Рыцари и Дамы Беларуси. Книга 2 - 2016

БАЛЫ МИНСКОГО ВОЕВОДЫ. КРИШТОФ ЗАВИША (1666-1721)

«І была у гэтым уставанні i сяданні такая цяжкасць, што іншыя слабелі, яшчэ не напіўшыся».

Это слова из мемуарной литературы XVIII века, описывающей шляхетские застолья: за каждого гостя надлежало выпить, вставая. О, какие это были колоритные пиры! Вспомните хотя бы «Цыганского короля» Владимира Короткевича: «Падавалі піва чорнае i белае, настойку “тройчы дзевяць”, кюмель i мёд. Госці... елі мядзведжыя шынкі, хрыбтавіну асятровую, смажанага лебедзя i іншыя далікатэсы. Загонавая шляхта — боршч з cacicкaмi, разварную ялавічыну, палаткі, гарох са свінінай; сотнямі знішчалі гарачыя, як агонь, наперчаныя біткі. Нягледзячы на тлустую ежу, усе хутка ап'янелі, бо пілі так, як нават Яноўскаму не даводзілася бачыць. Ён звык да штодзённай нормы ўжывання віна шляхецкай вялікай сям'ёй — дванаццаць бутэлек... Дванаццаць апосталаў — дванаццаць бутэлек. А тут на стол усё цягнулі i цягнулі бутэлькі “мядзведзікі”, “удовы”, маленькія бочачкі».

Адам Мальдис описывает сложную систему тостов: только во время одного прощания с гостем следовало выпить «на штемпель» — «запечатать» дружбу, «адыходнае», «страмянное», «аглаблёвае»... Зачастую после этого собиравшийся уехать гость мог только одно — остаться до начала завтрашнего застолья. В виде бесчувственного тела, разумеется.

«Госць у дом — Бог у дом»,— говорили предки. Даже когда во время рождественских праздников устраивали кулиги — весьма докучающий обычай. Собиралась мелкая шляхта у одного из соседей — ела-пила, пока не объедала хозяина до мышиного писка. Тогда, прихватив объеденного бедолагу с семьей, все перебирались к другому... И так каждый праздник.

А уж если гостю что-нибудь приглянется — тут же следует вручить... Минский воевода Криштоф Завиша вспоминал, как дорогой случайно остановился у средней руки шляхтича Яна Хризостома Пасека: «Быў я ў Цісаве, у ягамосьці пана Паска, чалавека ганебна пачцівага, які гэтак мне рады быў, што немагчыма апісаць. Тры дні не ведалі мы, што дзень, што ноч — пілі й гулялі.. Падараваў мне прыгожую шкатулку келецкай работы, падараваў столік мармуравы, падараваў куфэрак шліфаваны ды яшчэ розныя, розныя рэчы...» Да и сам воевода в 1700 году, после застолья, «пры добрым гуморы» подарил капитану Мацкевичу коня ценой в тысячу злотых.

Упомянутый Криштоф Завиша — человек в истории примечательный. Находясь на площади Свободы в Минске, нельзя его не вспомнить: именно Завиши спонсировали постройку кафедрального католического собора и базилианского монастыря. Криштоф Завиша привез из Италии мощи Святого Фелициана для специальной часовни собора, в которой и сам впоследствии был похоронен. Вот отрывок из его мемуаров: «Рэліквію — мошчы Святога Філіцыяна-пакутніка,— дадзеную мне ў Рыме ў юбілейны 1700 год найвышэйшым пастырам Клеменсам XI, ахвяраваў касцёлу айцоў-езуітаў у Мінску... пры вялікай колькасці высакародных людзей і сходзе простага народу ў працэсіі з цэхамі, брацтвамі, музыкамі ад царквы Святога Духа ўніятаў айцоў-базыльянаў да згаданага касцёла. Труну, абабітую пунсовым аксамітам, з багатымі галунамі, усю ў шкле, несла ў калчане начальства ўсіх мінскіх манаскіх ордэнаў».

Криштоф Завиша был талантливым политиком, искусно лавировавшим между партиями (дружил со шведским королем Карлом XII и любезничал с Петром I, был сторонником Августа I, затем — его соперника Станислава Лещинского). Мог выступать на сейме пять часов подряд без бумажки. Хорошо играл на лютне, в Минске создал ансамбль местных музыкантов с цимбалами. Но главное, с чем вошел в историю, — мемуары.

Литературное признание не случайно.

Криштоф Завиша остался сиротой в раннем детстве, был воспитан дядей, канцлером Марцианом Огинским. Криштоф получил прекрасное образование: учился в Виленской академии, затем — в Кракове. Карьера складывалась удачно. После того как молодой Криштоф получил должность старосты минского, он женился на Терезе Тышкевич. Приданое невесты было столь значительным, что Завиша — а ему на момент свадьбы было всего двадцать лет — мог позволить себе жить в свое удовольствие и заниматься, чем хотелось. А это было литературное творчество!

Завиша не оставил политику. Он ездил послом в Москву, возглавлял сеймы в качестве маршалка... Но мог найти время и для писательства. Перевел, например, итальянский роман «Любовь без перемен». Есть сведения, что он написал шесть книг, о которых нам ничего не известно. А вот мемуары были недавно переведены на белорусский.

Из его воспоминаний мы узнаем и о событиях трагических: например, Завиша описывает странную эпидемию в Минске 1695 года. Болезнь «курчыла людзей, з-за чаго паміралі хутка, i ў якім доме пачыналася гэта, там усе паміралі». Ученые до сих пор спорят, что это была за хворь,— по свидетельству Завиши и других выходит что-то похожее на энцефалит.

Но пишет Завиша и о более приятных вещах. Шляхта, кроме застолий, придумывала и другие развлечения. Например, «карусели» — вид рыцарских турниров; маскарады и их разновидность — «редуты», на которых одетые в маски аристократы играли в карты, кокетничали и пытались друг друга опознать.

Завиша тоже не скучал. В 1700 году он записал: «Паўтары тыдні бесперапынна гуляў я ў Мінску на банкеціках». В 1709 году: «Вялікдзень прайшоў весела, пры сумленных гасцях; пілі, танцавалі i весела гулялі тры дні, прыдумваючы розныя ўцехі...»

Из мемуаров мы узнаем, что Дятлово паны называли Венецией, «бо там пачатак весялосці i людзі заўсёды, нібы венецыянцы, мокнуць у віне i мёдзе», Роготну — Парижем, «дзеля досціпу i вывучэння розных французскіх танцаў i манераў», имение Дворец — Испанией... И в своих владениях Завиша развлекался, как умел (в перерывах между войнами, эпидемиями и пожарами). В Смиловичах «усё трымалася на xaтнix забавах са сваякамі, на паляванні, прагулках, а калі ахвота была — на танцах са сваёй дружынай i на кілішку».

Оставил Завиша и описание охотничьих подвигов. Хотя, конечно, сегодня, когда многие звери и птицы в Беларуси исчезли, истребленные такими «охотничками», похвальбы вроде «3a6iў на аблаве двух ласёў... жывым капыты абразаў», «упаляваў лісіц дванаццаць, зайцаў каля сарака, барсукоў» нам читать неприятно.

Кроме мемуаров и переводов, Завиша прославился и как мастер искусства риторического. Его дочь Барбара Радзивилл после смерти отца старательно собрала его речи и издала книгой под названием «Отзвук приятных мелодий». Кстати, о дочери в мемуарах Завиша приводит пикантные подробности, как сватал ее князь Николай Фаустин Радзивилл: «Той бесперапынна налягаў на нас, каб мы аддалі дачку; нарэшце, на Св. Барбару прыехаў да нас на імяніны ў госці, у той жа дзень нас прымусіў, каб мы далі яму вячэру i на выкананне яго жаданняў дазволілі, каб прыемную зведаў пасцель, у прысутнасці бліжэйшых паноў-суседзяў; хаця ўсё гэта з вялікай сталася цяжкасцю, бо нам не хацелася так неспадзявана выдаваць замуж i спраўляць вяселле, але паколькі ўжо так здарылася, хай Бог iм благаславіць».

Можно только представить, насколько пышно справили магнатскую свадьбу! Ведь во время застолий устраивались не только соревнования, кто кого перепьет, но и экспериментировали с закуской. Во-первых, считалось, что чем богаче хозяин, тем жирнее должна быть еда. Так что с маслом употребляли даже чай и водку! Еще одна примета роскоши — побольше сладких блюд. Следующий пункт — изобилие специй. Экзотические пряности стоили дорого, так что чем обильнее посыпать блюдо перцем, имбирем, мускатным орехом и даже... шпанскими мушками — тем оно престижней. Мода требовала, чтобы вкушающий не мог сразу разобраться, что именно ест — рыбу, мясо, курицу, да еще чтобы сочетались необычные вкусы... В общем, Криштоф Завиша после свадьбы дочки признавался в дневнике: «У час таго вяселля, сапсаваўшы страўнік, я прапакутваў пяць дзён».

Николай Радзивилл, кстати, не прогадал, столь упорно домогаясь руки красавицы из Завишей. Барбара оказалась женщиной очень энергичной, способствовала карьере мужа, имея связи при Санкт-Петербургском дворе, и родила 15 детей. Среди них — чудаковатый писатель и поэт Удальрик, староста речицкий Альбрехт, воевода новогрудский Ежи, маршалок Трибунала ВКЛ Станислав...

А вот сын Криштофа Завиши Игнаций получил титул графа, женился на дочке воеводы виленского Казимира Огинского Марцибеле, но наследников не оставил.

Что ж, пышные балы шляхты галантного века ушли в прошлое... Осталась память. Впервые воспоминания своего предка издал в 1862 году Ян Завиша, а его дочь Магдалена вышедшая за одного из Радзивиллов, стала меценаткой белорусского Возрождения. Именно на ее деньги был издан «Вянок» Максима Богдановича.