Глава 4

Гостиница «Альфонсо XIII»,

17:30 (тот же самый день)

Из дома Дона Хаффа Лэнг позвонил в полицию, но там ему сказали, что инспектора Педро Мендесо, занимающегося этим делом, нет на месте, и вернется он только после сиесты, примерно в восемнадцать часов. Магазины в городе тоже закрылись, и вообще вся жизнь прекратилась на четыре часа. Так что Герт и Лэнг вернулись в гостиницу. Но перед тем как уснуть, повинуясь злокозненному синдрому смены часовых поясов, они занялись любовью — самозабвенно, с громкими криками, разносившимися, как подозревал Лэнг, по всему коридору. Но ни ему, ни ей не было до этого ровно никакого дела.

Насытившись, они уснули, а проснулись свежими и голодными.

— Я позвоню номерным служанкам, да? — предложила Герт.

— В обслуживание номеров. Нет, лучше давай куда-нибудь пойдем, — откликнулся Лэнг из ванной, сильно отличавшейся в лучшую сторону от подобных помещений в большинстве европейских гостиниц.

Здесь можно было спокойно стоять, а не скорчившись в три погибели и кое-как поливать себя водой из душа. Тут же он вспомнил, что это немецкое слово — Dusche. Закончив мыться, Лэнг облачился в роскошный халат и вышел в комнату, где Герт как раз закуривала первую за день сигарету.

— А стоит? — спросил он.

— Ты же куришь сигары, — отозвалась она, помахивая спичкой, чтобы погасить огонек.

— Ну… раз или два в месяц.

— А твои сигары в пять или в шесть раз больше, чем мои сигареты. Я выкуриваю одну-две в день; получается то же самое, верно?

В ее построении где-то имелась логическая ошибка, но Лэнг не мог сказать, где именно. По крайней мере, ему удалось уговорить ее курить меньше — прежде она выкуривала по пачке в день. Если Герт не бросит совсем, то не сможет прожить с ним настолько долго, чтобы стать следующей миссис Лэнг Рейлли. Впрочем, пока он не слишком преуспел насчет того, чтобы склонить ее к браку. Ее, кажется, полностью устраивало нынешнее положение; во всяком случае, она говорила, что все и так прекрасно. И в этом ее построении Лэнг тоже не смог обнаружить никакой логической ошибки.

Через считаные минуты они выходили из такси перед зданием, выполненном в стиле, общем для всех диктаторских режимов 1930-х годов. Такие строения Лэнг не смущаясь называл фашистским модерном. Они миновали рамки металлоискателя, появившиеся за последние годы во всех официальных заведениях мира, и полицейский в форме сказал им, где найти инспектора Мендесо.

На улице все еще сияло яркое солнце, но благодаря задернутым шторам в комнате стояли искусственные сумерки. Подсвеченная слабым светом настольной лампы худая фигурка поднялась из-за стола, протянула руку и произнесла: «Buenos dias». Благодаря узкой щели между шторами в лица вошедших бил ослепительный свет, а вот лицо хозяина кабинета оставалось в тени, и посетители его почти не видели. Лэнг был уверен, что освещение было намеренно устроено именно таким образом.

Испанский этикет требовал перед тем, как перейти к делу, немного поговорить о погоде, о том, как и где устроились Лэнг и Герт, об их впечатлении от Севильи, а также выслушать советы инспектора насчет местных ресторанов. Узнав о том, что его гости прилетели на частном самолете, инспектор, похоже, поспешно внес изменения в свои рекомендации. Лэнг предположил, что полицейский, самое меньшее, удвоил в уме ту сумму, которую американцам предстояло заплатить за обед.

В качестве совсем уж исключительного дипломатического жеста инспектор вынул пачку сигарет и вопросительно посмотрел на Герт. Та кивнула и вынула собственную пачку. Лэнг, совершенно не знавший испанского, покорно приготовился нюхать удвоенную порцию чужого дыма. Вернее, вдыхать.

Инспектор перегнулся через стол и галантно поднес Герт зажженную позолоченную зажигалку. Потом пододвинул ей через стол дешевую стеклянную пепельницу и лишь после этого спросил по-английски с сильным акцентом:

— Так чем я могу быть вам полезен?

Хотя бивший прямо в глаза свет вечернего солнца не позволял Лэнгу разглядеть лицо полицейского, можно было заключить любое пари на то, что он оценивающе разглядывает Герт.

— Мы по поводу убийства Хаффа, — сказал Лэнг. — Его дочь попросила нас войти в курс дела.

— П-ф-ф-ф! — Лэнг не смог понять, что означало это фырканье, иронию или недовольство. — Ох уж эти американцы. Они смотрят слишком много телевизионных детективных программ и считают, что каждое преступление можно раскрыть через шестьдесят минут, не учитывая рекламных пауз. Думаю, что даже в вашей стране преступления так быстро не раскрывают.

— Конечно нет, — согласился Лэнг. — Но ведь женщины — существа эмоциональные. Поэтому мисс Хафф трудно понять скрупулезность, с какой работаете вы сами и ваш отдел. Если бы вы оказали мне любезность и рассказали о ходе дела, чтобы я мог успокоить оставшуюся в одиночестве дочь моего старого друга…

— Скрупулезность?..

— Старательное изучение всех подробностей преступления, — пояснила Герт, стряхнув пепел в пепельницу.

Лэнг отметил про себя, что нужно выражаться попроще. И без того вести беседу на чужом одному из ее участников языке было довольно трудно. А использование необычных слов могло бы даже рассердить испанца.

— Да, мы работаем очень старательно, — подтвердил инспектор и продолжил на не слишком правильном английском: — Видите ли, у нас здесь, в Севилье, да и во всей Испании, убийств происходит меньше, чем, скажем, в одном вашем Нью-Йорке. Почти всегда, если hombre…

— Человека, — перевела Герт.

— …человека убивают, это случается из-за того, что он выпил лишнего с каким-нибудь другом. Еще женщины, карты и тому подобное, ну вы понимаете? Наркотики, конечно. Бывает, хотя и редко… когда человек забирается в дом, взять… украсть… его застают… он убивает, чтобы убежать. А здесь, у мистера Хаффа, кажется, не было украдено ничего, кроме бумаг… Очень, очень трудное дело, это убийство. Это было… как это у вас называется? То, что делают ваши гангстеры…

— Заказное убийство? — предположил Лэнг. — Или, может быть, казнь?

— Вот-вот, казнь. Стреляли в затылок, почти в упор, кожа обожжена порохом. Преднамеренно наверняка.

— У вас есть какие-нибудь соображения о том, почему кто-то мог решить убить Хаффа, чтобы забрать его руко… его книгу? — спросил Лэнг.

— За двадцать лет ни разу не видел ничего подобного, — честно ответил инспектор. — Убить из-за книги?.. Немыслимо. Обещаю вам, сеньор… мистер Рейлли, мы не успокоимся, пока не отыщем того, кто это сделал.

Инспектор поднялся, показывая тем самым, что беседа окончена. Ему удалось продемонстрировать прекрасное владение искусством быть многословным, но при этом не дать практически никакой информации.

Лэнг оставался сидеть, и это означало, что он не считает разговор оконченным.

— Не могли бы мы посмотреть бумаги, изъятые полицейскими?

— Лод… ладно. — Полицейский пододвинул к нему по столу картонную коробку. — Если обнаружите там что-нибудь, позвоните мне.

— Обязательно.

— Ах, да, чуть не забыл, — полицейский вручил Лэнгу конверт. — Единственный подписанный. Здесь фотографии, какие-то старые снимки; им, наверно, лет по шестьдесят. Еще два слова, мистер Рейлли, — сказал Мендесо, когда Лэнг и Герт уже направились к двери.

Рейлли обернулся.

— Слушаю вас.

— Лучшая помощь, какую вы можете оказать дочери вашего друга, — доброта и сочувствие. Профессиональное полицейское расследование — совсем другое дело. Я уж попрошу вас предоставить эту работу нам.

Лэнг кивнул.

— О чем речь, инспектор, конечно. Спасибо, что уделили нам время.

— Любители, — пробормотал он, повернувшись к Герт, когда они вышли из здания. — Построили ковчег. А профессионалы — «Титаник».

Они вернулись в старые районы города. Герт повела Лэнга в один из бесчисленных, попадавшихся, казалось, на каждом углу, ресторанчиков, где подавали тапас — разнообразные, в большинстве своем острые закуски. Испанцы, как правило, обедали после половины одиннадцатого ночи, и тапас помогал им продержаться до вечера. Лэнг обратил внимание, что испанцы по двое или компаниями заходили в какой-нибудь ресторан, садились там, где находили место, выпивали по стакану пива или сладкой ароматной сангрии, закусывали двумя-тремя тапас и переходили в другое подобное заведение через пару кварталов, где общались уже с другими людьми. Этому примеру последовали и они с Герт.

В третьем по счету ресторанчике Лэнг заметил двух мужчин, уже замеченных им ранее в двух первых заведениях. И почувствовал знакомое с давних лет ощущение мурашек на загривке, всегда безошибочно извещавшее о близости опасности.

Он перегнулся через столик — якобы чтоб подлить сангрии в бокал Герт — и шепотом спросил:

— Ты заметила двух парней, вошедших сразу за нами?

Лэнг знал, что она не станет оборачиваться — слишком хорошо подготовлена.

— Ты о той парочке, посещавшей каждое место, куда бы мы ни заходили?

Рейлли улыбнулся, как улыбнулся бы любой мужчина остроумному замечанию своей спутницы во время непринужденной беседы.

— И давно ты их вычислила?

Герт порылась в сумочке, вернее, в самой настоящей хозяйственной сумке; в ней вполне можно было носить и смену одежды на несколько дней.

— Когда мы вышли из такси, они тоже вылезли из машины. И смотрели по сторонам, куда угодно, только не на нас.

То есть Герт заметила слежку на полчаса раньше, чем он. Впрочем, она все еще состояла на службе в шпионском ведомстве.

— И почему же ты сразу мне не сказала?

Герт извлекла пачку сигарет и теперь копалась в сумке в поисках спичек.

— А ты, что, их только заметил? Теряешь схватку.

— Хватку, — машинально поправил Лэнг. — Я ведь теперь адвокат, а не оперативник.

Она нашла, наконец, книжечку из склеенных картонных спичек, оторвала одну и зажгла.

— А что, адвокату не нужна наблюдательность?

Он налил вина в свой стакан, загородив горлышко кувшина пальцами, чтобы фрукты не вывалились на стол. Разговор был бессмысленным.

— И, как ты думаешь, почему за нами следят?

Герт пожала плечами.

— Нельзя сказать наверняка, что именно за нами. Здесь по меньшей мере еще три пары, которые были в первом из ресторанов, куда мы заходили.

Лэнг не собирался признаваться в том, что и это было для него новостью.

— Скоро узнаем, — сказал он, допив стакан почти до дна. — Иди отсюда прямо в гостиницу.

Герт сложила губы трубочкой и выпустила тонкую струйку дыма. Несмотря на то что Лэнг очень хотел, чтобы она бросила курить, эту ее привычку он находил чрезвычайно привлекательной.

— Почему бы в гостиницу не пойти тебе? Это ведь я, а не ты, постоянно проходила переподготовку в Управлении. Знаешь ли, мне очень не нравится, что ты относишься ко мне так, будто я не могу позаботиться о себе сама.

— Можешь все это рассказывать какому-нибудь доктору философии. А сейчас ты пойдешь в гостиницу.

Если немцы и понимали что-нибудь очень хорошо, так это разницу между предложением и приказом.

Лэнг поднялся, достал несколько евро, пересчитал деньги и бросил на стол. Потом они с Герт не спеша вышли наружу и побрели по улице, крутя головами и указывая пальцами на многочисленные достопримечательности, — обычная пара туристов, осматривающих один из интереснейших и древнейших городов Европы. Но вдруг их жесты стали резкими, и они перешли на разговор на пониженных тонах. Туристы почему-то поссорились. А потом разделились и с недовольными лицами пошли в разные стороны.

Двое мужчин, только что покинувшие ресторанчик, переглянулись. Потом один последовал за Лэнгом, а второй — за Герт.

Теперь уже никаких сомнений не оставалось.

Лэнг замедлил шаг, как повел бы себя человек, сомневающийся в том, правильно ли он поступил. Несколько неуверенных взглядов, брошенных в ту сторону, куда удалилась Герт, позволили понять, что его преследователь, продолжавший держаться в отдалении, вел себя вовсе не как присматривающийся к жертве уличный грабитель или карманник. Ведь именно таких преступлений следовало бы ожидать в стране, где четверть населения не имеет работы.

Тени между тем удлинялись. Лэнг подумал, что стемнеет менее чем через полчаса. Если сыщиков, или кем там еще могли быть эти люди, было не двое, а больше, Лэнг предпочел бы их видеть.

Он остановился перед засиженной мухами стеклянной витриной магазина, несколько минут рассматривал ее, а потом вошел внутрь. Мужские костюмы, женские пальто, обувь и все остальное было так нагромождено, что между вешалками и коробками почти не оставалось свободного места. Лэнг со скучающим видом прошелся между горой дешевых матерчатых сумок и пестрыми свитерами и снял с вешалки мужское пальто из искусственного меха. Кому на юге Испании могла понадобиться столь теплая одежда, он понять не мог, но цена была вполне приемлемая. Притворяясь, что ищет хозяина, он посмотрел по сторонам и убедился, что его «хвост» тоже вошел в магазин.

Все так же, не обращая ни на что внимания, Лэнг протиснулся в глубину помещения и отодвинул занавеску, отделявшую собственно магазин от хозяйской половины. Там он бросил пальто, быстро прошел дальше и, как и ожидал, увидел дверь. Засов легко отодвинулся, и Лэнг оказался в узком переулке, проходившем за домами, параллельно той улице, по которой он только что шел.

Рейлли остановился и стал ждать. Очень скоро внутри магазина донеслись сердитые голоса; несомненно, владелец был недоволен тем, что тип, следивший за Лэнгом, вторгся в его личные владения.

Лэнг поспешно перешел на другую сторону дверного проема. Здесь дверь должна была закрыть его от выходящего, по крайней мере, на секунду, если не больше. И вновь подумал о «ЗИГ-Зауэре», валявшемся без толку в ящике его ночного столика за океаном.

Выйдя, незнакомец посмотрел вовсе не туда, куда следовало, не за створку двери, а вдоль переулка — туда, где Лэнга не было. Прежде чем он успел повернуться в другую сторону, Рейлли уже обхватил его рукой за шею, согнув локоть так, чтобы как можно эффективнее пережать сонную артерию. В результате такого захвата должна была прекратиться подача крови в мозг, который мгновенно высасывал кислород из капилляров, и те спадались, как опустевшие воздушные шарики. Через четыре-пять секунд жертва теряла сознание. А через двадцать — умирала.

Человек, обученный основам рукопашного боя, сразу же подогнул бы ноги и обвис в объятии нападающего, уменьшая тем самым давление на шею. Ну а подвергшийся нападению Лэнга шпик попытался разжать душившую его руку; совершенно безнадежная попытка, исходя из того, что он был намного ниже ростом, чем Лэнг.

Через мгновение он уже лежал на земле. Быстрый, но тщательный обыск его карманов позволил обнаружить сотовый телефон — вещь, чрезвычайно необходимую для каждого европейца, — ключи и выкидной нож с очень внушительным лезвием; скорее даже, не нож, а кинжал. В бумажнике оказалось несколько купюр и испанское удостоверение личности. Его и телефон Лэнг сунул в свой карман, а нож бросил куда-то в сгущавшиеся сумерки.

Лежавший на земле натужно кашлянул раз, потом другой, и Лэнг понял, что он приходит в сознание. Было бы хорошо его допросить, но, увы, придется обойтись без этого. Ведь пленнику достаточно будет прикинуться, что он не знает английского (а он может и впрямь его не знать), и никакого допроса не получится. Кроме того, оставаться в переулке, где скоро станет совсем темно, не слишком разумно.

Возвращаясь на улицу, Рейлли оглянулся через плечо. Хватку, значит, потерял?


Герт ждала его в номере гостиницы. Она не сказала ни слова, лишь вопросительно взглянула на него.

Лэнг в нескольких словах рассказал ей, что и как произошло.

— Я знаю не больше, чем раньше, если не считать того, что у меня его сотовый телефон и паспорт. Я даже готов допустить, что он действительно был всего лишь преступником, рассчитывавшим легко поживиться.

— И для этого вылез из автомобиля и больше получаса ходил за нами?

Конечно же, она была права.

— Вспомни, пожалуйста, нет ли у тебя кого-нибудь в Управлении, кто мог бы в порядке любезности проверить это удостоверение и, может быть, узнать, на кого зарегистрирован номер сотового телефона?

Она поднялась и посмотрела в темное окно.

— Можно устроить.

Данные, соответствующие в Европе американскому номеру социального страхования, позволили бы выяснить не только кредитную историю человека, но и многое другое, начиная от имен родственников и кончая датой и причиной последнего обращения хозяина документа к врачу государственной медицинской службы. Американцев такое расследование несказанно возмутило бы. К счастью, лишь немногие знали, что в США это тоже возможно.

— И хорошо бы еще узнать, кому принадлежит сам телефон.

Она раздраженно вздернула брови, прищелкнула пятками и вскинула руку в нацистском приветствии.

— Jawohl, Herr Gruppenfuhrer![12] Не прикажете ли заодно и обед подать?

Может быть, она знала о Второй мировой войне не так мало, как ему казалось?

Лэнг решил подыграть Герт, но лишь самую малость.

— В этом нет необходимости. Пока ты будешь общаться со своими должниками, я попробую выяснить, возможно ли где-нибудь в этой гостинице посмотреть компакт-диск.

В гостинице, хотя она и походила на мавританский дворец четырнадцатого века, имелся бизнес-центр, не уступавший тем, какие можно найти в хороших отелях в Соединенных Штатах. Лэнг показал ключ от своего номера симпатичной молодой женщине, сидевшей возле входа, и та проводила его в кабинку, где стояли компьютер и принтер.

— Что-нибудь еще? — осведомилась она по-английски, почти без акцента.

— Нет… э-э… да. — Лэнг посмотрел на клавиатуру. — Я хочу распечатать несколько фотографий с этого диска, но не знаю испанский.

Она кивнула ему с высокопрофессиональной улыбкой, какая, Лэнг нисколько не сомневался, была у нее наготове для любого олуха, способного заплатить за номер в этой гостинице. — Никаких проблем. Позвольте ваш диск…

Она вставила диск в компьютер, нажала несколько кнопок и отступила в сторону.

— Все должно получиться. Если будут какие-то трудности, обращайтесь ко мне.

Лэнг сел перед экраном, почти сразу же запел принтер. Интересно, почему, когда ты моложе, всякие технические новшества не кажутся такими устрашающими?

Черно-белые снимки оказались совсем не такими четкими, как он в глубине души надеялся; то ли фотограф плохо навел на резкость, то ли расфокусировка изображения — следствие оцифровки старых фотографий. Компьютер уловил оттенок сепии, типичный для старых снимков. Чаще всего встречались различные виды фасада одного и того же здания. Лэнг узнал собор Святого Петра в Риме. На одном изображении был запечатлен мужчина на фоне базилики. Он был одет, похоже, в черную военную форму. Лэнг всмотрелся в лицо. Лет, пожалуй, тридцать пять, проницательные глаза и, самая главная примета, шрам поперек правой щеки. Лэнг присмотрелся внимательнее. Какие знаки различия на воротнике кителя? Трудно сказать, слишком расплывчато. Остальные фотографии, похоже, сделали или ночью, или в темном помещении. На них был тот же самый мужчина, только уже в штатском, стоящий перед какой-то скалой, на которой были высечены едва различимые буквы.

Лэнг долго рассматривал этого человека. Его лицо казалось… узнаваемым, что ли? Быть того не может. Он твердо знал, что никогда прежде не видел этого парня, и все же было в нем что-то знакомое. Возможно, кинозвезда или еще какая-то знаменитость минувших лет; вполне вероятно, что Лэнг уже видел это лицо в журналах?

Инспектор совершенно точно сказал, что снимкам около шестидесяти лет. Откуда он это узнал? На этот вопрос ответила уже следующая фотография. Здесь было ясно видно, что мужчина одет в военную форму, ее невозможно спутать с гражданской одеждой. Он стоял перед каким-то другим зданием. Лэнг всмотрелся пристальнее. Форма или черная, или очень темная, возможно флотская. На высоком воротнике какие-то… Лэнг поднес распечатку почти вплотную к лицу и узнал стилизованные молнии СС, элиты вооруженных сил нацистов.

В этом имелся определенный смысл, решил Лэнг. Дон писал книгу о каком-то давно умершем нацисте. Но почему кто-то стал бы убивать из-за каких снимков, да еще таких старых? Они ведь больше всего похожи на фотографии, какие делает едва ли не любой турист, чтобы послать домой, на память своим родным…

Лэнг выключил компьютер и направился обратно в номер.

Герт смотрела по телевизору какой-то фильм — скорее всего, немецкую «мыльную оперу». Мужчина с бакенбардами, каким позавидовал бы сам Элвис Пресли, кричал на рыдающую женщину. Лэнг впервые увидел Герт перед телевизором.

— Я и не знал, что ты владеешь испанским, — сказал он.

— Я им не владею, но такие фильмы ничем не отличаются один от другого.

Вероятно, она все же смотрела телевизор чаще и больше, чем хотела в этом признаться.

Лэнг положил конверт с диском на стол.

— Ну как, есть успехи? Я имею в виду нашего друга.

Герт прицелилась пультом и выключила телевизор.

— Успехи? Нет. А информацию я получила. Этот человек — мелкий преступник, сидел в тюрьме за вырванные сумочки, карманные кражи и тому подобное. Около месяца как вышел.

— А сотовый телефон?

— Украден у кого-то.

В число не столь уж многих общих черт между Испанией и Соединенными Штатами, бесспорно, входила и низкая эффективность тюремного заключения как средства исправления преступников.

Лэнг сел на кровать.

— В Европе всякая шпана не может позволить себе иметь автомобили. Если эта парочка не угнала ту машину, в которой мы их видели, значит, кто-то нанял их, чтобы следить за нами. Или для чего-нибудь похуже.

— Или нас просто хотели отпугнуть.

Такой возможности Лэнг не принял во внимание.

— От чего?

Герт поглядела на свою сумку, думая, несомненно, о том, большие ли неприятности ждут ее, если она закурит еще одну сигарету.

— От того, чем мы, по их мнению, занимаемся. Но не исключено, о наших занятиях они вовсе не думали, а лишь пытались сделать так, чтобы мы не задерживались здесь и не слишком старательно рылись в бумагах твоего друга.

Потом они с минуту молча смотрели друг на друга. Тишину нарушила Герт.

— Этот нож… Что, если он на самом деле намеревался убить тебя?

— А что с тем, кто отправился за тобой?

— Я не сходила с освещенных улиц. До гостиницы оставалось пройти всего два или три квартала, и у него просто не было возможности сделать мне какую-нибудь пакость.

Еще одна пауза.

Герт все же решила рискнуть и вынула из сумки сигареты.

— Лэнг, чем мы занимаемся?

— Не совсем понимаю тебя. Могу точно сказать, что ты пытаешься заработать рак и эмфизему легких, да еще и желтый налет на зубах.

Герт, как и ее любимый литературный персонаж Скарлетт О’Хара, предпочитала откладывать переживания по поводу сегодняшних опасностей и тревог на завтра.

— Я имею в виду, почему мы вообще оказались втянутыми в это дело? Хафф, возможно, и был твоим другом, но ведь не из близких. Я впервые услышала его имя лишь несколько дней назад, в тот вечер, когда ты узнал о его гибели. Кроме того, что, по-твоему, мы сможем сделать такого, что не по силам полиции?

Как обычно, казалось, что она была права и видела его насквозь. По крайней мере, его большую часть. Правда, в которой Лэнг действительно не хотел признаваться ни самому себе, ни Герт, состояла в том, что он заскучал. Можно с интересом защищать богатых растратчиков, игроков с капиталами и прочих мошенников до тех пор, пока все они не сделаются на одно лицо. Точно так же постоянно увеличивающиеся списки нищих, желающих получить поддержку от фонда, тоже обретали утомительное однообразие.

В прошлом году Рейлли задался целью отыскать убийц своей сестры и племянника. При этом сам чуть не расстался с жизнью. Но ему удалось сделать то, что было не под силу местным властям, да и опасность, пришедшая вместе с этой затеей, приятно щекотала нервы.

Возможность отдать долг человеку, спасшему жизнь Лэнгу, была лишь одной из причин ввязаться в это дело.

И Герт это знала.

Порой он думал, что ему хочется провести остаток жизни с нею лишь потому, что он не решается позволить кому-либо еще узнать, каков он бывает, когда дает себе волю.

— Мне это куда важнее, чем полиции, к тому же у меня неоплаченный долг перед Доном.

Герт пожала плечами: она не поверила ему, но и спорить не желала.

— Как скажешь. Ну, и что дальше?

Лэнг посмотрел на часы.

— До обеда еще несколько часов — до обеда по испанскому времени. Я хотел бы вернуться в дом Дона и попробовать разобраться с бумагами, полученными от инспектора. И еще разочек взглянуть на картотеку.

Дорога пешком до дома на Калье Колон заняла у них меньше пяти минут. Вроде бы никто за ними не следил.

— Кто там? — послышался из динамика домофона голос Джессики. — Так что вам сказали в полиции? — воскликнула она, как только открылись ворота.

— Что они не знают ровным счетом ничего, — ответил Лэнг.

— И что наша помощь им не требуется, — добавила Герт.

Железные ворота закрылись за ними.

— Инспектор, тип по имени Мендесо, отдал нам компакт-диск и бумаги, полученные отсюда. — Он вручил Джессике коробку с бумагами. — Диск я хотел бы оставить.

Она первая направилась к дому.

— Конечно. Вам удалось посмотреть фотографии?

Не сговариваясь, они сели в те же самые кресла, которые каждый из них занимал утром.

Лэнг вынул другой конверт; в отличие от первого, большой и пухлый.

— Я даже распечатал их. Посмотрите, нет ли здесь чего-то, что вам знакомо.

Джессика внимательно изучила все снимки и вновь сложила их в конверт.

— Старинное старое здание и какой-то парень в военной форме. Понятия не имею, для чего все это могло понадобиться папе.

Разочарованный, но нисколько не удивленный, Лэнг поднялся.

— В кабинете или в рабочей комнате, не знаю, как вернее сказать, вашего отца была небольшая металлическая картотечная коробка. Нельзя ли еще раз посмотреть на нее?

Джессика тоже встала.

— Конечно.

В кабинете Герт и Лэнг разделили карточки поровну — от «А» до «М» и от «N» до «Z». Они оставались такими же загадочными, какими показались на первый взгляд: имена, возле некоторых из них адреса и телефонные номера. Лэнг и Герт начали читать имена вслух. И после каждого Джессика качала головой.

— Блэйк, Дэвид. Похоже, что из Нью-Йорка, — сказал Лэнг, вынув очередную карту. И снова Джессика покачала головой.

— Никогда не слышала о таком.

— Блюхер, Франц. Гейдельберг.

— И о нем не слышала.

Лэнг поднес карточку поближе к свету, чтобы прочесть приписку в самом низу.

— Скорцени…

Она качнула было головой, но тут же остановилась.

— Повторите, пожалуйста.

— Скор-це-ни, — по слогам прочитал Лэнг.

— Это он!

Оба — и Лэнг, и Герт, — вскинули головы.

— Кто? — спросили они в один голос.

— Тот человек, о котором папа писал книгу. Во всяком случае, один из них. Немец. Во время войны он был какой-то крупной шишкой.

— Ну, а как насчет Франца Блюхера? — поинтересовался Лэнг, и Джессика снова покачала головой.

— Нет, ничего не вспоминается.

Герт подошла и заглянула через плечо Лэнга.

— Лэнг, ты сказал, что пользовался такими карточками, когда готовил рефераты, и на каждую записывал какой-то факт.

Рейлли уже не помнил, когда рассказывал об этом, но, очевидно, такой случай был.

— Да, именно так я и работал. Это потом появились компьютеры, и такие записи стали не нужны.

— Предположим, что твой друг Дон вел свое исследование так же, по старинке.

Лэнг никак не мог понять, к чему она клонит.

— Хорошо, предположим.

— Что, если… — Она вернулась к своей кучке карточек, порылась в ней, вынула одну и прочла: — Скорцени, Отто. А внизу подписано — Блюхер, Франц. То же самое, что на твоей карточке, только наоборот. Предположим, что этот самый Блюхер был для Дона источником информации о Скорцени…

— Или наоборот, — возразил Лэнг.

На сей раз уже Герт покачала головой.

— Мне кажется, что нет. Джессика ведь сказала, что ее отец писал о Скорцени. Кроме того, на карточке Скорцени нет адреса.

Что тут скажешь? В ее словах был смысл. Или, по крайней мере, не меньше смысла, чем в любой другой теории.

— Ладно. Теперь, позвони, пожалуйста, по номеру, указанному на карте.

Герт вложила карточку в коробку.

— Лэнг, это твое развлечение. Ты и звони.

— Если мне не изменяет память, когда я в прошлый раз смотрел на карту, Гейдельберг находился в Германии.

И еще я, кажется, припоминаю, что ты вроде как говоришь на этом языке.

Герт картинно вздохнула и взглянула на Джессику с тем же выражением, с каким глядела на Лэнга, когда тот допускал какую-нибудь глупую ошибку в домашнем хозяйстве — например, сыпал в посудомоечную машину порошок для стирки, из-за чего весь пол в кухне покрывался слоем пышной пены. Или еще какие-нибудь вещи, на какие способен только дикий, неприрученный мужчина.

— Вот телефон, — указала Джессика.

Но Герт извлекла из своей необъятной сумки трубку мобильника. Лэнг узнал модель, распространенную в Управлении. Этот телефон был способен обеспечить связь везде, за исключением разве что плавучих льдов Арктики или Антарктического материка. Лэнг видел, как она набрала три цифры — код страны, — а затем номер. Потом она, судя по времени, выслушала три или четыре гудка, назвала имя Дона, свой номер и прервала вызов. Судя по всему, герра Блюхера или не оказалось дома, или он не захотел снимать трубку.

Герт убрала телефон в сумку.

— И что дальше?

Лэнг указал на пачку бумаг, полученных от полицейского инспектора.

— Думаю, стоит разделить их и посмотреть. Вдруг что-нибудь найдем.

Менее чем через минуту Джессика подняла голову.

— Одни только списки. Вот перечень книг, а на этом листе географические названия. Ничего важного для нас.

Лэнг был готов с нею согласиться.

— А на этом листе только одно слово: Монсегюр. — Герт опустила на колени свою стопку бумаг. — Это во Франции, в Лангедоке. Я видела дорожный указатель с такой надписью, когда мы… когда мы были там в прошлом году.

Они с Лэнгом переглянулись. Именно там, на юго-западе Франции, Лэнг впервые сошелся лицом к лицу с «Пегасом», могущественной организацией, прямо причастной к убийству его сестры и племянника. И эта встреча чуть не закончилась для него трагически. Ему совершенно не хотелось возвращаться в эти места.

Но прежде чем он успел что-то ответить, защебетал его собственный сотовый телефон. Этот номер знали только три человека, и двое из них присутствовали сейчас в этой комнате.

— Да, Сара, слушаю, — сказал Лэнг, сообразив, что в Атланте четыре часа дня.

Слышно было так хорошо, словно собеседница находилась в этой же комнате, а не за океаном.

— Судья Хендерсон поставил дело Уайли в график на следующий месяц. Я подумала, что вам, наверно, будет полезно узнать это.

Лэнг застонал. Уайли был ответчиком по гражданскому процессу, шедшему параллельно с уголовным делом по обвинению в организации длинной посреднической цепочки в торговле и оказании различных финансовых услуг. Министерство юстиции США обвиняло клиента Лэнга в немыслимом количестве случаев разглашения сведений, а Комиссия по ценным бумагам пыталась через суд вернуть деньги инвесторов. Для поддержания привычного образа жизни на широкую ногу мистеру Уайли уже пришлось продать свой коллекционный «Феррари» и один из «Роллс-Ройсов». Обвинительный приговор в гражданском процессе сделал бы его банкротом. И, что хуже всего, в таком случае он не смог бы заплатить своему адвокату остаток гонорара. Дело было сложным, и вплоть до того дня, когда мистер Уайли предстанет перед судом присяжных, Лэнгу следовало держать руку на пульсе.

Громко щелкнув крышкой, Рейлли закрыл телефон.

— Джессика, к сожалению, у меня дома кое-что случилось. Мы с Герт должны немедленно уехать. — Он заметил, что на ее лице мелькнуло выражение отчаяния, как будто она теряла последнего своего друга. — Впрочем, мы постараемся связаться с этим парнем из Гейдельберга. Когда я разберусь со своими делами, то свяжусь с вами и узнаю, добилась ли местная полиция хоть какого-нибудь прогресса.

Судя по виду Джессики, заверения Лэнга ее не успокоили, но она храбро протянула руку.

— Даже не знаю, как благодарить вас за то, что вы приехали в Испанию, чтобы помочь мне.

Лэнг пожал ее руку.

— Перед вашим отцом я в неоплатном долгу. Он спас мне жизнь. И, если вам понадобится, я обязательно приеду еще раз.

Уходил Лэнг с неприятным ощущением недоделанной работы.

Загрузка...