая стоит на кухне рядом с тетей Келли, и Лео пронзает внезапное и чудовищное прозрение: ей самой уже никогда вот так не стоять на кухне рядом с сестрой, Нина уже не станет взрослой, не будет собирать гостей на День благодарения, и Лео уже не доведется хлопотать на кухне вдвоем с ней, обмениваться только им понятными шутками, хохмить насчет бестолковых детей или после ужина тайком покуривать во дворе, как каждый год делают мама и Келли.

— Эй. — Герти наклоняется к Лео и кладет руку ей на колено. — Ты в порядке?

— Вообще-то нет. — Лео вдруг сознает, что впервые за долгое время ответила честно. Может, в конце концов Герти заменит ей Нину, станет подельницей во всех затеях на стремительном пути к взрослению? Эта мысль вызывает у Лео чувство опустошенности; ей очень одиноко.

— Оно и понятно, — тихо, с нехарактерной задумчивостью произносит кузина. — Господи, после всего, что ты пережила… Тебе, наверное, просто отстойно, да?

— Да, — помолчав, усмехается она. — Охренеть как отстойно, и я жутко устала притворяться, что все нормально.

— Как, разве луковый соус моей мамы и общество доброжелательных родственников волшебным образом не решили все твои проблемы? — В глазах Герти вспыхивает озорной огонек, и на долю секунды Лео готова поклясться, что перед ней Нина.

— Пока нет. — Лео берет свой стакан с газировкой и, подтянув ноги к груди, укладывает подбородок на колени.

Герти на этот раз молчит — просто позволяет тишине повиснуть между ними — и с хрустом уплетает чипсы.

Отец и Стефани, по обыкновению, уезжают ровно в ту минуту, когда тетя Келли достает из духовки индейку. Стефани стискивает Лео в объятьях, Лео старается не думать о выводе, сделанном Герти, не гадать, потолстела и покруглела ли Стефани с тех пор, как обнимала падчерицу в прошлый раз. Рядом прощаются отец и мама — кажется, более дружелюбно, чем в предыдущие годы, даже слегка обнимаются. Лео рефлекторно ищет взглядом Нину, чтобы одновременно с сестрой закатить глаза и чтобы Нина непременно сказала: «Эй, голубки, хватит ворковать», или «Может, вам уединиться?», или что-нибудь еще такое же фривольное и смешное. Лео не перестает изумлять собственная способность говорить за Нину.

Все сидят за столом, Лео — ближе к краю, между мамой и Герти. Напряжение ощущается почти физически, все старательно избегают комментировать тот факт, что в этом году стульев на один меньше, чем в прошлом. Дядя Дэвид читает коротенькую молитву, такую банальную, что Лео задается вопросом, не гуглил ли он перед ужином: «простенькая нейтральная молитва ко Дню благодарения». И даже если гуглил, Лео его винить не станет.

Воцаряется тишина; все знают, что последует дальше: каждый расскажет, за что возносит благодарность.

— В общем… — начинает тетя Келли.

— Келл, — тихо произносит мама Лео, накрывая ладонью руку сестры. — Все в порядке. Все хорошо.

— Уверена? — вполголоса переспрашивает тетя Келли, мама Лео кивает и пригубливает воду из чашки. — Ну ладно, — бодро говорит Келли, как будто ее диалога с сестрой никто из сидящих за столом не слышал. — Начнем с Дейва, и дальше все по кругу, идет?

Дядя Дэвид прокашливается, Лео смутно подозревает, что позже его ждет «объяснение» с женой. Дядя Дэвид благодарен за здоровье и стабильную работу; младший брат Герти, Томас, — за успехи в школе и подаренный игрушечный грузовик; Келли — за то, что у нее есть дом и семья, а еще — за то, что сегодня с утра в магазине ей досталась последняя банка клюквенного соуса, хаха-ха.

Наступает мамин черед. Тишина едва не до боли давит на уши Лео. Все терпеливо и вежливо ждут, когда мама что-нибудь скажет. Она открывает рот, потом закрывает, бросает салфетку на стол.

— Простите, — шепчет она, встает из-за стола и поспешно уходит.

Лео тоже начинает подниматься — нельзя оставлять маму одну, нужно пойти за ней, — но тетя Келли уже вскочила и машет ей:

— Сиди, сиди, я сама. Пожалуйста, начинайте есть, мы сейчас вернемся.

Лео неуклюже садится обратно. До нее доходит, что, хотя партия и окончена, ее очереди говорить никто не отменял.

— Я благодарна за Нину, — еле слышно произносит она, и на несколько секунд за столом все замирают. — Можно мне салата?

Помешкав, Томас передает ей салатницу. Под столом Герти сжимает ладонь Лео и долго не отпускает. Лео не сопротивляется. Мама и тетя Келли наконец возвращаются, от обеих явственно пахнет табаком, но этого как будто никто не замечает.

Ко всеобщему облегчению, семейный праздник не затягивается допоздна. Сестра дяди Дэвида пошла во двор прогреть машину, чтобы Мими не замерзла на обратном пути в пансионат. Герти и Томас из-за чего-то ссорятся наверху, их голоса долетают до Лео, окутывая облаком тоски, вызывая ностальгию по тем временам, когда Нина могла выбесить ее своим поведением. Мама, Келли и Дэвид разговаривают на кухне, так что в гостиной остались только Лео и Мими, уже одетые и готовые к выходу.

— Ну, так объясни, — поворачивается Мими к Лео, и та впадает в легкую панику, сообразив, что кроме них в комнате никого нет, — где твоя сестра. Почему в этом году не приехала?

Лео вспыхивает, но потом до нее доходит: Мими просто не помнит, что Нина умерла, и спрашивает вполне искренне.

Рядом никого. Никто не услышит.

— Она отмечает День благодарения с семьей своего парня, — улыбаясь, сообщает Лео. — Ей очень хотелось познакомиться с его близкими.

— Чудесно! — восклицает Мими. На ее лице написана такая неподдельная радость, что угрызения совести Лео чуточку стихают. — Мальчик-то хороший?

Лео стискивает зубы, чтобы унять дрожь в подбородке.

— Не такой хороший, как она, но в целом — отличный парень.

Мими подается вперед.

— Как обычно, — кивает она, и ее слова вызывают у Лео не слезы, а смех. — Ну, передай ей, что нам ее не хватало. Передашь?

Лео плотно сжимает губы, дает себе эти несколько секунд, в течение которых Нина жива и с сияющей улыбкой сидит за праздничным столом в доме Иста. «Я благодарна за картофельное пюре!» — наверное, сказала бы она и всех очаровала. Она всегда всех очаровывала. Потом Нина и Ист долго целовались бы на заднем дворе, и по возвращении домой от нее пахло бы морозным ночным воздухом и какой-то вкусной едой. Нина вернулась бы домой…

— Обязательно, — произносит Лео, когда вновь находит в себе силы говорить. — Обещаю.

На обратном пути Лео с мамой молчат. Они слишком измучены.

Накормив Денвера, потрепав его по холке, погладив по животу и почесав за ушами, Лео поднимается к себе и отправляет сообщение Исту.

Ответ приходит через несколько минут: Ист присылает селфи с отцом и братом: все трое на диване, на экране телевизора — футбольный матч. Отец и брат уже отключились, Исту и смешно, и досадно. «Триптофан наносит новый удар, — гласит подпись к фото. — А как ты?»

«Хорошо, — врет Лео. — Объелась. Свекровь моей тети спрашивала, где Нина. У старушки деменция».

Ист отвечает дольше обычного, три точки, обозначающие, что собеседник набирает текст, то появляются, то исчезают.

Ист отправляет ей эмодзи «хохочу до слез» и пишет: «Счастливого Дня благодарения, Лео». В ответ она шлет желтое сердечко, откладывает телефон и впервые за этот вечер испытывает подлинное чувство благодарности.