Семь месяцев

ГЛАВА 62

«Нет такой любви, как наша» — Lights Are On by Tom Rosenthal

Майлз

Хорошо, что я пришёл домой пораньше. Возможно, если бы я задержался, то мою дочь не стошнило бы мне на ноги.

Почему они обе обожают блевать на меня? Это несправедливо. Вы не увидите, чтобы я сделал так. Возможно, мне стоит попробовать, может, тогда они перестанут делать это.

Но теперь, когда я официально стал медсестрой, мне все равно. Моя дочь подхватила какую-то инфекцию. Это не очень хорошо. Особенно, когда моя беременная жена планирует лететь через всю страну на следующей неделе.

Молюсь, чтобы это длилось не больше одного дня. У малышей такое иногда случается, верно? Они поболеют один день, а потом все будет в порядке. Я надеюсь.

— Comment tu te sens?^[28] — спрашиваю свою дочь.

— J'ai bad au ventre ^[29] — Брук издает болезненный всхлип, прижимая мистера Пушистика ближе к груди, — и ещё мне холодно, папочка.

У неё нет температуры, так что я не сильно волнуюсь, когда укрываю её пледом.

— Тебе плохо весь день, детка?

Как, чёрт возьми, я не заметил? Почему она мне не сказала?

Брук качает головой, её глаза медленно закрываются и почти сразу открываются снова. Я чувствую небольшое облегчение от её ответа.

Может быть, она съела что-то, но, насколько мне известно, у нас дома нет ничего, что могло бы вызвать такую реакцию.

— С ней все в порядке? — спрашивает Эмори.

Подняв глаза, я вижу, что она прислонилась к дверному косяку. В руках она держит бутылку сока и ложку.

— Надеюсь.

Всё в порядке. Дети болеют. Это нормально.

— Это разбавленный сок, — Эмори держит бутылку в руке. — Когда мы были маленькими, моя мама давала нам с Милли разбавленный сок каждые пятнадцать минут. Брук теряет жидкость, соли и минералы. Мы не можем кормить её твердой пищей, потому что есть вероятность, что её снова вырвет.

— Это помогало? — спрашиваю я, переводя взгляд с Эмори на мою дочь.

Брук снова всхлипывает, мне хочется заключить её в свои объятия и держать до тех пор, пока ей не станет лучше.

— В последний раз, когда она болела, я… я просто сидел с ней в комнате несколько дней и смотрел, как она спит.

— Несколько дней?

— Ага. Ну, я её кормил, и следил, чтобы она пила воду. Но в остальном она просто спала.

Я не мог оставить её одну, тем более, она просила меня остаться с ней. Мейв не хотела, чтобы я был рядом так долго, поэтому я забрал Брук домой. А потом… Я просто наблюдал за ней день и ночь, целых три дня. Кажется, я даже не спал.

Внезапно Эмори кладет руку мне на плечо и становится на колени рядом со мной.

— Тебе не следует приближаться к ней, Эм. Что, если это заразно?

— Тогда я в любом случае подхвачу это. Если не от неё, то от тебя.

Она протягивает мне ложку, затем открывает бутылку сока, осторожно выливая его содержимое на ложку.

— Разве она не может просто пить из бутылки? — я спрашиваю, потому что, честно говоря, кормить Брук соком ложкой кажется странным.

— Конечно может, но на данный момент маленькие порции гораздо эффективнее. Её желудок не будет сильно напрягаться.

Ладно. В этом есть смысл. Наверное.

Я помогаю Брук осторожно сесть, хотя она умоляет меня не делать этого. Она не держит глаза открытыми. Моё сердце разрывается. Хотя Брук чувствует себя слабой и больной, мне за неё больнее.

Только Брук могла заставить меня чувствовать себя плохо, потому что ей плохо.

— Boit ça^[30], — говорю я и подношу ложку ко рту дочери. Брук качает головой. — Тебе станет лучше.

В конце концов она открывает рот, и позволяет мне напоить её соком. После этого она с раздражением падает обратно, на этот раз глядя на меня.

— Папа, со мной всё в порядке.

— Да, с тобой всё будет в порядке.

Мне хотелось бы знать, где она подхватила это. Брук не могла заболеть за те три часа, что меня не было. До моего отъезда с ней всё было в порядке. Это странно и ненормально, я считаю.

— Майлз, перестань волноваться. С ней всё будет в порядке, — говорит мне Эмори. — Дай ей немного поспать, — она встает с пола и ждет. — Ты идёшь?

Я качаю головой, глядя на дочь. Ей нужен кто-то, кто присмотрит за ней, на случай если её снова стошнит. Конечно, у Брук есть ведро на всякий случай, стоящее рядом с её кроватью, но я сомневаюсь, что она воспользовалась бы им без меня. А что, если она позовет меня, когда проснется, а я не услышу? Потом она заплачет, и мне станет еще хуже. Или что, если это действительно тяжелый случай гриппа, и мне осталось провести всего несколько часов с дочерью, прежде чем она умрет?

О Боже. Это возможно?

— Перестань думать о её… с-м-е-р-т-и, — Эмори произносит это слово по буквам, чтобы не напугать Брук.

— Я не думал об этом, — возражаю я.

Я думал. Обычно это первое, что приходит мне на ум, когда случается что-то плохое. Я ничего не могу с этим поделать, это получается самой собой.

— Я думал…

— Ты думал, я знаю, Майлз, — она толкает меня одной рукой, не слишком сильно, просто слегка подталкивает. — Вставай. Давай дадим ей немного пространства.

Пространство? Нет, я знаю свою дочь. Когда она болеет, ей не нужно пространство. Ей хочется обниматься и спать. И тогда она снова станет здоровой. Я знаю это.

— Мне и здесь хорошо.

На полу. Перед кроватью моей дочери. Не очень удобно, но я бы сидел здесь всю неделю, если бы пришлось.

— Ты мало что можешь сделать, Майлз, — напоминает мне Эмори. — Пусть она выспится.

— Я не понимаю, как это произошло. С Брук всё было в порядке до моего отъезда.

Боже, это кролик? Или кошки? Аллергическая реакция? Чёрт, людей тошнит от животных при аллергии на мех? Я сомневаюсь. Аллергия проявилась довольно поздно. Эти питомцы у нас уже около двух недель. Но как и её аллергия на клубнику…

Мистер Пушистик Второй сидит на балконе в своей клетке. Мы держим его там летом. Балкон довольно большой, что позволяет сделать его клетку больше. По крайней мере, у него есть место, чтобы прыгать. Мы перенесем его домой, когда осенью станет холодно. Кошки тоже не остаются в комнате Брук.

Так что это не может быть аллергической реакцией. Или может…

— Разве люди заболевают из-за того, что кто-то плохо готовит?

Моя голова приближается к её глазам.

— Что?

— Это возможно? Потому что я думала, что это миф о том, что люди болеют от этого.

— Что она ела?

Не клубнику, это я точно знаю. Ничего с клубникой в квартире мы не держим. Не важно, что она ела, главное, что это не клубника.

Брови Эмори сдвинулись вместе с легким беспокойством.

— Я не знаю. Пасту.

— Пасту?

Ладно, обычно я готовлю еду для Эмори, чтобы разогреть в микроволновке на случай, если Брук проголодается, пока меня не будет. И я абсолютно уверен, что сегодня не было пасты. Да и вообще, сегодня я не готовил. Эмори должна была разогреть остатки вчерашнего ужина, что тоже не было пастой.

— Да, я сварила макароны, потому что Брук не хотела есть запеканку. Она попросила наггетсы, но их у нас не оказалось, поэтому следующей её просьбой были макароны. Просто обычная паста. И я подумала, что это нетрудно, поэтому сварила их, — она делает паузу, вероятно, ожидая, что я вмешаюсь, но я лишь моргаю. — Думаю, я их сожгла. Возможно, я налила недостаточно воды, потому что она полностью испарилась, когда я подумала, что они готовы. Несколько кусочков макарон прилипли к кастрюле. Я не знаю, Майлз. Мне жаль.

Я щипаю переносицу, лишь слегка расслабляясь.

— Мне следовало просто сказать ей «нет» и отдать ей запеканку. Я… Майлз, мне очень, очень жаль. Я знаю, что не умею готовить. Мне следовало просто сказать «нет».

По крайней мере, теперь я могу забыть про возможный летальный исход.

— Всё в порядке, — говорю я, поднимаясь с пола, хотя предпочитаю смотреть, как спит мой ребенок.

Я тяну Эмори и обнимаю её. Как она может так расстраиваться из-за ошибки? Она хотела как лучше. Она не хотела этим причинить вред Брук.

— Эмори, всё в порядке. Действительно, — она всхлипывает, и мне требуется сила воли, чтобы не сказать ей перестать. Эти ужасные слезы все время… — Это не у-б-ь-е-т её, Эм.

Мы выходим из комнаты, но всё это время я оглядываюсь назад ещё раз двадцать. Остановившись у двери, я бросаю долгий взгляд на Брук, но жена уводит меня в гостиную.

— Ты должен перестать думать, что все в твоей жизни могут умереть в любой момент.

Я так понимаю, Эм успокоилась. Она берет мою руку в свою, играя моим обручальным кольцом.

— Ладно, технически это может случиться, но не стоит делать смерть первым вариантом.

— Когда я мог подумать, что смерть — это первый вариант?

Я могу насчитать несколько событий, а она? Эмори откашливается, очевидно, готовая посчитать, сколько раз это произошло.

— Первая прививка Брук. Ты думал, что она умрет, потому что Брук начала плакать просто так.

Ладно, признаю, это была слишком преувеличенная реакция. Но я впервые стал отцом. Я был отцом-одиночкой. Я не знал, что дети плачут, когда им делают прививку. Она до сих пор плачет каждый раз из-за этого…

— Однажды Брук подавилась молочной смесью, когда ей было около шести месяцев. Ты сразу подумал, что она умрет.

— Она кашляла как сумасшедшая и не могла дышать, — защищаюсь я.

— У неё был день рождения, когда ты узнал, что у неё аллергия на клубнику. Ты всё время повторял, что она умрёт.

— Ну, она не могла дышать из-за аллергической реакции. Мои опасения были оправданы, — я отдергиваю руку от жены и теперь указываю на неё. — И не начинай с других случаев, когда у нее была аллергическая реакция, они не в счет. От нее ежедневно умирают люди.

— Хорошо, — говорит Эмори. — Когда я сказала тебе, что беременна. Ты сразу подумал, что я умру.

Я прищуриваюсь.

— У меня серьёзная травма, Эмори. Мне можно переживать, что ты умрешь во время родов, ясно? Представь, что ты считаешь, что ты — причина чьей-то смерти, а затем тот же сценарий повторяется, но с другим человеком. Конечно, твоя голова сразу же вернется к тому, что произошло в прошлом.

— Ладно, — выдыхает она, — засчитаем как оправдание. Но тем не менее ты всегда делаешь смерть первым возможным вариантом.

— И что? Да, первое, о чем я думаю, когда случается что-то плохое — это смерть, что в этом плохого?

— Ты напрасно пугаешь себя. Вместо того, чтобы думать, что Брук, возможно, просто подхватила грипп, как любой другой ребенок, или съела что-нибудь не то, ты предпочитаешь смерть. Не всегда все бывает, как в одной ситуации из миллиона. Даже в твоей жизни.