Влекомая Любавой, Ирина попала в большую светлую баню, с предбанником и отдельной мыльней, где царил духмяный запах трав, березовых веников и кваса.
— Мать, я еще не нагнал жару, чего вы? — выскочил навстречу паренек: долговязый, нескладный, но с задатками на рост и массу.
— Осе, гостью вот надо бы до мужиков помыть, вишь, волос долгий, сушить замучаешься. Это Эйрин, дочь Эйрика, а это пасынок мой, Осе Хансен, — сказала Любава, взлохматив вихры подростка выше себя.
— Дядька Эйрик женился? — удивился Осе. — Не похожа она на рыжего…
— Приемная, с ними пришла. Ты ступай, принеси нам все, что надобно, да чистые порты с рубахой, что тебе малы стали, а мне пусть Ласка соберет. И гребень не забудьте крупный, иным не разберем. Ходко давай!
Ирина осмотрела строение.
— Любава, а баня-то у вас …
— Не курная? Это я заказала, раз по молодости чуть не угорела в обычной-то, боюсь теперь. А в прошлом годе был у нас постоялец из русов, так предложил печь переложить по — новому, как у них стали делать недавно. Вот и вложилась я, и не прогадала! И места больше, и чисто, и посидеть есть где опосля пара-то. Мужикам нравится, а мне и подавно. Проходи, посидим, пока Ося принесет смену, помою тебя. С устатку-то оно хорошо, а уж после болезни да переживаний и вовсе надоть.
Ирине уже не терпелось скинуть надоевший наряд, распустить волосы и расслабиться в жаркой парилке, очень похожей на ту, что была у неё в Двориках: обитые сосновой плашкой стены, заплетенная в железную сетку груда раскаленных камней, полки с ткаными ковриками, ушат с ковшиком…Лепота, не передать! И пусть весь мир отдохнет!
***
Любава, действительно, до скрипа отмыла впавшую в прострацию гостью, предварительно оходив её вениками — несильно, но качественно, три раза сменила воду, промывая косы, потом под руки вывела в предбанник и дала выпить чудесного квасу с нотками меда.
— Ну, как заново родилась, да? — горделиво оглядывая помещение и осоловевшую девушку, констатировала хозяйка бани. — Ласка уж место тебе приготовила, с ней поживешь: отдельной — то не получиться, много парней, да еще постоялец с охраной заняли светелку. Ох, чего с ним делать, не знаю… — вздохнула молодка.
Ты не спи тута, давай, одевайся в пасынковы вещички, твое-то завтра Лушка простирнет, да пойдем, только платом голову прикрой, не охватило бы с пару-то. Осе, сынок, подь, проветри да зови парней мыться! — Зычно крикнула Любава в дверь. — Мне — то на кухню надо, а ты приляг у Ласки. К ужину позову.
Ирина, как китайский болванчик, кивала, машинально одеваясь в подаваемые вещи (влезла, как в родные), обула плетеные лапти, зевнула и поплелась за хозяйкой. Не смотря по сторонам, шагала, пока не уткнулась в чью-то грудь перед собой.
— Простите, я не хотела..- начала извиняться Валиева, поднимая глаза на преграду и обомлела. Перед ней стоял молодой человек в белой кандоре и черно-белой куфие, за ним — пара охранников в черном с закрытыми лицами.
— Эльмаа́зира — машинально пробормотала девушка и сделала шаг назад. — Салям алейкум, — добавила всё также на автомате.
— Алейкум эс-салям, — невозможно приятным бархатным голосом ответил араб (?). — Гэ́ль татакэлля́м? (типа ду ю спик инглиш)
— Нет, нет, я не понимаю, просто поздоровалась! — замахала Ирина руками, смутившись и испугавшись некстати проявленной эрудиции. — Мне надо идти.
Мигом протрезвев, попаданка, теряя тапки в прямом смысле, рванула в дом под негромкий, но отчетливый смех восточных красавцев. На кухне ее поймала Любава.
— Ты чего, Эйрин?
— Я там, на араба налетела… — выпалила она и прикусила язык. Араба, здесь?
— Аааа, на степняка? И убежала? — расхохоталась Любава. — Не везет парню — и девы от его бегают. Ладно, иди, Ласка тебя проводит.
***
Проговорившаяся попаданка ругала себя почем зря, пока шла за Лаской в комнату, где, оставшись одна, поклялась молчать как рыба. И ведь знала-то пару фраз по-арабски благодаря все тому же соседу-алику Сереге, который, периодически выходя из запоя, занимал себя то чтением серьезных научных трактатов, то изучением иностранных языков, то изобретательством…И всеми своими достижениями он хвастался перед Ириной. Вот и нахваталась она от него «привет-пока-сколько стоит?» на всех европейских языках, на арабском, турецком и японском.
«И как вырвалось-то? Точно в парилке мозги расплавила. Ладно, проехали. Интересно, что здесь делает араб — или степняк? Любава не видит разницы? Да что за фигня лезет в голову? Если важно, все равно узнаю. Лучше полежать» — постановила Эйрин и выполнила собственное решение.
***
Ужин ей принесла Ласка, сказав, что мужики в зале после бани напились, что-то бурно обсуждают, шумят… Короче, хозяйка велела сидеть в комнате.
— А что случилось-то? — отдавая должное пшенке со свининой и чаю из иван-чая, спросила Ира юную повариху.
— Не знаю, барыня, врать не буду, но что-то про нечестность некоторых нордов…Главный, Эйвинд, расстроенный какой-то, а отец ваш орал, ругался, грозился кому-то оторвать…Ой! Не могу! — девчушка прыснула и покраснела. — Не пытайте, госпожа, сами потом спросите.
— Ладно, а об этом парне в белом, рассказать можешь? — перевела разговор попаданка, отодвинув волнение на задний план.
— ООО, про этого… — закатила глаза соседка. — Тоже мало что. Не положено нам про постояльцев сплетничать. Скажу только, что живет он тут шестой день, с ним трое охранников и мальчишка из наших, толмач, раб… Хозяйка с ним измучилась: нашу еду не ест, барашка ему купили специально, траву все на огороде как коза сожрал… Привез какие-то коричневые зерна, просил сварить, а потом ругался тихо, сквозь зубы — видно, не угодили. Так теперь по утрам сам на кухню приходит и что-то варит в маленьком таком ковшике. Запах необычный…
«Да неужто кофе?» — у Ирины аж слюна выделилась, а Ласка продолжала рассказывать:
— По вечерам берет охранников, идут к реке и на ковриках молятся на закат. Чудно так! Еще на дудочке играет, тосклииииво, но красиво. И когда съедет? От него приезжие шарахаются. Бродит как приведение, а у охраны лиц и вовсе не увидишь…
Ласка зевнула, хотела еще что-то сказать, но явно язык уже не ворочался.
— Ложись, я тоже лягу. Спасибо за ужин, вкусно! — разрешила дилемму девочки Ирина.
Соседка радостно скинула платье, нырнула в постель и тут же засопела. Ира хотела выйти, узнать, что там, но, по размышлении зрелом, осталась в комнате.
«Вроде сплю как сурок, а все тянет на подушку. И живот ноет… С чего бы? Ай, утро вечера мудренее. Спать, Эйрин Батьковна!»
PS. Уважаемые гости, не стесняйтесь ставить звездочки, добавлять в библиотеку и радовать автора комментариями)) Если нравится, конечно)