Ветер стих к вечеру третьего дня. Ирина выдохнула с облегчением, а ротмистр сообщил, что они одолели большую часть пути до Чернигова.
— Утром подойдем к берегу, остановимся, отдохнем, поедим горячего. Деревня там прям у реки, местные снабжают проходящих мимо продуктами, даже, если желают, ночевкой обеспечивают и баней. Эйвинд предлагает воспользоваться, если желаем. До Чернигова дальше пойдем на веслах, если с ветром не задастся.
Высадка на сушу в этот раз прошла цивилизованно: корабли подошли к небольшому пирсу, выстроившись в ряд. Обладающий низкой осадкой один драккар приткнулся бортом к деревянному неширокому мосту, а кнорр пристроился за ним. Северяне перебросили узкую доску, и Ирина, поддерживаемая ротмистром, смогла сойти по ней на берег. Дине пришлось сложнее (боялась и слабая была), но тоже одолела переход.
Оказавшись на земле, няня чуть не плакала от счастья.
— Ой, Аринушка, думала, помру я на этой лодье! Дайте хоть немного на тверди побыть, сил от земли-матушки набраться… — служанка водила руками по траве, стоя на коленях, и шептала молитву.
Норды снова посмеивались над теткой Миколы, а он кривил губы — стыдился. Ирина строго оглядела мужчин и показала кулак парню. Ишь ты, морские волки!
К приставшим кораблям спешили люди, зазывая к себе на постой и предлагая принесенные в корзинах, кувшинах, свертках пироги, сало, яйца, свежие овощи. Капитан переговорил с приветливо улыбавшимся ему как знакомому высоким молодым мужиком и тот, прикрикнув на односельчан, повел капитана к стоящему в десятке метров от мостка строению под соломенной крышей. Остальные двинулись за ними.
«Ресторан тутошний? Ну, поглядим. Хотя, сперва бы в уголок задумчивости не мешало заглянуть. И обмыться да штаны сменить, а то как-то некомфортненько мне» — размышляла Валиева, наблюдая за суетой молодок, стреляющих глазками на бравых нордов, расспрашивающих прибывших мужиков и крутящихся у драккаров подростков.
Капитан сказал что-то предводителю местного дворянства и указал на Ирину с Диной, сумевшей-таки оторваться от земли и бредущей рядом с воспитанницей.
— Да мы, это, с превеликим удовольствием, барин! Ты, милка, подь с моей жинкой, она и воды даст, и постираться поможет. Аглая, сопроводи гостий до дома, пока мы тута побалакаем! — Обратился к Ирине вождь селян, и из толпы вышла рослая молодка в крестьянском наряде, похожая чем-то на Врею: такая же видная, светловолосая, с уложенной вокруг головы толстой косой.
Дина вмиг выпрямилась, окинула подошедшую строгим взглядом и выступила вперед, взяв на себя инициативу в разговоре.
— Здоровы будьте, люди добрые! Госпоже моей надо бы помыться, уж который день с лодьи не сходили. Помочь можешь?
— Отчего ж не помочь, пошли со мной, дом и банька вон, на краю самом. Там все и сделаем. — Доброжелательно ответила Аглая и повела незнакомок за собой, никак не показывая, что худая дева в мужицких портах вряд ли выглядит барыней.
Ирине, если честно, было наплевать на чужое мнение о себе. Облегчиться, помыться и поесть — все, о чем она могла сейчас думать.
***
«Мечты сбываются, даже без Газпрома» — констатировала иномирянка, сидя за одним из столов в здании деревенского общепита в компании спутников — чистая, сытая и спокойная. Мужчины вели свои важные разговоры, воины флиртовали с сельскими красотками, несколько парней носили туда-сюда корзины с провизией.
Ирину приятно поразил дом Аглаи, в котором им с Диной удалось не только помыться и постираться, но и разжиться информацией о капитане.
— Эйвинда на Десне все знают, барыня, он честный и верный чужеземец. Уж который год к нам и товар, и гостей возит, платит хорошо, а мы его едой обеспечиваем да отдыхом. И воины у него, не чета другим, ни единой девки не попортили! Это они только потискают оторв некоторых, но больше— ни-ни, капитан таких не держит.
— А далеко ли до Чернигова от вас? — спросила Ирина, осматривая огород, курятник, цветы у плетня. Не бедствуют, и порядок есть.
— Да по воде-то дня три-четыре, иной раз — меньше. Норды-то сильны, как начнут веслами махать или паруса ставить — долетите! И не заметите, как в город прийдете. С Эйвиндом обычно так, он ветер звать умеет. — Заметив удивление на лицах гостий, Аглая рассмеялась. — Чует он погоду загодя, уж не ведаю, как! И даже при малом ветре быстрее него никто не ходит по Десне. Можа, имя у него такое? Вроде «ветер счастья» или как-то так…Жаль, не хочет у нас остаться, уж сколь раз предлагали, все к себе в холодный край бежит. А не женат ведь..
— Да ну? — подала голос Дина. — Немощной, что ль, по мужской части?
— Тьфу на тебя, баба дурна! — хозяйка разозлилась. — Знать, не встретил пока ту, что по сердцу. Сам говорил мужику мому, что госпожу в дом у них принято по душе брать, иначе боги разгневаются, отчего и дети болеть будут. И только уж ежели до 40 годов не найдут, тогда слушают старейшин ихних. Вот те на кого укажут, на той и женятся. А Эйвинду-то и 30 нет.
Ирина ничего не знала об обычаях и обрядах викингов, кроме погребальных костров и многобожия. Так что судить о сказанном не могла, поэтому скромно промолчала. Зато спросила про картошку.
— Ой, барыня, напрасная трата сил, этот картопель, тьфу! Привез Эйвинд нам как-то семена его, так я возилась с теми кустами все лето, а получила пшик, даже вспоминать не хочу! Пошли, уж небось, готово у Фирсы горячее, похлебаете шти, она мастерица их стряпать.
И была права: даже без картошки, капустный суп на курином бульоне порадовал желудок и душу. Да и тушеная свекла вдобавок к отварной курице зашла «на ура».
Отплывали после полудня, груженые провизией, чем-то из деревенского — на продажу, отдохнувшие и довольные приемом. Норды сели на весла, и путь продолжился.
***
Второго «пришествия» попутного ветра не случилось, хотя парус на мачте не опускался, изредка помогая малыми силами мускулистым и неутомимым северянам. Ирина поражалась мужикам, которые не «сушили» весла часами, толкая корабли против быстрого течения Десны к цели, которой путешественники достигли на третий день от стоянки в прибрежной деревне.
Ирина в эти дни, помимо привычного осмотра местности и восхищения работой на веслах нордов, вспоминала все, что когда-то в молодости, рассказывала ей о родном городе коллега по школе, где отрабатывала «музычка» Черникова (тогда) положенные после распределения три года.
***
Валентина Тимченко преподавала в школе историю, и её активно не любили ученики и коллеги. Первые — потому что в принципе не нравился предмет, требующий запоминания скучных дат и не приносящий, по мнению родителей, практической пользы в будущем, в отличие от «серьезных» математики и русского. На что и детей нацеливали по вечерам за обеденным столом.
Вторые — потому что имела одинокая некрасивая рыжая приезжая в очках, худая и сутулая, мечту несусветную: учиться в единственном на всю страну и втором в мире по уникальности, после Школы Хартий в Сорбонне (это еще вопрос, который из них второй, если зрить в корень), Московском Государственном Историко-Архивном институте, куда ежегодно набирались от силы полторы сотни студентов на три факультета, и проходной балл (по советским меркам) не опускался ниже 23 (включая конкурс аттестатов), а порой и превышал его!
И эта моль бледная, тихоня и вековуха, с областным техникумом начальных классов за плечами, взятая по какому-то недоразумению в их школу учителем истории, бекающая и мекающая на уроках, когда детишки разве что на головах не стояли, замахнулась на такую высоту! Это же, это же просто скандал!
Ирина Михайловна тоже была парией среди предметников («Вашепение- пустая трата учебного времени» — выговаривал ей периодически на педсоветах фаворит директора, красавчик — физик, единственный мужчина в дамском коллективе и любимец старшеклассниц). Но то ли женсовету хватало отрыва на Валентине, то ли молодая симпатичная замужняя Ирочка хорошо выступала на юбилеях, посиделках и прочее коллег и детских утренниках (с баяном, разумеется), в целом отношение к «музычке» было сносным.
А вот «историчке» Тимченко «прилетало» и справа, и слева. Она как-то пришла в кабинет к Ирине и долго плакала, потом поделилась планами на жизнь и воспоминаниями о родном Чернигове. Ирина запомнила кое-что из рассказа, и сейчас эти сведения всплывали у неё в голове.
***
Чернигов — один из древнейших городов Восточной Европы и славянского мира, с более чем 1300летней историей одно время бывший столицей самого крупного по территории древнерусского княжества, занимающим 400 тыс. кв. км или площадь современной Великобритании.
Границы Черниговского княжества охватывали земли от Днепра на западе до Москвы на востоке, от Южной Белоруссии до Тамани с Тмутараканским княжеством на Черном море. Черниговщина-Северщина была одной из самых населенных территорий среди двенадцати древнерусских княжеств. Здесь располагалось более пятисот городов и поселков, непреступных замков Средневековой Руси, где проживало почти полмиллиона человек.
Черниговщина с южной и восточной стороны соседствовала с Диким Полем, где кочевали многочисленные степные народы (печенеги, половцы, тюрки). Постоянная опасность со стороны столь агрессивных и беспокойных соседей воспитала в черниговцах воинственный дух. Они знали, как надо биться с дикими племенами, поэтому многие древнерусские князья прибегали к помощи черниговцев-северян по захвату новых земель, при этом наемным черниговцам доставались немалые богатства. Так расплачивались с наемниками чужие князья.
Черниговская православная епархия приняла христианство в 992 году, спустя четыре года после крещения Киева, и была самой многочисленной по прихожанам, а количеством христианских храмов и монастырей она не уступала Киевской епархии, где находился Патриарх Всея Руси.
Первым летописно известным Черниговским князем был сын Владимира «Крестителя» Мстислав Владимирович Тмутараканский по прозвищу «Удалой». Родился он где-то в 983 году, отцом его был Великий князь Киевский «Красное солнышко», святой Владимир I «Креститель», а противником — брат Ярослав Мудрый. При чем, противился-то последний, а Мстислав просто предоставил великое княжение Ярославу, а сам ограничился восточной частью тогдашней Руси (от Днепра). Умер при неясных обстоятельствах в 1036 г., а по другим источникам— в 1034 г. По словам летописи, Мстислав никогда не был побеждаем, был милостив к народу, любил дружину и отличался религиозностью.
В год 1024 Мстислав закладывает Спасо-Преображенский собор как кафедральный столицы Левобережной Руси — Чернигова. Древнее него только Константинопольская София: Киевская моложе Черниговского Спаса на 12 лет, а Новгородская — на два десятилетия.
В 1069 году в Болдиных горах великий черниговец, уроженец Любеча, первый русский монах, отец русского монашества, основатель Киево-Печерской лавры, Антоний Печерский (в миру Антипа) закладывает Черниговские Антониевые пещеры, имеющие протяженность более четырехсот метров под землей, на глубине до 12 метров, где круглый год постоянная температура 10–12 градусов С и почти 100 % влажность воздуха,
В 1060 произошло чудесное явление на одной из елей Елецкой горы иконы Божьей Матери, позже получившей имя «Неувядаемый цвет» Елецкой, выставленной в соборе Успенского монастыря г. Чернигова и являющейся великим достоянием и святыней всей мировой православной христианской церкви
Около двадцати лет в Чернигове правил великий князь Владимир Мономах, сын Всеволода, внук Ярослава Мудрого, пока его не призвали к себе киевляне в 1113 году. Владимир Мономах был инициатором первого съезда русских шести князей в городе Любече в 1097 году. Здесь было принято, что междоусобицам наступил конец, каждый держит вотчину свою, все присягнули сообща идти против поганых половцев. Похоронен был Мономах в Чернигове, в Спасском соборе.
Проявили себя жители Чернигова и среди сподвижников Богдана Хмельницкого, например первый Черниговский полковник Мартын Небаба со своим Черниговским полком лихих казаков.
В 1696 году именно черниговский казачий полк под командованием наказного гетмана Якова Лизогуба ворвался в турецкую крепость Азов. Петр Первый от восторга перед героизмом черниговцев наградил их всех и особо гетмана.
В 1700 г. в Чернигове был построен Коллегиум, где наукам обучались дети богатых горожан. Готовили их к государственной службе. Подобный Царскосельский лицей под Петербургом будет открыт гораздо позже (1811 г.).
При императрице Елизавете Петровне граф Потемкин неоднократно посещал Черниговщину. Именно там, в селе Лемеши Козелецкого района, что в 57 км от Чернигова, в местной церкви он услышал пение прекрасного юноши Алексея Розума, сына казака Григория Розума и Разумихи, который днем пас коз, а вечером подрабатывал на клиросе. Юноша немедленно был доставлен в Петербург пред ясны очи императрицы. Так началась молниеносная карьера до фельдмаршальского жезла фаворита Елизаветы Петровны черниговца, графа Алексея Григорьевича Разумовского и его брата Кирилла, который будет Президентом Петербургской Академии наук, покровителем Ломоносова, последним гетманом Левобережной Украины.
Черниговцы были активными участниками Декабрьского восстания 1825 г., но не на севере, а на юге империи. Восстание Черниговского полка, организованное подполковником Сергеем Ивановичем Муравьёвым-Апостолом и Михаилом Павловичем Бестужевым-Рюминым, началось 29 декабря 1825 г. в селе Трилесы. Судьба участников была, как известно, печальна…
Гордятся горожане и тем, что есть у них Троицкий Ильинский мужской монастырь: в правом нефе Троицкого собора выставлена рака Черниговского архиепископа, святого чудотворца Феодосия Углицкого и Черниговского, небесного покровителя Чернигова. Около его святых останков многие тысячи больных людей были исцелены и тому есть масса свидетельских показаний….
***
Вместе с историей города вспомнилась и судьба коллеги.
В вящему удивлению коллектива, однажды Тимченко из летнего отпуска в школу не вернулась, а на педсовете директор, кривя губы, заявила, что умудрилась-таки моль поступить, да не просто, а на дневное! Еще и стипендию получила и потому уволилась, а ей теперь срочно историка искать накануне учебного года. А это тот еще гемор, поскольку тащила Валя нагрузку дай-боже: 36 часов в 5-ти параллелях…
Ирина искренне, в отличие от онемевших от возмущения (и зависти?) коллег порадовалась за сильную и смелую женщину, пожелала ей в душе успехов и терпения, поскольку понимала, как тяжело придется почти 30-летней женщине в окружении юных школяров..
Долгие годы после Валентина регулярно присылала Ирине открытки с разными поздравлениями, как было принято тогда: с новым годом, 8 марта, днем рождения. Приписала как-то новость, что закончила институт, вышла замуж в Магадане и ждет ребенка. Ира ответила поздравлением и пожелала счастья.
А потом связь прекратилась. Ира, замотанная семьей и хозяйством, как-то не обратила на это внимания. Да и телефон все больше входил в жизнь россиян, какая уж бумажная почта… Но однажды достала из почтового ящика конверт со знакомым крупным красивым почерком, прочитала длинное сухое по изложению, но тяжёлое по содержанию письмо от бывшей коллеги, и расстроилась до слез.
Валентина поведала, что живет снова в Чернигове (вУкраине), в старом доме родителей, откуда ее постепенно в богадельню выживает семейный брат, потому что дома ей одной явно много, а ходить за инвалидом будут лучше специалисты. Оказалось, что Валя слепнет из-за диабета, мужа и сына она схоронила одного за другим, что и спровоцировало болезнь, потом и родители ушли также..
Ирина ответила как смогла бодро, просила держаться. Глупость, конечно…Больше писем не приходило, а когда она попросила сына поискать-ну хоть как-то, — женщину, ответом самостийных соседей стало «Адресат вибув, не проживає». Нєма, короче…
***
Чернигов был расположен на возвышенности, как и большая часть древних городов вместе с оставшейся позади Куявой. Также блестели в закатном солнце купола церквей, очень похожих на привычные попаданке православные, внушала уважение крепостная стена, оглушал торг прямо у пристани и толпы суетящихся жителей.
Эйвинд Густафссон, встав на якорь, остался с командой заниматься делами на берегу, а ротмистр Костюшко, со своей, по рекомендации северян отправился в гостиницу недалеко от пристани, дабы отдохнуть перед следующим отрезком пути.
Микола предпочел общество викингов, несмотря на негодование тетки. Но парень отбрехался, что позже найдет их сам. Воины пообещали взволнованной Дине проследить за мальцом.
Ирина в разборки не полезла, потому как после фееричного ночного выступления не желала привлекать к себе дополнительное внимание опекуна.
А дело было вот в чем.