Севилья, Испания, аэропорт Сан-Пабло,
через пять дней
Хотя в принадлежавшем фонду «Гольфстриме V» имелась удобная спальня, извечная нелюбовь Лэнга ко всему, связанному с авиаперелетами, так и не дала ему уснуть. Как ни странно, было время, когда он сразу засыпал, оказываясь в самолете, но в какой-то момент он невзлюбил авиацию, хотя и не мог отрицать того, что она предоставляет большие удобства. Перелет мог быть и куда хуже — из Атланты в Мадрид коммерческим рейсом, а затем на самолете «Авиако», местной компании-перевозчика, до Севильи. И Лэнг решил, что глупо испытывать судьбу, летая двумя самолетами, если можно добраться из конца в конец на одном.
Он крайне редко пользовался принадлежавшим фонду самолетом. Щепетильный почти до фанатизма, он тщательно поддерживал четкую границу между своей личной жизнью и делами фонда, не обращая внимания на бесконечные предложения работавших на фонд бухгалтеров. Слишком уж много пришлось ему защищать клиентов, позволявших себе тратить на свои личные нужды чужие деньги, поступившие к ним лишь для того, чтобы они разумно управляли ими и извлекали из них доход для доверителей.
Раздражение, вызванное бессонницей, усугублялось тем, что рядом ровно и глубоко дышала Герт. В конце концов Лэнг встал и прошел в передний салон, чтобы посмотреть один из фильмов, имевшихся в запасах видеотеки. Ему попался фильм, охарактеризованный в аннотации как «замечательная эротическая комедия, полная глубокого содержания». На протяжении первых двадцати минут банальности сменялись сентиментальными моментами, и наоборот. Лэнг решил, что критик, писавший рецензию, был родственником либо артиста, игравшего главную роль, либо продюсера фильма. Иного объяснения для столь высокой оценки он найти не мог.
Лэнг так и не узнал, имелись ли в фильме хоть какие-то достоинства. Когда он проснулся, перед ним красовался пустой экран, стюард самолета, он же повар и дворецкий, деликатно тряс его за плечо одной рукой, а второй ставил перед ним на столик поднос с яйцами «Бенедикт». Стюард сообщил, что через час они приземлятся.
Лэнг разбудил Герт, принял душ и побрился. Благодаря наличию душевой кабинки, пусть даже очень тесной, «Гольфстрим» заметно выигрывал по сравнению с самолетами регулярных рейсов. И места для хранения багажа здесь было не в пример больше. Лэнг взял рубашку и брюки из платяного шкафа, а не был вынужден напяливать помявшуюся в чемодане одежду. Через несколько минут после того, как шасси «Гольфстрима» мягко соприкоснулись со взлетно-посадочной полосой, дверь самолета под негромкий рокот мотора откинулась, превратившись в трап, и Лэнг с Герт прищурились от ослепительного утреннего света, казавшегося еще ярче после продолжительного заточения в салоне самолета.
Предоставив экипажу оформлять документы, неизбежно сопровождающие любой международный перелет, Лэнг и Герт взяли по чемодану и направились в таможенную зону, где чиновник в форме потратил больше усилий на то, чтобы не слишком явно разглядывать Герт, чем на осмотр багажа прибывших. Лэнг даже расстроился из-за краткости процедуры, поняв, что мог без труда пронести с собой и пистолет, тот самый «ЗИГ-Зауэр Р226», постоянно лежавший в ящике ночного столика после его выхода в отставку. Но зачем? — поспешно одернул себя Рейлли. Ведь он приехал сюда для того, чтобы принять номинальное участие в расследовании убийства, а вернее, чтобы поддержать в тяжелые дни ребенка человека, спасшего ему жизнь. И зачем ему пистолет? Незачем, с искренней надеждой сказал он себе.
— Мистер Рейлли?
Лэнг и Герт обернулись и увидели молодую девушку, миниатюрную, похожую на фею. Лицо ее было длинноватое, а нос маловат, словно его наспех добавили уже после того, как слепили все остальное. Лишь пристальный взгляд позволял понять, что это не ребенок, а взрослый человек. В ее темных глазах угадывалось затравленное выражение, из-за него она показалась Лэнгу похожей на маленького зверька, готового в любую секунду шмыгнуть в свою норку.
— Вы дочь Дона? — спросил он.
Она медленно покачала головой и ответила по-английски:
— Нет, я Сония, помощница мистера Хаффа. Его дочь дома, ждет вас.
В голосе угадывался лишь намек на апатичность испанского языка; испанцы разговаривали намного медленнее, чем их родичи в Новом Свете.
Лэнгу потребовалось еще несколько минут, чтобы удостовериться, что у экипажа самолета есть где поселиться и что летчики будут поддерживать связь и с ним, и с фондом — на тот случай, если понадобятся. После этого они с Герт проследовали за испанкой к автомобильной стоянке. Там Сония указала на изящный сверкающий «Мерседес» одной из последних моделей.
— Красивая машина, — заметила Герт. Это были первые слова, произнесенные ей за все утро.
Сония печально покачала головой.
— Это машина сеньора Дона, мистера Хаффа. Он очень гордился ею. — Она открыла заднюю дверь. — Прошу вас.
Положив чемоданы в багажник, Лэнг усадил Герт назад, а сам, выбрав менее официальную линию поведения, сел рядом с Сонией впереди.
— Очень любезно с вашей стороны было встретить нас. Вы отвезете нас в его дом?
Двигатель чуть слышно заурчал.
— Нет, мистер Рейлли. Сеньорита… мисс Хафф, забронировала для вас места в гостинице, это совсем рядом.
Ехать нужно было через весь город, и поездка проходила практически так же, как и в любом другом городе Европы. Самым большим различием, думал Лэнг, был неторопливый темп движения. Ревущие гудки и скрипящие тормоза — постоянные звуки, сопровождающие улицы Рима или Парижа, — были бы здесь совершенно неуместными. К тому же водители были настолько любезны, что жители большинства других городов, в том числе и американских, посчитали бы местные нравы излишне романтичными. Еще несколько минут, и показались ленивые бурые воды Гвадалквивира. Под мостом Изабеллы II неторопливо петляли педальные катамараны, а на берегах стояли рыбаки.
Переехав на восточный берег реки, Сония повернула налево, на Пасео де Крисобаль Колон. Улицы сделались узкими и извилистыми. Оштукатуренные фасады скрылись за стенами из кирпича ручной формовки, покрытыми оранжевыми черепичными крышами. Это была старая часть города.
Гостиница «Альфонсо XIII» оказалась внушительным зданием, построенным в псевдомавританском стиле. Отделка изобиловала всякими завитушками, обслуживание было безупречным, а номера настолько хорошими, что, по словам Сонии, именно здесь поселили гостей, приглашенных на последнюю свадьбу в королевском семействе Испании. Гостям нужно было всего лишь пересечь Калле-Сан-Франциско и маленькую Пласа-де-Херес, чтобы попасть в собор, где старшая из принцесс венчалась с испанским дворянином.
Но сегодня им не удалось бы так быстро добраться до собора. Вся проезжая часть улицы была заполнена босыми людьми в черных балахонах, остроконечных шляпах и масках. У большинства собравшихся были деревянные кресты.
— Что происходит? — спросила сзади Герт. — Что это за volk[10]?
— Похоже на ку-клукс-клан, — отозвался Лэнг. — Вот только цвет не тот.
— Кающиеся, — объяснила Сония. — Сегодня Страстная пятница, последняя перед Пасхой. Во время Semana Santa, Страстной недели, у нас всегда проходят процессии. Люди в одеяниях молят о прощении грехов, совершенных за истекший год.
— Нетрудно понять, откуда Натан Бедфорд Форрест позаимствовал идею ку-клукс-клана, — пробормотал Лэнг.
— Кто? — полюбопытствовала Герт.
Лэнгу совершенно не хотелось сейчас рассказывать о созданной после Гражданской войны пресловутой военизированной группе, со временем превратившейся в одну из самых жестоких человеконенавистнических организаций, какие только знала Америка, и уж тем более оправдываться или просить прощения за ее существование.
— Так, ничего. Может быть, нам удастся заехать на стоянку?
Через час желающие очистить души от гнета грехов освободили улицы. Лэнг и Герт, с Сонией за рулем, проехали по вымощенной брусчаткой узкой улице, пока не оказались перед большими ажурными железными воротами, открывшимися перед автомобилем. За ними оказалось самое прекрасное патио, какое только Лэнг видел за всю свою жизнь.
Рейлли вышел из машины перед воротами.
— Мы прекрасно дошли бы пешком.
Сония кивнула.
— Я должна была вернуть автомобиль.
Лэнг задержался на улице, приподнялся на цыпочки, сорвал с ближайшего дерева спелый, как ему показалось, апельсин и лишь после этого последовал за «Мерседесом» в уже начавшие закрываться ворота, на ходу очищая плод. Но красивый на вид апельсин оказался настолько кислым, что Лэнг без зазрения совести выплюнул откушенный кусок наземь.
Сония, безуспешно попытавшись скрыть усмешку при виде его промаха, сказала:
— Anglese. Мы называем эти апельсины «английскими», потому что, кроме англичан, их никто не покупает.
Лэнг снова сплюнул, но горечь во рту все еще оставалась.
— Неужели англичане их едят?
Сония не могла больше сдерживаться и рассмеялась:
— Едят? Нет, мистер Рейлли, они делают из корок свой любимый мармелад.
Лэнг только-только успел подумать, сможет ли он когда-нибудь с прежним удовольствием намазывать по утрам джем на тосты, как из дома вышла высокая белокурая женщина. Волосы, собранные на затылке, подчеркивали вытянутый, «лошадиный» тип лица. Как некоторые слишком высокие люди, она была неуклюжа и шла широкими расхлябанными шагами, как будто ее кости не были правильно закреплены в суставах.
Женщина протянула узкую костлявую руку.
— Вы Лэнгфорд Рейлли? Мой папа рассказывал мне о вас. Я Джессика Хафф.
Лэнг взял ее руку.
— Наверно, он рассказывал вам, каким балбесом я был в молодости.
Она печально улыбнулась и повернулась к Герт, выбиравшейся из «Мерседеса».
— А вы — жена Лэнга?
Герт бросила на Лэнга молниеносный предупреждающий взгляд.
— Нет. Я Герт Фукс.
Слегка озадаченная, Джессика пожала руку Герт, явно ожидая объяснений, но, поняв, что их не последует, указала на дом.
— Давайте войдем. Благодарю вас за то, что вы приехали.
Она провела их в облицованную деревянными панелями комнату и предложила сесть. Лэнг немало удивился тому, что непрезентабельное на первый взгляд кожаное кресло с деревянными частями, украшенными резьбой в испанском стиле, оказалось очень удобным.
Вновь появилась Сония с подносом, сервированным кофейными чашками.
— Повторяю, — сказала Джессика. — Я очень благодарна за то, что вы приехали.
Лэнг взял чашку, попытался пристроить ее на узкий подлокотник, но понял, что придется держать ее в руке.
— А я повторяю, что немало обязан вашему отцу, и мы поможем вам, чем сможем. Правда, я плохо понимаю, что мы можем сделать. Если Дон что-то говорил обо мне, вы должны знать, что я не был на оперативной работе. Я очень мало что понимаю в расследовании уголовных преступлений.
Джессика кивнула, нисколько не удивившись.
— Вы были одним из очень немногих бывших… э-э… партнеров моего отца, о которых он вообще упоминал. Я просто не знала, к кому еще обратиться.
Герт молча крутила головой, переводя взгляд с одного говорившего на другого.
Лэнг осторожно пригубил кофе. Он оказался столь же горьким, как и апельсин.
— У местной полиции есть хоть какие-то версии насчет…
Джессика всплеснула руками. Лэнг обратил внимание, что ее кисти были красными, как будто она любила стирать вещи вручную при помощи самого едкого моющего средства.
— Никаких. И они ничего не делают. В смысле: да, они приехали сюда, все осмотрели, задали кучу вопросов. Но ведь папа был не местным жителем, и у меня сложилось впечатление, что его… не станут они уделять его убийству особого внимания. И никаких соображений у них нет.
— А у вас?
Она поглядела на массивные потолочные балки, как будто рассчитывала найти там ответ на вопрос.
— Наверно, это из-за этой книги, которую он писал.
Лэнг поерзал в кресле, прикидывая, долго ли еще он сможет держать пальцами маленькую чашку.
— Книга, вы говорите… о чем она была?
— О каком-то нацисте. Его имя больше походило на польское или еще какое-то, но не немецкое. После войны он, этот нацист, скрылся в Испании. Папа приехал сюда, чтобы провести исследование…
Лэнг поглядел на Герт. Здесь она помочь не могла. Немцы сознательно вытравливали воспоминания о Второй мировой войне из памяти всей нации. Легче было бы вспомнить подробности Франко-прусской войны 1870 года. В той войне ее сородичи победили.
— Но кто… — начал было Лэнг.
— Какая-то группа нацистов, — не дослушав, ответила Джессика. — Они, видимо, очень не хотят, чтобы эта книга увидела свет.
Лэнг, наконец, встал и поставил чашку с недопитым кофе на маленькую шкатулку с медными уголками.
— Джессика, — сказал он, вновь усевшись в кресло, — сейчас любому участнику той войны должно быть лет восемьдесят, если не больше. Просто не могу себе представить, чтобы такой старик мог кого-нибудь убить.
— Я не утверждаю, что кто-то из них сделал это лично. Пусть даже человеку восемьдесят лет; в тюрьму он все равно не рвется. Скажите, вам часто встречаются в газетах заметки о том, что какой-то автомеханик-пенсионер отправился обратно в Восточную Европу, чтобы предстать там перед судом за совершенные им военные преступления, или что старик, живущий на флоридском побережье, сознался в том, что был охранником в концентрационном лагере?
Лэнг не мог не согласиться с нею. Старый ли, молодой ли, но ни один из бывших нацистов не согласился бы пойти в тюрьму, если бы появилась хоть малейшая возможность избежать этого.
— Я читала о тайной организации офицеров СС, — уже с некоторым вызовом в голосе продолжала Джессика. — Они не останавливались перед убийствами, если видели в них пользу.
— Вы имеете в виду «Одессу»? Роман, пользовавшийся популярностью несколько лет назад? Так ведь это вымышленная история.
— Название действительно… мм… вымышленное, — вдруг включилась в разговор Герт, — а вот группа существовала вполне реально. Die Spinne, паук. Помню, отец говорил о ней. Коммунисты боролись против таких организаций так же ожесточенно, как и американцы. Это была одна из немногочисленных областей, где они нашли точки соприкосновения.
Джессика с неожиданным любопытством взглянула на Герт.
— Ваш отец?
— Он был членом восточногерманского правительства, — сказала Герт, как будто это объясняло все с начала и до конца.
Лэнг снова поднялся.
— Джессика, я совершенно не представляю, что нужно искать, но я хотел бы видеть комнату, где…
Она тоже встала и направилась к лестнице.
— Папа работал в одной из комнат наверху.
Лэнг страшно не любил разговаривать с людскими затылками и потому отложил дальнейшие вопросы до тех пор, пока все трое — он, Джессика и Герт — не оказались на галерее второго этажа.
— Кто знал о книге?
Джессика пожала плечами.
— Думаю, кто угодно. Знаете, он прямо-таки изводил своих старых знакомых, чтобы добраться до документов старого УСС. Так во время войны называлось нынешнее ЦРУ — Управление стратегических служб. Я точно знаю, что у него уже был литературный агент, и думаю, что он, вернее, она, вела переговоры с издателем. Нет, он не делал из книги тайны. Хотя лично мне известно очень мало — только то, что она о каком-то нацисте и что основную работу папа вел в Испании. — Она остановилась и открыла дверь. — Это здесь…
Лэнг вошел в комнату. Типичный рабочий кабинет, обставленный в современном стиле. Два стола, на каждом по компьютеру с принтером, серо-металлические книжные полки казенного вида, заполненные книгами, папками и стопками бумаг; между ними затесалась тарелка с поросшими обильной плесенью остатками еды.
— Вы с Сонией убирали здесь? — спросил Лэнг.
— Убирала я, пока Сония встречала вас в аэропорту. — Джессика кивнула на тарелку, покрытую неприятной зеленоватой массой. — Начала убирать, но, как вы видите, не успела закончить. Потому-то я забронировала для вас гостиницу. Сония отказалась входить сюда. Именно она нашла пану, когда позавчера пришла на работу. Он лежал вот тут. — Она указала рукой. — И… загораживал дверь.
Лэнг еще раз оглядел комнату.
— Если он загораживал дверь, то как…
— В эту комнату можно войти из другой, — объяснила Джессика. — Вообще-то в доме почти все спальни соединены между собой. Видимо, для того, чтобы здание лучше проветривалось.
И чтобы удобнее было встречаться любовникам, добавил про себя Лэнг, но вслух этого не сказал. В беззастенчиво хвастливых мемуарах дона Хуана то и дело упоминались смежные спальни[11].
— Полиция осмотрела другие комнаты?
— Я… наверное… Вы лучше спросите Сонию. Я ведь добралась сюда только вчера. Вам я звонила еще до отъезда. Ну, а Сония вызвала полицию и находилась здесь, пока полиция делала все, что положено.
Герт между тем перебирала стопки бумаг.
— Это все — исследовательские материалы, — сказала она, взяв несколько листов сверху. — А весь манус… манус…
— Ты имеешь в виду рукопись? — поспешил ей на помощь Лэнг.
— Да, рукопись целиком где-нибудь сохранилась?
Джессика покачала головой.
— Сония сказала, что был только один полный экземпляр, пропавший вместе с жестким диском компьютера.
Похоже, теория, разработанная Лэнгом, что Дона Хаффа убили именно из-за рукописи, не нуждалась в дальнейших подтверждениях.
— А это что такое? — Герт подняла с полки небольшой продолговатый металлический ящик, набитый картотечными карточками; Лэнг сразу вспомнил то время — далекую докомпьютерную эпоху, — когда он писал рефераты в колледже.
Джессика снова пожала плечами.
— Не знаю. Я не видела папу более двух лет и даже не имею понятия о том, насколько продвинулась его работа.
Лэнг взял коробку из рук Герт. На каждой карточке сверху было написано какое-нибудь имя и рядом набор цифр. Лэнг решил, что это могут быть только телефонные номера. Ниже приписаны одно или два слова, кажется, по-немецки. А дальше — написанные от руки — даты; последняя (на просмотренных Лэнгом карточках) — двухнедельной давности.
Лэнг вернул коробку Герт.
— И что ты думаешь об этой картотеке?
Она медленно перебирала карточки.
— Это список людей и каких-то фактов. Вот, например, чья-то фамилия, со ссылкой на Нюрнбергский процесс; в следующей упоминается воздушный десант на Крите.
— И что может их связывать воедино? — осведомился Лэнг.
Никто ему не ответил.