Рыцари и Дамы Беларуси. Книга 2 - 2016

НА ПЕРЕКРЕСТКАХ ЖИЗНЕННОГО ПУТИ. ВИНЦЕСЬ КОРОТЫНСКИЙ (1831-1891)

Когда-то белорусский писатель Максим Горецкий создал образ белоруса с «двойной душой», чье сознание разрывается между Востоком и Западом, городом и деревней, шляхтой и мужиками. Личность поэта XIX века Винцеся Коротынского, наверное, лучшая иллюстрация этого определения. Скажите честно, уважаемые читатели, много ли вы знаете об этом поэте, уроженце Новогрудского уезда, стоявшего у истоков белорусской литературы, из коих мы все испивали согласно предписаниям школьной программы? А между тем жизненно-творческий путь Винцеся Коротынского весьма любопытен. Как всякий путь, изобилующий перекрестками, развилками, странными «петлями»...

Перекресток первый. Крепостной и шляхтянка

Противоречия начались с самого рождения: семья-то получилась уникальная. Отец — Александр Коротай, крепостной крестьянин из деревни Селищи, принадлежавшей Яну Залесскому. Мать — шляхтянка Юзафата из рода Далидовичей. Шляхтянка бедная — из так называемых однодворцев, то есть крепостных не имеющих. К тому же сирота, воспитанная в семье некоего Марка Татаровского — то ли дальнего родственника, то ли сердобольного соседа. Но мезальянс все же был страшный. По тогдашним законам титулованная женщина, выйдя замуж за крепостного, сама становилась рабыней. Но, видимо, существовало предварительное «соглашение заинтересованных сторон», потому что перед свадьбой помещик Ян Залесский дает своему крепостному вольную и тот получает облагороженную фамилию — Коротынский вместо Коротай.

В молодой семье один за другим рождаются дети. Винцесь, будущий поэт, затем — Ян и Михаил. Любопытно, что в новогрудском костеле не сохранилось записи о крещении первенца Коротынских — тоже факт вопиющий, поскольку такая запись была важным и часто единственным подтверждением личности. И когда спустя 27 лет Винцесь Коротынский захотел жениться, ему пришлось эту запись то ли восстанавливать, то ли подтверждать ее существование задним числом. Кстати, крестным Винцеся был уже упоминавшийся владелец Селищ Ян Залесский. Все это дает пищу для предположений в духе сентиментальных романов.

Однако вряд ли погоду в доме бывшего крепостного и пани можно назвать безоблачной. Их семейная жизнь закончилась тем, что однажды Александр Коротынский утопился в Немане. Тоже по тем временам поступок исключительный, ведь каждый верил, что самоубийством обрекает себя на вечные муки в мире ином.

Через какое-то время Юзафата вышла замуж за своего бывшего опекуна Марка Татаровского.

Перекресток второй. Самоучка и ученый

Не обучался Винцесь Коротынский ни в гимназиях, ни в университетах. Первое время его наставником был местный органист, потом Винцесь сам стал домашним учителем — вначале для младших братьев, потом по всей округе разошлась слава об ученом пареньке. Так странствовал он из усадьбы в усадьбу, от одной случайной библиотеки к другой — книги тогда были редкостью, даже в панских усадьбах библиотека могла насчитывать всего пару десятков томов. Коротынский переписывал книги от руки; известно, что переписал таким образом «Историю Полыни» Лелевеля и «Демона» Лермонтова. А после по рекомендации одного из случайных знакомых, бывшего униатского священника Давидовича, он попал на должность секретаря поэта Владислава Сырокомли, «лірніка вясковага». Библиотека Сырокомли в фольварке Залучье насчитывала почти 400 книг. Богатство неслыханное.

Вот, собственно, и все университеты Коротынского.

Между тем современники свидетельствуют, что знал он из языков белорусский, польский, русский, чешский, французский, немецкий. Плюс освоил латынь. Играл на скрипке. Работал редактором и корреспондентом варшавских и виленских изданий, входил в состав Виленской археологической комиссии и Статистического комитета, редактировал «Словарь польского языка»...

Перекресток третий. Поэт и секретарь

Коротынский стал секретарем Сырокомли, уже имея на своем счету первые поэтические пробы. Разумеется, личность известного, опытного литератора не могла не повлиять на молодого секретаря. Собственно говоря, так он и вошел в историю — как приближенный и последователь... Первая публикация Коротынского сопровождалась отеческим предисловием Сырокомли. И впоследствии «лірнік вясковы» не оставляет такого тона, отзываясь о подопечном: «Надзелены ад нараджэння здольнасцю, ад нас, можа, пераняў ён ахвоту да песні. Пры нас, можа, развіў яе, але развіў самабытна». Хотелось ли Коротынскому когда-нибудь сбросить с себя звание литературного подмастерья? Кто знает... После смерти наставника в 1862 году Коротынский составил десятитомное собрание его поэзии. Труд, как вы понимаете, немалый и свидетельствующий об искреннем уважении.

Любопытно, что век спустя другой поэт, Александр Коротай («исходная» фамилия Коротынского!), известный под псевдонимом Максим Лужанин, стал секретарем другого «лірніка вясковага» — Якуба Коласа.

Перекресток четвертый. Литвин и белорус

Это был самый больной вопрос для талантов нашего Отечества — понять, кто ты. Простого ответа не существовало, поскольку не существовало Беларуси как таковой. Были «крэсы ўсходнія» Польши либо «Северо-Западный край» России. Лучшие из поколения понимали несправедливость происходящего. Они слышали вокруг себя «мужицкую» речь, прекрасные поэтические песни и легенды... «Несуществующий» язык жил... Известны три стихотворения Винцеся Коротынского на белорусском языке. Причем одно из них написано к приезду российского царя Александра II и содержит призывы к торжественной встрече. Вот только дар царю предназначен какой-то странный: «жоўценькі пясочак». Не тот ли, из одноименного рассказа Василя Быкова, в который легли рядом расстрелянные белорус и русский, коммунист и белогвардеец, предатель и герой?.. Да и обращение к царю на запрещенном языке тоже необязательно было простодушием провинциала.

Винцесь Коротынский, как и Адам Мицкевич, называл себя литвином. Однако в альбом Целины Киркор он записал пропольское патриотическое стихотворение. В альбом Вериги-Даревского — белорусское. В стихотворении, посвященном русскому царю, усматривали верноподданические мотивы. При этом поэту приписывается авторство двух антиправительственных произведений на белорусском языке — «Гутарка старога дзеда» и «Гутарка двух суседзяў». По свидетельству сына поэта, таких произведений имелся целый цикл. Да и оригинал самого крупного произведения Коротынского, поэмы «Тамила», возможно, был белорусский.

Разгром восстания 1863 года стал для Коротынского крахом надежд. Друзья, в том числе Вериго-Даревский, — на каторге, в тюрьмах. Самому Коротынскому удалось уцелеть. Он уехал в Варшаву и жил там до смерти, работая в местных изданиях. В 1864 году он написал белорусское стихотворение «Туга на чужой старане»:

Это стихотворение стало песней, популярной в среде белорусской демократической интеллигенции.

Более того, Коротынский был одним из отцов-основателей «аплакваючай плыні» нашей литературы, то есть вечной тоски о бедных нивах, хатках, крестьянах, которая заставила в свое время Вацлава Ластовского развязать дискуссию о праве искусства на «чыстую красу», а молодого Максима Богдановича воскликнуть: «Кінь вечны плач свой па старонцы!»

Каким же он был на самом деле? А был он, надо полагать, типичным белорусом. И стоит ли сейчас спорить, какая культура более имеет права на него — польская, белорусская? Тот, кто жил на своей земле, думал о ней, страдал ее печалями, достоин называться ее сыном.