С глазу на глаз со сфинксом

МОИ ДРУГ СЕНУСИ

Палатка Сенуси разбита под высоким деревом, рядом с каменным домиком. В центре палатки на каменном фундаменте стоит спиртовая туристская плита с несколькими конфорками и духовкой. Таким образом, у Сенуси есть все возможности, чтобы показать свое кулинарное искусство. Кроме «хорошего вкуса», Сенуси обладает еще одним громадным достоинством: он умеет работать в походной обстановке и отличается великолепным организаторским талантом. К тому же он может просто из ничего сварить прекрасный обед. Всему этому, по его словам, он научился на протяжении сорокалетней кулинарной практики на обоих полушариях.

— На обоих полушариях? Не может быть!

Бронзовое морщинистое лицо Сенуси покрывается от улыбки глубокими складками.

— Мистрис знает, что такое кок?

— Конечно. Это повар на корабле.

— Не обязательно. Кок — это и военный повар. Я был коком в английской армии с 1914 года и с моим полком странствовал по всему свету сначала во время первой, а затем и второй мировой воины.

Судьба действительно вела Сенуси весьма необычным путем. Сначала Англия, Франция, Италия, Германия и даже как будто Украина. Затем наступила очередь Турции, Сирии и Ирана, наконец, Индия, Непалки Тибет и даже — во время последней войны — Малайя и Австралия. Вот почему Сенуси говорит на английском, итальянском, французском, немецком языках и, кроме того, на нескольких диалектах Ближнего и Дальнего Востока.

— Мир велик, мистрис, но люди всюду одинаковы. Одно и то же вызывает у них смех и одно и то же — слезы. И теперь, и раньше. Очень у вас болит голова?

— Очень, Сенуси, а к тому же еще и тошнит, да и сердце так колет, как будто я все время бежала. Мне нестерпимо жарко и душно.

— Прошу сесть сюда и спокойно дышать, — Сенуси подставляет мне низкий раскладной стул. — А теперь смотрите на мои руки.

Бронзовые, сухие и сморщенные руки Сенуси производят в воздухе такие движения, словно что-то медленно снимают с моего лица и что-то на нем растирают… Эта удивительная пантомима продолжается секунд двадцать, а может быть, и несколько минут. И все время Сенуси что-то бормочет под нос.

Вначале мне хочется смеяться, но затем я чувствую, как биение сердца ослабевает, а нестерпимое давление в груди явно уменьшается. Сенуси присматривается ко мне пытливо.

— Ну как, мистрис, вы чувствуете себя немного лучше?

— Кажется, да.

— А голова все еще болит?

— Очень!

— И на это найдется средство. Прошу только сидеть спокойно и легко дышать.

Сенуси копается в своих бесчисленных свертках, банках и корзинках. Через минуту он извлекает серебристую, хрупкую и как бы прозрачную кожу змеи.

— Это от кобры?

Сенуси не совсем понимает, что я говорю. Слово «кобра» не употребляется египтянами.

— Это ганеш, ганеш из этих местностей, змея. Мистрис убедится, как хорошо действует ее кожа на головную боль и вообще на голову.

Он берет двумя пальцами хрупкую кожу и, ни на минуту не прекращая своих заклинаний, медленно, кругообразными движениями натирает мне кожу вокруг глаз и на висках. Погружаюсь в приятное оцепенение, словно в прохладную, пахнущую свежестью воду. Пульсирование в висках и нестерпимая боль исчезли. Чувствую себя как после здорового сна и освежающего купания. Оживленная притоком энергии, пытаюсь вскочить со стула, но Сенуси легко нажимает ладонями на мои плечи.

— Мистрис нельзя сразу вставать и куда-то мчаться, прошу еще немного отдохнуть.

— Но ведь я уже прекрасно себя чувствую, Сенуси, спасибо от всей души. Пожалуйста, скажите, как это получилось?

Хитрые глазки Сенуси совсем утопают в морщинах улыбки:

— Выпейте теперь что-нибудь, а это прошу взять с собой и никогда не отдавать никому.

Стакан апельсинового сока имеет вкус нектара. Сенуси заворачивает змеиную кожу в большой зеленый лист и дарит мне ее.

— Хорошо действует на голову. Мистрис сама могла убедиться. А если всегда носить при себе, то и мысли будут здоровее.

— Мысли будут здоровее? Что это значит?

— Мистрис пишет в журналах и говорит по радио, правда? Голова будет лучше работать, вы увидите.

Я принимаю дар Сенуси, но вовсе не собираюсь так, сразу покинуть старика.

— Пусть Сенуси обязательно скажет мне, как случилось, что прекратилась головная боль и что я так превосходно себя чувствую. Это наверняка самовнушение?

Сенуси, очевидно, не знает, что такое самовнушение, а я при довольно скудном запасе иностранных слов в области метафизики не пытаюсь ему даже это объяснить.

— Мистрис увидит в Египте еще много вещей, которые нелегко будет понять. Да и не нужно так вникать во все, достаточно верить опыту других, более мудрых. Поедет ли мистрис в Луксор, туда, где находится величайший в Египте город мертвых — Долина царей?

— Увы, Сенуси, я не смогу туда поехать, у меня много работы здесь, в лагере.

— Жаль, мистрис. Я мог бы дать мистрис записку к моему родственнику — мудрому, ученому человеку. Он — проводник в Долине. С мертвыми царями он — на короткой ноге и обладает громадными знаниями. Он меня многому научил, я ему очень обязан. Никто не умеет так составлять амулеты в Египте, как он. Не хочет ли мистрис иметь такой листок, который приносит счастье или дает способности и славу?

— Да перестаньте, Сенуси! Как листок может принести счастье?

— Мистрис не верит? Это плохо. Нужно верить, тогда листок в самом деле принесет счастье. Если мистрис только пожелает, я напишу ему, чтобы он вам прислал. Прошу только дать мне собственноручно написанное ваше имя и имя вашей матери. Мой родственник пришлет вам такой листок. Он будет таким маленьким, что вы сможете постоянно носить его с собой. Не надо с ним никогда расставаться. Даже во время купанья держите листок в зубах. Тогда он будет издавать очень приятный запах, совсем как цветок лотоса. Но только, пожалуйста, не говорите об этом никому. Когда мистрис уезжает отсюда?

— Пожалуй, я останусь здесь до отъезда всей экспедиции.

— Очень хорошо. Итак, у нас еще много времени. А если вы будете себя чувствовать плохо, заходите в любое время на кухню.

Шарю по карманам, желая что-нибудь дать Сенуси за труды, но он, заметив это, легко кладет руку на мою кисть.

— Нет, мистрис, за такие вещи не платят. Я никогда не приму от вас никакой платы, а кто знает, может быть, не раз еще смогу оказать вам услугу. Но не за деньги. Никогда! Понимаете? Никогда!

— Услуга за услугу. Может быть, и я смогу для вас что-нибудь сделать?

— Много, мистрис, много. Ваша экспедиция пробудет здесь теперь недолго, каких-нибудь две недели. А что будет потом? Снова останусь без работы, как в последнее время.

— А долго вы были без работы, Сенуси?

— Почти год, мистрис. Это очень долго. Теперь у нас не копает никто, а англичане пошли к черту. Нет работы, мистрис. Плохо.

— Что же, собственно говоря, плохо: то, что нет работы, или то, что англичане пошли к черту?

Сенуси возмущен моим нетактичным вопросом. Он никогда не отличался чрезмерной любовью к англичанам. Слишком хорошо он их знает. И уже давно перестал у них служить. Но поляков очень любит.

— Где же вы с ними познакомились, Сенуси?

Во время последней войны они были в том же. английском полку, что и Сенуси.

— Дельные парни! Умеют пить водку, но и драться умеют. Бывает ли мистрис в польском посольстве? Может быть, там требуется повар, знающий несколько языков? Не могла ли бы мистрис узнать?

— Разумеется, когда буду в Каире, спрошу.

— Где ты пропадала? — кричит мне Кристина Михаловская, как только я появляюсь в мастерской мохандыса. — Я распорядилась постелить тебе в твоей палатке и занести вещи, но мне сказали, что ты туда даже не заглянула.

— Я была у Сенуси и должна тебе рассказать очень интересную вещь.

— Ого! Сенуси уже очаровал вас, — вмешивается сидящий за чертежной доской мохандыс.

— У вас, инженер, только чары в голове. Не потому ли, что сами вы очарованы Фатимой? — спешит мне на защиту из глубины своей фототемницы Генрик Романовский.

— Фатима — это симпатия нашего мохандыса. Красавица девушка, ученица соседней школы. Живет тут недалеко и часто нас навещает.

— Ого, пани Михаловская думает, что только Фатима. А что сказать о Зуеле? А Лейла, Зейнаб, Ирис?

— Ну ну, пан Генрик! Ведь у инженера не такое большое сердце.

— По-видимому, да. Все они постоянно сюда приходят и спрашивают мохандыса.

Инженер беспомощно улыбается.

— Что же делать, если все они такие красавицы! Совсем как цветы.

— Но в самом деле, этот Сенуси такой необычный человек, — воспламеняюсь я под влиянием недавних переживаний.

— Не потому ли, что часто напивается до чертиков?

— Не может быть! Он пьет? Ведь он исповедует ислам, а мусульмане не употребляют спиртного.

— Он и сам уж не знает, кто он. Во всяком случае он обожает виски с содовой и даже без содовой.

— А лучше всего польская водка.

— Насер говорил мне, что он даже курит, и притом много.

— Что курит? Папиросы?

Все давятся от смеха.

— Да нет же, откуда! Гашиш!

— Ну и дела! И при всем этом он так хорошо выглядит!

— Он старый бродяга. Твердый орешек — ничто ему не повредит. Если бы его укусил скорпион, наверняка с ним бы тоже ничего не случилось. У него на все есть свои средства. В Миннах, в той деревушке, где живет его семья, говорят, что он занимается колдовством. Не выколдовал ли он у вас из кармана фунт?

— Ну уж извините, — возмущается Кристина Михаловская. — Сенуси — необыкновенно честный человек. Когда бы он ни шел за покупками, он всегда покупает дешевле, чем кто-либо из нас.

— О, наивность! Ведь у него везде на рынке самые большие комиссионные.

— Да я не об этом говорю. Я спрашиваю, не выжал ли он из вас чаевых?

— Вы несправедливы!

— Ого, пани Зофья уже влипла. Но только поосторожнее, потому что пани Кристина будет ревновать к этой дружбе. Сенуси ее обожает и даже собирается ехать в Варшаву служить там в семье профессора.

— А меня он просил помочь ему получить должность в нашем посольстве.

— Ну и изменник! Но, по правде говоря, следовало бы ему помочь в этом деле. Изумительный повар и слуга. Они были бы им очень довольны.

Увы, Сенуси не был принят в посольство, так как должность повара оказалась занятой. Мое неудачное ходатайство все же не охладило наших дружеских отношений. В течение всего моего пребывания в лагере Сенуси оказывал мне сотни мелких услуг, заботился обо мне, как самая нежная няня, приносил лакомые кусочки из кухни и следил, чтобы я не слишком утомлялась. Всегда у него был для меня наготове какой-нибудь напиток со льда или крепкий черный кофе.

Должна признаться, что очень привязалась к Сенуси. Да и он, как я заметила, тоже относился ко мне с искренней теплотой.

После возвращения нашей экспедиции из Телль Атриба в Каир первым, кто посетил меня в гостинице, был именно Сенуси.

Когда портье сообщил мне о приходе посетителя, я спустилась бегом в холл гостиницы и увидела возлежавшего в кресле Сенуси в праздничной бледно-голубой галабии. Он был побрит и тщательно одет. Держался он весьма торжественно.

Мы часто ходили вместе по городу, и, по-видимому, наша дружба вызвала даже что-то вроде сенсации, так как многие прохожие, особенно в современном районе Каира, оглядывались на нас.

Перед моим отъездом Сенуси, как и обещал, взял листок с моим именем и именем моей матери, чтобы его родственник из Луксора составил для меня талисман. Разумеется, я дала ему деньги на письмо и кое-что для его родственника за талисман. Каюсь, что вовсе не рассчитывала получить обещанное.

Каково же было мое изумление, а после этого радость, когда, примерно через месяц после возвращения из Египта, прибыло письмо от Сенуси с двумя листками, исписанными арабской вязью.

Сенуси сообщал, что один из них должен принести мне счастье, а другой — помогать в работе. Написал он также, чтобы я всегда в трудную минуту думала о нем. Тогда, как он выразился, мысли наши вступят в контакт и он сможет оказать мне помощь.

Хотите верьте или нет, но с тех пор, как я ношу с собой талисманы Сенуси, все дела идут у меня лучше. Кто знает? Быть может, они в самом деле принесли мне счастье…