ВСТРЕЧА С КАИРОМ

— Дамы и господа, застегните ремни.

Застегиваю ремень, прилипаю к окну и… замираю от неожиданности. Под нашим самолетом — как бы выбитый блестящими гвоздями разноцветных огней простой и современный план города. Это — Каир. Голубыми лампами обведены многоугольники площадей, розовые, зеленоватые или золотые огоньки прочерчивают направление улиц, белые и лиловые овалы указывают на спортивные площадки и стадионы.

Самолет снижается.

Теперь я различаю несколько десятков белых стрельчатых башен, окруженных коронами красных ламп. Это — мечети Каира. Кто-то из пассажиров говорит по-английски, что такая иллюминация устраивается каждую ночь по случаю длящегося весь апрель религиозного поста Рамадана.

Мы над самой землей.

Уже видно ярко освещенное здание аэропорта с арабской вязью на фронтоне.

Легкий толчок. Колеса самолета коснулись плит аэродрома. И вот я на египетской земле.

Пройдя наконец паспортные и таможенные формальности, сталкиваюсь с двумя сотрудниками нашего посольства. Они ждут меня уже несколько часов. Приветствую их как спасителей. Дело в том, что египетские таможенные чиновники, увидев мой магнитофон, потребовали предъявить разрешение на вынос его в город. Увы, такого разрешения у меня не было. Объясняю им, что я, как корреспондент Польского радио, командированный для передачи репортажей из Египта, не могу обойтись без магнитофона. Но ничто не помогает. Бесполезны и увещевания сотрудников нашего посольства. Чиновники непреклонны, и магнитофон перекочевывает в камеру хранения. Товарищи из посольства успокаивают меня; они говорят, что через несколько дней им, наверно, удастся добыть его через Министерство информации. Я же пытаюсь утешить себя тем, что все равно не смогла бы ничего записать на пленку: в дороге я простудилась и охрипла.

Садимся в машину посольства и направляемся в город. Минут пятнадцать едем по пустырям, а затем попадаем на прекрасно озелененные улицы, застроенные роскошными особняками. Это Гелиополь, один из самых красивых, но в то же время и очень дорогих жилых кварталов Каира.

Проезжаем вдоль шеренг вилл, которые тонут в экзотической растительности. У них плоские крыши, много террас и балконов; окна прикрыты жалюзи. Некоторые виллы украшены небольшими стройными колоннами в мавританском стиле. За примыкающими к виллам садами видны многоэтажные жилые дома, построенные в конструктивистском стиле. Однако не чувствуется никакого диссонанса между этими громадами и виллами совсем иной формы. Мне кажется, что это достигнуто включением между зданиями многочисленных островков зелени, в которых преобладают высокие стройные пальмы.

Постепенно улицы становятся все длиннее и шире.

Приближаемся к центру города, сверкающему уже издали тысячами разноцветных неоновых реклам. Каирские рекламы выглядят особенно красочно, так как большое впечатление своей декоративностью производит сама арабская вязь, напоминающая изящный орнамент.

Выдумка и изобретательность египетских мастеров проявляются в монтаже движущихся реклам и в подборе световых комбинаций.

Около бензоколонки замечаю наконец первых прохожих. Это двое мужчин в длинных широких белых одеяниях. На них белые шапочки, сильно контрастирующие с их смуглыми лицами.

Проезжаем широкую площадь, в центре которой высится перегруженное украшениями громадное здание, построенное в стиле прошлого века. Это Каирская опера, единственный театр в огромном городе, имеющем более двух миллионов жителей. Автомобиль сворачивает в одну из улиц, расходящихся радиально от площади Оперы. Мы останавливаемся у гостиницы «Националь».

Из кабаре «Попугай», расположенного рядом с гостиницей, выходит несколько молодых, темноглазых и темноволосых женщин, одетых с нарочитой элегантностью. Они очень красивы. Особенно нравятся мне их движения. Быстро перебирая ножками в туфельках на высоких каблучках, с полной очарования грацией несут они свои короткие широкие юбки, сшитые согласно последней моде.

Нашу машину окружает более десятка мужчин в разноцветных вышитых свободных одеждах. На головах у них фески или тюрбаны. Это обслуживающий персонал гостиницы.

Гигант с темным лицом и огромными черными глазами хватает мои чемоданы и тащит их к лифту. Тем временем мы направляемся к администратору, чтобы снять для меня комнату.

Какое счастье! Через несколько минут я смогу лечь и отдохнуть.


Разбудил меня неприятный запах растапливаемого жира и какой-то полный отчаяния звук — не то стон, не то всхлипывание. В ужасе вскакиваю с кровати, распахиваю жалюзи и вижу на улице двухколесную тележку с запряженным в нее грязным ослом.

Бедный осел, навьюченный тюком с зеленью, который был больше его самого, вероятно, требовал завтрака. Как только старик-погонщик бросил на землю пучок травы, ослик немедленно успокоился.

С этого дня и вплоть до отъезда осел был моим живым будильником. Я так привыкла к нему, что, если и просыпалась раньше, лежа ожидала его протяжного крика.

С интересом осматриваю улицу. Широкая мостовая, дома современной архитектуры. Много прохожих с темными лицами в разноцветных, иногда полосатых галабиях[1].

Вот посреди улицы едет на велосипеде парнишка, одетый в такую галабию. Одной рукой он поддерживает на голове плоскую корзину с булками, огромную, как мельничный жернов. С изумительной ловкостью он лавирует между мчащимися автомобилями.

Напротив гостиницы расположена большая строительная площадка. Десятиэтажная махина современного административного здания возведена почти под крышу. На содержащейся в образцовом порядке площадке снуют рабочие. Человек двадцать, образовав длинную цепочку, передают из рук в руки корзины с песком и мешки с цементом. Работа идет быстро и ритмично. Рабочие, стоящие на лесах, зубами поддерживают полы своих галабий. У остальных они завязаны на животах в толстые узлы.

Чуть ли не каждое утро наблюдала я за их работой и восхищалась. Через несколько дней я узнала, что египетский строительный рабочий добивается высокой производительности труда, несмотря на чрезвычайно примитивную организацию работ.


Хотя в Каире строится очень много домов, жилищный вопрос там стоит остро.

В любой египетской газете, издаваемой на английском или французском языке, ежедневно можно найти несколько десятков объявлений о сдаваемых в наем квартирах. Однако во всех этих объявлениях речь идет исключительно о роскошных квартирах или виллах, плата за которые составляет не менее половины среднего заработка высокооплачиваемого чиновника и даже журналиста. Разумеется, в большей части пустующих ныне квартир жили до последнего времени англичане и французы.

Следует еще добавить, что богатые жилые районы типа Гелиополя или Аль-Замалика составляют лишь небольшую часть города. На три четверти Каир состоит из древних, узких и тесных улочек, застроенных дряхлыми, разваливающимися домишками из кирпича-сырца.

Но есть и кое-что похуже. В первый же день я отправилась в гостиницу «Континенталь», чтобы встретиться с группой живущих там польских художников. И вот из окна их роскошного номера, расположенного на шестом этаже, я увидела напротив, на плоской крыше пятиэтажного современного дома, несколько хижин, сооруженных из серой глины. Тут же развевалось сохнущее на веревках белье, бегали ребятишки и даже блеяла коза. Легко себе представить, что при тридцатипятиградусной жаре, которая держится здесь восемь месяцев в году, обитатели этих хижин чувствуют себя, вероятно, как рыба на раскаленной сковороде.


Польские художники, с которыми я познакомилась в Каире, приглашены сюда Министерством просвещения. Их опекает низкорослый полный пожилой господин в очках с роговой оправой, профессор Академии изящных искусств Абд ас-Салям аш-Шериф. Нас представили друг другу в холле гостиницы «Континенталь». Это симпатичный и непосредственный человек. Он прекрасно владеет французским и английским, и я сразу же начинаю расспрашивать его о множестве вещей. Он обещает помочь мне во всем и даже спасти мой магнитофон.

Вместе с Али Бабой, как окрестил профессора Абд ас-Салям аш-Шерифа один из наших художников, мы отправляемся на министерских машинах осматривать город.

Загрузка...