Секрет Юлиана Отступника

Глава 38

Проснувшись на следующее утро, Лэнг сел в постели и задумался над тем, что же он узнал минувшей ночью — если вообще узнал хоть что-нибудь. Надпись на стене почти уничтожена, но кем? Исторический ревизионизм и политкорректность не уступали возрастом, самое меньшее, Цезарю. Имя императора, надпись, где упоминался Юлиан, мог удалить кто угодно. Если Лэнг не сможет прочитать эти намеренно сбитые буквы, он так и не узнает ни что нашел там Скорцени (если тот и вправду что-то нашел), ни каким мог быть повод, из-за которого убили Дона и Герт, а теперь продолжают охотиться за ним среди этой пропитанной смертью древности.

Но как же прочитать?..

Вдохновение сходно с радиопередачей — оно приходит бесплатно, нужно лишь настроиться на нужную волну. Лэнг поспешно умылся и оделся, проверил, полностью ли заряжены оба телефона — его собственный сотовый и «блэкберри», полученный от Риверса, сунул их в карманы, пересчитал наличность, решил, что нужно прихватить побольше, и вышел из номера. Уже через несколько минут он бодро шагал к железнодорожной станции. Одной из многих особенностей Рима, нравившихся Лэнгу, было полное смешение времен. Всего в квартале от вокзала находились руины громадных терм Диоклетиана, императора, жившего в конце третьего столетия. Их в некотором роде можно считать древнеримским аналогом Большого бостонского автомобильного туннеля. С той основной разницей, что огромные общественные бани строились на протяжении едва ли не всей жизни императора. Балансирующее на грани между современностью и древностью построенное в семнадцатом веке здание римского археологического музея находится в одной из вершин треугольника, а две других занимают железнодорожный вокзал и термы.

Лэнг открыл стеклянные двери музея, оказался в небольшом вестибюле и подошел к кассе.

— Хранитель, — сказал он по-английски.

— Пять евро, — ответила сидевшая за стеклом женщина, указывая на напечатанный крупными буквами на пяти языках прейскурант, висевший у нее за спиной.

Лэнг покачал головой.

— Нет, нет. Мне нужно увидеть хранителя, а не попасть в музей.

— Если вы не хотеть смотреть музей, то зачем прийти? — презрительно осведомилась кассирша.

Лэнг в очередной раз получил подтверждение тому, насколько мощным может быть языковой барьер. По-итальянски он знал лишь несколько наиболее употребительных в быту фраз, таких, как «Слишком дорого», «Я хотел бы красного вина» и «Где здесь мужская комната?». От его знаний здесь было мало толку. Английский язык кассирши был лишь немногим лучше.

— Я могу чем-нибудь помочь вам, сэр?

Из-за спины Лэнга, словно джинн из бутылки, появился молодой человек в белой рубашке, прекрасно отглаженных брюках и при галстуке.

— Сможете, если только говорите по-английски, — чувствуя, как в нем возрождается надежда, ответил Лэнг.

— Конечно. Так что же вы хотите?

Лэнг улыбнулся.

— У вас прекрасный английский язык. Где вы его изучали?

Молодой человек тоже улыбнулся, сверкнув прекрасными белыми зубами.

— В сорок первой муниципальной школе в Бронксе. Я там живу. А здесь навещаю бабушку и дедушку, работаю в музее и пытаюсь усовершенствовать мой итальянский. — Он протянул руку. — Энрико Савелли.

Лэнг пожал его руку, вовремя спохватился, что уже собрался было произнести свое настоящее имя, и представился:

— Джоэл Коуч. Я хотел бы увидеть хранителя.

Савелли взглянул на него с некоторым удивлением.

— Он выехал в поле на несколько дней. А можно поинтересоваться, зачем он вам понадобился?

— Я пишу статью для газеты, — мгновенно нашелся Лэнг. — И у меня возник вопрос насчет применения в археологии методов криминалистики и тому подобных. Например, как удается читать стертые надписи на памятниках, выцветшие рукописи, ну, и прочее в этом же роде. Может быть, вы, как соотечественник, могли бы мне помочь встретиться…

Лэнг давно заметил, что американцы, у которых вряд ли нашлись бы точки соприкосновения в родной стране, оказавшись за границей, считали делом чести помочь своим согражданам. Прочитать меню, не поддающееся никакому пониманию? Нет проблем! Подсказать, где находится посольство? Если вы не возражаете, я прогуляюсь туда вместе с вами. У вас украли бумажник? Вот, держите, несколько евро, вам хватит, чтобы добраться до пункта «Америкен экспресс». Это был едва ли не самый положительный аспект распространенного синдрома «мы-против-них».

Савелли засунул руки в карманы.

— Жаль, что вы не созвонились или не написали заранее…

— Вообще-то, я здесь в отпуске, и мне случайно пришло в голову, что есть возможность узнать, как это делают в одном из ведущих мировых центров археологии. Что ж, нет так нет. — Лэнг повернулся, всем своим видом показывая, что сейчас безропотно уйдет.

— Знаете что, — сказал ему в спину Савелли. — Хранитель сейчас в Геркулануме, проверяет, как идут работы на новых приморских раскопках. Вы ведь знаете этот город?

— Погиб вместе с Помпеями при извержении Везувия в… в семьдесят девятом году нашей эры.

Савелли снова сверкнул белизной зубов. Несомненно, ему было приятно, что соотечественник оказался достаточно образованным, а не одним из тех американских туристов, которые считают, что в Италии внимания заслуживают только ресторан «Масличная роща» и магазины Армани.

— Я могу позвонить ему. Три часа на поезде до Неаполя, а там такси за пятьдесят евро доставит вас на раскопки. Придется, конечно, поторговаться. Спросите там доктора Росси.

Лэнг быстро прикинул в уме: чтобы добраться до любого римского аэропорта, потребуется, самое меньшее, час, и сколько еще нужно будет ждать следующего рейса на Неаполь… Как это часто случается в Европе, ехать на поезде, пожалуй, было удобнее, чем лететь самолетом.

Он сунул руку в карман и вытащил несколько купюр.

— За ваши хлопоты…

И сразу понял, что ошибся. Савелли нахмурился и мотнул головой.

— Я не швейцар вашего отеля, мистер Коуч.

Лэнг изобразил на лице изумление.

— Что вы, мистер Савелли, вы не так меня поняли. Конечно, это не вам. Это символический взнос в музей в возмещение вашего затраченного времени.

Как будто солнце вышло из-за грозовых туч.

— Grazie[50]. Подождите минутку, я выпишу вам квитанцию.

Лэнг вышел на улицу, размышляя над чуть ли не извечной загадкой: где проходит граница между любезностью и услугой, за которую ожидают вознаграждения? Как и большинство американцев, он частенько принимал первое за второе, но никогда не наоборот.

Но из затруднения с чаевыми он выкрутился вроде бы удачно. Куда больше его смутил молодой человек, который разговаривал по сотовому телефону и курил, прислонившись плечом к стене соседнего дома.

В этом не было ровно ничего неожиданного. Итальянцы владеют искусством бездельничать со вкусом, как, пожалуй, никто другой в мире. Они способны одинаково беззаботно прислоняться хоть к кирпичной, хоть к оштукатуренной, хоть к каменной стене и непринужденно стоять в самых немыслимых позах, после которых среднему американцу, желающему скопировать такое положение, обязательно потребовался бы хороший костоправ. Курение здесь тоже очень распространено; по всей видимости, страхи по поводу рака, заболеваний сердца и легких считаются недостойными мужчин. Чаще всего сигарета свешивается с нижней губы или, если нужно поговорить, курящий держит ее в руке и использует в качестве коротенькой указки для усиления жестикуляции, пристрастием к которой итальянцы знамениты на весь мир. Сотовые телефоны распространены даже больше, чем сигареты. Облик итальянца — но крайней мере, римлянина — будет неполон без прижатого к уху телефона и размахивающей руки, жестами которой он выражает свое согласие или несогласие с невидимым собеседником. Это практикуется и за рулем движущегося автомобиля или скутера и зачастую приводит к очень впечатляющим результатам.

Все это, конечно, так, однако от того, как парень отделился от стены и каким взглядом проводил Лэнга, попахивало чем-то этаким… И остановился он, изобразив особенно оживленную пантомиму, как раз в тот момент, когда Лэнг сунул кредитную карточку мистера Коуча в банкомат. Нет, решительно, этому парню следовало выбрать какое-то другое место, чтобы было не так очевидно, что он ведет слежку.

Лэнг почти наяву почувствовал, как ожили и зашевелились в его мозгу невидимые антенны. Курс по обнаружению слежки он прошел много лет назад, но лишь теперь стало ясно, насколько хорошо в него вколотили эту науку.

Лэнг постоял возле газетного киоска; тем временем его спутник удалился на полквартала вперед, продолжая свой телефонный разговор, не забывая при этом то и дело оборачиваться. Да, все говорило за то, что это «хвост», тем не менее сомнения все еще оставались. Лэнг быстро и незаметно взглянул по сторонам. Никакого удобного переулка, куда можно было бы заманить непрошеного провожатого и расправиться с ним, вблизи не оказалось. Кроме того, здесь, рядом с вокзалом, всегда было полно полицейских, пытавшихся бороться с карманниками, обиравшими приезжавших и отъезжавших. Нападение на человека, по всем внешним признакам, не делающего ничего плохого, несомненно, привлечет их внимание.

Лэнг еще немного постоял перед газетным киоском. Сколько народу к нему прицепили? Больше одного? Не похоже. Он мог оторваться от своего «спутника» — войти в какой-нибудь магазин и выйти через заднюю дверь. Но если маневр не удастся, «тень» поймет, что ее вычислили. Так что лучше не подавать виду и продолжать наблюдать за шпиком.

На станции Лэнг позаботился о том, чтобы «хвост» увидел или услышал, что тот купил билет до Неаполя. Однако парень в поезд не сел.

Впрочем, Лэнг нисколько не сомневался в том, что через три с небольшим часа его кто-то встретит, и надеялся, что сможет вычислить этого кого-то.