— Ну, вот мы и дома! — радостно загалдели северяне, когда показалась родная пристань около небольшого, но оживленного городка, вернее, большой деревни.
— О, смотрите, это же Хельмут Старый и его ребята! — воскликнул самый молодой и глазастый Йенс Рассмуссен.
— Подойдем ближе, спросим — спокойно ответил Эйвинд и переглянулся с Торвальдссоном. — Орм, на тебе очистка трюма и отвод в доки. Я отведу принца и Эйрин к Гудрун и вернусь. Эйрик, расчет вечером.
Чувствуя себя немного неуверенно, попаданка с иноземцами пошла за быстро уходящим в сторону и вглубь побережья Густафссоном. Арабы молчали, девушка тоже.
Минут через пятнадцать они подошли к кромке леса, вдоль которой выстроились пяток деревянных приземистых домиков с толстыми соломенными крышами, на двух из которых разместились огромные гнезда аистов. Домики имели по два-четыре окна с округлыми стеклами, территорией между ними, делимой плетнями, и дымоходами, над которыми курился дымок. Никто не вышел им навстречу, но Валиева ощущала чужие взгляды.
Вдруг дверь крайнего дома распахнулась и из неё вышла высокая худая старая женщина в домотканной юбке, блузе с вышивкой и полотенцем в руках.
— Гудрун, старая треска, мы вернулись — ласково обратился к женщине Эйвинд и шагнул навстречу.
— Мальчишка, ты чего так задержался, я уже неделю жду, головастик бесстыжий! — низким голосом ответила женщина и протянула капитану обе руки. — Баню топлю каждый день, ты должен мне дров заготовить на зиму!
«Вельва…Это как ведьма или знахарка, да?»- думала Ирина, наблюдая как общаются знакомые.
— С тобой гости издалека, вижу. Проходите в дом, сначала баня, потом еда и разговоры, — окинув строгим взглядом пришедших, Гудрун первой вошла в открытую дверь.
— Пойдемте, Гудрун с виду суровая, но она мудрая и добрая, — с улыбкой напутствовал капитан и гости по очереди зашли в жилище.
«Похоже на дом Вреи — отметила обстановку и порядок пришелица, когда оказалась внутри: длинный стол, лавки, печь (только меньше размером, без полатей, но с плитой), пристолье с деревянным тазом и бочкой под ним (руки мыть?), у печи — рабочее место, полка с посудой, бревенчатая перегородка, за ней видна еще комната. Сени, что они миновали, уходили вглубь и оттуда доносилось квохтанье кур — хозяйственный двор. Больше Валиева не успела рассмотреть, потому что Гудрун начала командовать.
— Так, мужики, в баню! Там уже все готово. Одежу оставите, потом постираю. Ветерок, иди уже, как не хозяин. — Она вытолкала присмиревших мужчин и Ярика за дверь, а сама повернулась к Ирине и сказала:
— Здравствуй, иноземка. Садись, выпей горячий взвар на травах, мы с тобой позже помыться сходим. Пока вымой руки и помоги собрать на стол.
Валиева подчинилась. Пока мужики мылись, женщины собрали на стол запечённого гуся с яблоками, перловую кашу с морковью, луком, брюквой, жаренными на гусином жире, густой, как желе, овсяный кисель, тушеную в сметане с луком свеклу, кровяные колбаски, ягодный морс, пиво, медовуху. Хлеб свежий, с запахом тмина, молоденькие огурцы, зеленый лук, укроп. От вида блюд Ирина растерялась: кроме гуся, перловки и огурцов ей не глянулось ничего, разве что ароматный и мягкий хлеб.
Гудрун заметила выражение лица гостьи:
— Что, не по нраву? Где же ты раньше жила, иноземка? Тебя там соловьиными языками кормили, что ль? — поддела старуха (хотя, примерно моего прошлого возраста, отметила попаданка).
«Ну вот, еще одна по мою душу столбовая дворянка…И что им от меня надо-то?» — начала заводиться Ирина, но сдержалась, прикинулась дурочкой и распахнув глаза, уставилась на хозяйку.
— А вы их пробовали? И сколько же птиц надо поймать, чтобы накормить их языками кого-то? Они же маленькие и поют красиво…
— Ишь, вывернулась! — пробурчала вельва. — Так откуда будешь, дева?
«Опять двадцать пять! Пожрать бы да помыться…»
— Оттуда, где гостя прежде в баню ведут, потом кормят, спать укладывают, и только отдохнувшего с дальней дороги душой и телом пытать расспросами начинают. У вас не так? — теперь уже она поддела старуху.
Гудрун залилась каркающим смехом, вытерла слезы и сказала, прям как Любава:
— Молодец, не сробела передо мной. Ты права, будет еще время для разговора, нам с тобой не один год рядом жить.
Ира оторопела.
— Почему? Ну, раз Ветерок тебя сюда привел, значит, люба ты ему или приятна для начала. Да и Эйрик невесть кого в род не взял бы. Не мельтеши думками, руны я бросала, они и сказали, что вернуться парни до штормов, с чужестранцами, с одними снова уйдут, с одним мне оставаться как с родней новой. Вот оно и выходит, что про тебя, а те чернявые уйдут. Ладно, вертаются. Тебе тоже обмыться надо, ходи за мной.
«Все страньше и страньше… Вот и не верь в экстрасенсов, Ирина Михайловна…»
***
Позже за столом девушка очень жалела Аладдина, с опаской выбиравшего блюда. Гудрун, слава богу, больше не язвила, вполголоса разговаривала с Эйвиндом, не обращая внимания на гостей, поэтому Эйрин наложила принцу «кошерные» кушанья, коротко рассказала, из чего, и поела сама. На вкус — съедобно, просто необычно. Хлеб был выше всяческих похвал, а если бы его еще со сливочным маслом да со сладким чаем, мммм…Язык бы проглотила.
Насытившихся путников Гудрун распределила по разным комнатам, коих оказалось несколько, и все-в разных местах. Пустынники отправились в дальнюю постройку во дворе, Ирина — в левое от двери помещение, а припозднившийся Эйрик и вернувшийся Эйвинд — во вторую от кухни комнату. В первой за занавеской спала Гудрун.
Лежа в отдельной светелке, на ровном полутвердом матрасе, на такой же подушке, накрытой чистым холстом, под похожим на плед одеялом, не испытывая качки, не слыша храпа парней и кваканья лягушек, в одной длинной рубахе на голое тело, с промытыми распущенными волосами, иномирянка смогла только привычно подумать «Хорошо-то как, Машенька! — Да я не Ма…», как ее подхватил на руки Морфей-усыпальник.
В это время в дальней комнате на заднем дворе
— Господин, вы как? — тревожился Ярик. — Странная еда, спасибо госпоже, выбрала правильно.
— Господин, что дальше? — подал голос один из телохранителей.
Аладдин Али-Абу ибн-Рашид лежал на относительно нормальной постели за последние три месяца и не желал ни отвечать, ни думать. Он смертельно устал! И уже сожалел, что так необдуманно попался на уловку четвертого брата и потащился на край света. Зачем? Но принц молчал, обрывая недостойные сына халифа мысли даже внутри себя.
— Исмаил, Ярик, давайте спать. Мы почти у цели. Как говорит Эйрин, утро вечера мудреннее.
Слуги вздохнули и выполнили приказ господина. Тихо здесь, спокойно. И правда, надо отдохнуть, когда еще им такое удастся…
В тоже время в комнате за кухней в доме Гудрун-вельвы
— Эйвинд, отплывать надо через день, край… Хельмут рассказал, что конунг сначала созывал всех по поводу предложения Фризии и Бриттании отправиться с ними в Теплый и Южный океан искать дорогу в Страну слонов и рубинов, Синдху, или Джунго, страну фарфора и шелка, по морю, минуя степняков и халифат, в пику Генуэзии. Они предоставят корабли быстроходные, Нордия — рисковых моряков. Сыновья Локи! Боятся сами-то!
Эйрик устало откинулся к стене.
— Потом ригстаг поднял вопрос о наследнике, пригрозив Хакону голосовать, если он не назовет имя хотя бы претендента. Дальше-больше: сухопутные короли выразили надежду на брак одного из сыновей конунга с их принцессами, неважно кого с кем. Ригстаг заволновался, ярлы никак не договорятся, какому предложению отдать предпочтение. Торвуда-то вернули в столицу, представляешь?! Вроде исправился…Ага — протянул недоверчиво Эйрик. — Ну чего молчишь, Ветерок?
Эйвинд лежал на узкой кровати и дремал. Говорить не хотелось, хотя грудь ныла от тревожного предчувствия, что этот визит в Стокхольму не принесет ему ничего хорошего.
— Да, еще слышал, в Гдыне неделю гуляет Ланг Ульманссон, вроде как привез он принца издалека и тот его щедро наградил. И Норман хвастал недавно в столице, что обошел тебя и взял все заказы у русов, потому что он — лучший, а ты потерял хватку и вообще потонул в поляцких болотах, потому что удача отвернулась от тебя. Я так зол! — взревел рыжий воин. — Гудрун, что там твои руны сказали? — обратился он зычно к темноте.
— Что ты ревёшь, тюлень? Дочь свою разбудишь! — проворчала из кухни вельва, завозилась и прошлепала в спальню мужчин. — Много чего руны сказали, да не все могу открыть, знаешь же.
Высокая худая женщина присела на край постели капитана и, поглаживая его руку, проговорила:
— Ветерок, ты должен поехать к отцу, нет, к конунгу. Какой он отец? — вздохнула Гудрун. — Этот чужеземец ведь к нему направлялся? Зря он такой путь проделал, не в наших морях его судьба, в песчаных… Но с тобой он связан, и нельзя тебе его бросать, помни! Будь осторожен там, следи за всеми, не иди на поводу у тех, кто будет тебя подначивать. Терпи! Иначе вильнет судьба не в ту сторону, трудно будет вернуться. Запомнил? Хорошо. Рыжий, ты от него не отходи, как всегда делал, держи ухо востро. Девушку вашу здесь оставьте, нечего ей во дворце делать, за нас переживать не нужно, поняли?
Гудрун поднялась, и уже стоя у перегородки, как бы нехотя, добавила:
— Парня этого…тоже берегите…Если что — везите сюда, помогу…И, Ветерок…Никому ничего не обещай! Ни врагу, ни другу, и уж совсем — конунгу. Молчи, пусть думаю сами, что ты решил. Из твоих уст не должно вылететь ни слова. Эйрик! — погрозила пальцем старшему и ушла.
Эйрик сжал кулак.
— Вот всегда она так: напустит туману, а толком и не скажет ничего!
Эйвинд улыбнулся одними губами, отвернулся к стене. Эйрик покряхтел и тоже угомонился. В доме наступила тишина.
Гудрун молилась молча о своих мальчиках, залетном незнакомце, упустившем шанс конунге и просила Одина для них испытаний по плечу, не больше.