Рыцари и Дамы Беларуси. Книга 2 - 2016

КУХМЕЙСТЕР, ЛЕСНИК, ПОЭТ. ВЛАДИСЛАВ СИВЫ-СИВИЦКИЙ (1865-1939)

«Яго творы цэнны для нас i арыгінальны тым, што паказваюць, як творыць сам народ. Нічога інтэлігенцкага ў ix няма, яны й не вельмі часам складны, але чуецца ў ix сіла самое зямлі, беспасрэдны павеў самога жыцця беларускай вёскі»,— так писал Максим Горецкий про одного из постоянных авторов «Нашай нівы».

А Янка Купала хотел быть редактором книги автора «неінтэлігенцкіх твораў». Вот только вышла та книга, когда поэта уже давно не было в живых.

Звали его Владислав Сивы-Сивицкий, а в истории белорусской литературы он известен как Старый Влас.

В городе Воложин, на улице Советской, можно увидеть обычный старый деревянный дом с крышей, крытой шифером. Мемориальная табличка свидетельствует: «Здесь с 1895 до 1914 г. жил известный белорусский собиратель фольклора, поэт и публицист Старый Влас». И дом, кстати, он построил сам...

Владислав Петрович Сивы-Сивицкий. Фамилия, согласитесь, звучит аристократично. Но родители его были простые воложинские крестьяне Петр и Людвика. Земли было мало, Петр нанялся поваром к графу Михаилу Тышкевичу. А когда Владиславу было девять лет, он остался круглым сиротой. Вначале мальчика воспитывала тетка, затем он поступил на кухню того же графа Тышкевича поваренком. Что ж, классическое место бедного поэта — на графской кухне... Затем паренек подрос до повара. По сему поводу звучат сетования: отчего же Старый Влас не оставил рецептов, не записал, что ели графья! Ну, видимо, не было для него счастьем прислуживать на панской кухне и не сильно вдохновляла готовка изысканных блюд. Не случайно при первой возможности Владислав сменил занятие и стал объездчиком, а затем лесником.

Сивы-Сивицкий бороздил просторы родной Налибокской пущи, высматривая браконьеров и самовольных порубщиков, совсем как отец Якуба Коласа. Ездил — и сочинял стихи. Вначале на польском языке, для красавицы-невесты Антонины Войцеховской. А затем произошла встреча с белорусскими газетами «Наша доля» и «Наша Ніва».

Вскоре молодой лесник под псевдонимом Стары Улас стал постоянным корреспондентом «Нашай нівы». Присылал зарисовки, например: «У чацвер 11 июня ў нас была вялікая навальніца з грымотамі, і быў па каліву град; паводка папсавала гароды і пожні, а на полі, дзе крыху па ўзгорках, пазносіла пасевы і вельмі паразмывала нівы». Но в довесок к погоде шли весьма острые, опасные вещи: «Наш беларускі народ мае добрае сэрца, але нямашака добрага даводу: ён прывыкшы, каб яго папхнуць, панукаць, а тады ён возьмецца з усяе сілы... Калі ў нас задумалі адкрыць гарадское вучылішча і на гэта патрэбна было 500 рублёў грошай, дык ix збіралі, збіралі дый далі пакой, а як быў у нас у Валожыне на Пранцішка кірмаш, дык нашы дзве казённыя манаполькі ўтаргавалі чуць не паўтары тысячы рублёў у адзін дзень».

Печатал Старый Влас и стихи — про то, как «мужык бедны у цямноцце», и про то, что «Вясна хароша для паэта, / Ці, як там кажуць — песняра. / Для хлебароба будзе гэта / несамавітая пара». Некоторые стихотворения напоминают народные песни: «Свеціць месяц, а аблокі / Хмарка засланяе, / А бежанец адзінокі / думаньку думае». Особое внимание поэт уделял теме пьянства, всячески укоряя земляков за вредную привычку.

Владислав раз и навсегда понял, что он — белорус, что нельзя стесняться своей культуры и своего языка. Но получался тот же конфликт, что и у других национальных интеллигентов. Лесник воспринимался практически как пан, тем более выглядел Сивы-Сивицкий очень презентабельно: высокий, красивый, с усами и небольшой бородкой, в форменной одежде. И когда он говорил на белорусском языке, мужикам это казалось смешным, недостойным. Пан — и «папросту».

С другой стороны, у местных аристократов это тоже вызывало презрение и насмешку. Даже в семье его считали чудаком. Владислав женился на Антонине Войцеховской, которая считала себя полькой. Тем не менее семья жила дружно, воспитывала восьмерых детей. Как вспоминает внук Старого Власа Герард Сивицкий, ставший генерал-майором МВД: «Добра памятаю сваю бабулю Антаніну, жонку майго дзеда Ўласа — менавіта яна настаяла на тым, каб мяне назваць Герардам. З дому яна была Вайцяхоўская (шляхцянка, казалі), і Стары Ўлас так закахаўся ў яе, што ўпотай свае пачуцці выклаў вершам на паперы... Граф Тышкевіч блаславіў іх шлюб. Паколькі я быў у яе адзіны ўнук у Валожыне, яна часта прыязджала з Вільнюса адведваць мяне, вельмі адметная была жанчына, усім цікавілася, была надзвычай дапытлівая, з шырокім колам інтарэсаў».

Сочинял же Старый Влас каждый день. По воспоминаниям родных, писал, когда все спали, на рассвете. В праздничные дни творил дольше, сочинял во время объездов. К началу 1930-х у него скопилось более тысячи стихов — он аккуратно переписывал их в общие тетрадки. К тому времени Сивы-Сивицкий осел на хозяйстве, кончились переезды. Старый Влас всю жизнь самообразовывался, много читал, обладал каллиграфическим почерком. В своем доме устроил частную школу — пригласил учительницу, которая занималась с местными детьми на белорусском языке. Когда об этом узнали власти, заставили перевести обучение на русский язык под угрозой закрытия. Дети Старого Власа — четыре дочери и четыре сына — все получили образование...

Но почему сам он не сделал литераторскую карьеру?

Дело в том, что со времен первых выпусков «Нашай нівы» белорусская литература сильно изменилась. Уже прошла дискуссия о «сплачванні доўгу» и «чыстай красе», уже Максим Богданович написал свои гениальные апокрифы, появились «Гусляр» Купалы и «Сымон-музыка» Коласа, в Вильно собирал в кафе восторженных слушателей юный Максим Танк, в Беларуси сотни талантливых юношей и девушек из «Маладняка» и «Узвышша» ориентировались на Маяковского и Есенина, Брюсова и Верлена... Экспериментировали белорусские футуристы под предводительством Павлюка Шукайло... А Старый Влас писал все те же простые, немного неуклюжие стихи о природе и сельскохозяйственных работах. Изобличал пьянство, пересказывал в рифму анекдоты... На его веку сменилось десять властей, но в строках это мало отразилось. Главным произведением Старого Власа считается поэма «Год беларуса», написанная в 1909 году:

Почему же его не «раскручивали» в советское время? Персона подходящая, «паэт з мазольнай рукою». Но он не писал о революции, не призывал бить панов... В его стихах — просто любовь к Беларуси, общечеловеческие ценности...

Тем не менее есть нечто завораживающее в неспешной исповеди этого человека. В богатстве языка, народной мудрости... Интересно перечитывать его заметки: «Каля нас ходзяць чуткі, што сёлета будзе канец свету. Кажуць, што будзе ісці нейкая “камета з хвастом”, каторая зачэпіць нашу зямлю і сатрэ яе ў парашок. Людзі старыя так кажуць: “Усім стала нягодна, цяжка жыць — хіба прыйдзе ўжо нейкі канец!“ І праўда: няма дабра на свеце. Пайшла нейкая нянавісць: адзін аднаго ў лыжцы вады ўтапіў бы, адзін аднаго паляць, забіваюць; людзі парабіліся горш звяроў. Даўней гэтага не бывала, а цяпер дзень у дзень пачуеш: то на дарозе чалавека затаўклі, то на полі, то сам на сябе рукі налажыў. І канца няма — ажно неяк страшна робіцца...»

Как относились к нему в литераторской среде? Конечно, с симпатией. Но в то же время снисходительно. Существует утверждение, что Сивицкого хвалил Максим Богданович. Однако судите сами: он упомянул его имя среди авторов, которые «далі некалькі дужа няхітрых, але верных і таму цікавых малюнкаў нашай вёскі».

А Янка Купала считал Сивы-Сивицкого сватом, говорил, что именно он познакомил его в Вильно с будущей женой Владиславой Францевной Станкевич.

Правда, сама Владислава предлагала другую версию. Однажды, проводя экскурсию в музее покойного мужа, обмолвилась, что их с Яночкой познакомила Тётка. Ошиблась? А может, просто имя Тётки звучит более значительно, чем Старого Власа?

Умер он в 1939 году, в 74-летнем возрасте. О судьбе многочисленных потомков внук Герард Сивицкий рассказал так: «Бацьку майго ў 1943 годзе немцы расстралялі ў Валожыне, а мы, дзеці, засталіся сіротамі. У пасляваенныя гады жылося цяжкавата. Наколькі я ведаю, ніхто ў нашай сям'і больш літаратурай не займаўся. Старэйшы сын Старога Ўласа, адзін з маіх дзядзькоў, жыў у Вільнюсе, яшчэ адзін сын пайшоў па вайсковай частцы, здаецца, быў ваенным лётчыкам. Астатнія ж паабзаводзіліся сем'ямі і раз'ехаліся хто куды».

Наследие Старого Власа исследовал известный литературовед Вячеслав Рагойша, он и составил сборник поэта, который вышел в 1990-м, к 125-летию Сивы-Сивицкого. Сегодня в Воложине есть улица его имени, хотелось бы, чтобы был и музей.