Семь месяцев

ГЛАВА 76

«Не осторожничай, не делай вид, что ты милая» — COPYCAT by Billie Eilish

Эмори

Она жива. Жива и готова снова разрушить мою жизнь.

Шок не прошел: я не хочу верить, что Милли инсценировала свою смерть и что она вообще была способна на это. Я не хочу верить, что мои родители знали об этом. Никто из них мне ничего не сказал, как будто я никогда не была частью их семьи.

Но сейчас она здесь. Жива и готова снова забрать у меня Майлза. Всё, что я смогу сделать: смотреть, как он уйдет к ней. Кто я такая, чтобы говорить Майлзу, что он не может быть с Милли? В любом случае, я всегда была заменой. Та, кто выглядел как человек, которого он любил и потерял.

Он говорит, что любит меня и не оставит меня. Но Милли… У меня нет шансов. И, честно говоря, если ему придется выбирать между ней или мной, он может выбрать её. Я не хочу быть одним из выборов. Я хочу быть приоритетом. Его приоритетом.

Милли подходит ближе, не заботясь о том, что друзья Майлза следят за каждым её движением. Если она сделает хоть одно неверное движение, её мгновенно схватят. Без колебаний. Или, может быть, они пошлют своих девушек сделать это, потому что Милли девушка.

Я не хочу, чтобы это закончилось дракой или полицией. Не думаю, что Милли настолько опасна.

— Если бы я была мертва, Майлз, у нас не было бы ни единого шанса снова быть вместе, — Милли хватает Майлза за лицо, но он отводит голову, делая шаг назад, увлекая меня за собой.

— Мы в любом случае больше не будем вместе. Я женат, Милли. Я не собираюсь разводиться, чтобы быть с лгуньей. Быть с той, кто готов умереть, лишь бы уйти от ответственности. С той, кому насрать на ребёнка, которого она родила. И даже если бы всего этого не было, я не хочу быть с тобой. Я люблю Эмори.

Я люблю Эмори.

Он не хочет быть с Милли.

Милли отшатывается, как будто то, что сказал Майлз, равносильно падению астероида. Она прижимает руку к сердцу и плачет.

— Как ты можешь любить мою копию?

Копия.

— Всего лишь копия, вот кем я для тебя была, да, Милли? — я не жду ответа, продолжая. — Вот кем меня считали в нашей семье. Копией.

Она родилась на несколько минут раньше меня, что автоматически сделало меня нежеланным ребёнком. Все вокруг давали мне это почувствовать. Я делала вид, что не замечаю этого, хотя в глубине души надеялась, что всё не так. Может быть это шутка? Я отлично нахожу оправдания своей семье. Чтобы они не сделали, у меня всегда найдется отличное оправдание их поступку.

— Ты никогда не считала меня равной. Считала, что я стремлюсь быть тобой, хотя всё время именно ты пыталась быть мной.

— Ты стала моделью после моей смерти. Ты никогда не хотела этого. Готова поспорить, что ты ждала моей смерти, чтобы занять моё место. Моя карьера. Мой парень. Мой ребёнок. У тебя есть всё. У тебя моя жизнь. Ты украла её у меня.

Неужели я единственная, кто видит причину?

— Ты умерла, Милли. У меня моя жизнь. Это всё, — я обвожу рукой Майлза и свою квартиру, — могло быть твоим, если бы ты общалась с Майлзом. Если бы ты не солгала ему. Ты сказала ему, что любишь печь, хотя никогда бы в жизни не прикоснулась к тесту голыми руками, не говоря уже о том, чтобы разбить яйцо. Ты сказала ему, что играешь на скрипке, хотя мы обе знаем, что это ложь. Ты притворялась, что не против завести ребёнка, мечтая о том, чтобы он исчез. Я не хочу знать, о чём ещё ты ему солгала, — я делаю глубокий вдох, молясь, чтобы смесь печали и гнева отпустила меня. — Я не крала у тебя твою жизнь, ты сама украла её у себя.

— Как будто ты никогда не лгала.

Она совершенно не понимает, к чему я клоню. Неужели она всегда была такой, а я просто не замечала? Я могу поклясться, что раньше Милли была из тех людей, которые знают всё. Она была бы первым человеком, к которому я обратилась бы.

Она всегда была рядом… слушала… отговаривала меня от моих отношений с Майлзом.

— Я никогда не лгала о том, кто я такая. Мне никогда не приходилось лгать, чтобы понравиться кому-то.

Майлз подходит ко мне и осторожно подталкивает меня вперёд, выводя из спальни. Он останавливается каждый раз, когда Милли следует за нами. Он дожидается, когда она остановится, и только после этого мы продолжаем идти. Майлз пытается держаться от неё на расстоянии, я тоже не хочу, чтобы она была рядом.

Я никогда не думала, что скажу такое о своей собственной сестре. Я не хочу, чтобы она была рядом со мной. Пять лет я мечтала, чтобы сестра волшебным образом воскресла из мёртвых. Но сейчас вместо того, чтобы испытывать радость и счастье от воссоединения с сестрой, я хочу, чтобы она ушла.

Как только мы выходим из комнаты, Майлз закрывает дверь.

— Я не хочу, чтобы он проснулся, — шепчет Майлз мне на ухо.

Честно говоря, чудо, что он до сих пор спит.

— Мне жаль, — говорит Милли, имея в виду совершенно другое. — Но я не виновата, что моя жизнь была не настолько интересной, как твоя. Ты могла заняться любым делом, каким только хотела. Небольшая ложь еще никому не повредила.

— Это причинило тебе боль, — на удивление радостно повторяет Майлз. — Я не знаю, как ты этого до сих пор не увидела, но всё, что ты делала, заставляло меня всё больше влюбляться в Эмори. Тогда я думал, что люблю тебя, но я не понимал, что это Эмори, а не ты. Всё, что о тебе знали, было об Эмори. Людям нравилась твоя сестра, а не ты. Это только твоя вина, а не её. Поэтому копия ты, а не она.

По крайней мере один человек понимает то, что я имела в виду.

— Ты воспользовалась наивностью Эмори ради собственной выгоды.

— Я этого не делала, — Милли направляется к двери, но Колин и Аарон стоят у выхода, скрестив руки на груди,

Они выглядят как настоящие телохранители. Она стонет и поворачивается обратно.

— Отлично. Это не моя вина, что Эмори нихрена тебе не рассказывала о себе. Вы встречались три года, и всё, что ты знал о ней, это…

— Самое важное, — заканчивает Майлз за неё. — Я знал, что ей нравится и не нравится, что расстраивало её и что приносило радость. Я знал наизусть её любимые песни, хотя они менялись ежедневно. Я знал её реакцию на толпу и то, какой застенчивой она становилась, когда кто-то смотрел на неё слишком долго. Изучил её привычки: она играет со своими волосами, когда нервничает, на её глазах всегда слёзы, когда она искренне смеётся. Я знал, что она становилась очень тихой, когда была расстроена, и что утром она ставила три будильника. Я знаю очень важные детали, Милли. Разбуди меня ночью, и я назову все напитки и блюда, которые она заказала бы. Я по-прежнему знаю о ней всё, что мне нужно. Знать кого-то, не значит знать об определенном качестве, в любом случае, оно есть у большинства людей.

Я даже не подозревала, что Майлз так много знает обо мне: он обращал внимание на мелкие детали. Особенно тогда.

Милли опускает глаза в пол, больше не в силах смотреть на нас. Она этого заслуживает… Я не хочу испытывать к ней такие чувства, но это так.

Милли не может восстать из мёртвых пять лет спустя и потребовать воссоединения с Майлзом, с моим мужем. Это так не работает.

— Я знал Эмори, даже когда мы не разговаривали. Но я никогда не знал тебя, Милли. Ты манипулировала мной, заставляя полюбить тебя, а это не любовь, и никогда ею не будет.

Она постукивает ногой по полу, собираясь что-то сказать.

— По крайней мере, я никогда не была такой неуверенной в себе размазнёй, как она. Должно быть, тебе от этого стало намного легче.

— Ты воспользовалась моей неуверенностью, — говорю я. — Говорила, что Майлз смеется надо мной за моей спиной и тусуется с другими девушками, которые намного красивее меня. Всё это для того, чтобы разлучить нас, заставить нас ненавидеть друг друга. Ты делала все, чтобы он достался тебе.

— Я не виновата, что ты мне поверила.

— Ты была моей сестрой! — кричу я, — Конечно, я тебе поверила.

— Я твоя сестра. Не была, а есть.

Моя голова трясётся сама по себе.

— Нет. Ты мне не сестра. Я не знаю, кто ты.

— Подумать только, я сказала ему присматривать за тобой, — бормочет Милли себе под нос. — Мне следовало догадаться, что он прибежит обратно к тебе, как только появится возможность.

— Мы вообще не должны были расстаться.

Я бы никогда не рассталась с Майлзом, даже когда боялась, что он будет смеяться надо мной из-за нашей сексуальной жизни. Каждый четырнадцатилетний подросток довольно не уверен в себе, и моя неуверенность объяснялась тем, что он втайне смеялся надо мной. Майлз сам сказал, что не планировал расставаться.

Она смотрит на моего мужа с самодовольной улыбкой. От слёз не осталось и следа.

— Ты хочешь сказать, что сожалеешь о том, что был со мной? Что наша дочь ничего не значит для тебя, и ты бы отказался от неё, если бы мог вернуться назад во времени?

— Нет, я никогда не сказал бы этого, — немедленно отвечает Майлз, и я знаю, что он говорит серьёзно.

Я тоже не могу злиться. Брук для него — весь мир. Для меня она тоже очень много значит. Я не хотела бы представлять себе мир без этой маленькой белокурой девочки.

— Потому что в отличие от тебя, Милли, я действительно люблю её. Я забочусь о своей дочери, и я бы ни за что не пожелал, чтобы она ушла.

— Нелепо.

— Забавно, именно об этом я подумал, когда увидел твоё лицо полчаса назад.

Неужели это правда? Первое, о чем я подумала, было типа: неужели я умерла, и моя сестра приветствует меня на небесах?

Но я не умерла, и моя сестра не встречает меня в раю. На самом деле она познакомила меня с адом. А может быть, просто избавила меня от этого. Я пока не уверена, с какой стороны на это смотреть.

Однако произошедшее дало мне понять одну вещь: прекратить общение со своей семьёй — это лучшее решение, которое я могла принять. Я осознала, что никто из членов моей семьи никогда не заботился обо мне. Только один человек по-настоящему интересовался мной. Он хочет меня, а не мою сестру. Только один человек видит меня. И всегда видел, заботился обо мне и безумно любил.

Этим человеком всегда был Майлз.

Он был рядом со мной, когда ненавидела его. Он забирал меня с вечеринок, когда я напивалась, посылал парней, когда замечал, что они подходят ко мне слишком близко, и мне было явно не по себе. Он никогда не запрещал мне видеться с моей племянницей, хотя мог бы.

Мне бы так сильно хотелось сказать то же самое о своей семье, но я не могу. И я не буду больше продолжать лгать себе.

Майлз теперь моя семья. Единственный, кто мне нужен, вместе с нашим сыном и Брук. Только они.

— Думаю, будет лучше, если ты уйдёшь, — говорит Майлз, кивая на Аарона и Колина. — Вы можете сказать охране, чтобы занесли её в чёрный список?

— Если понадобится, я подкуплю этого парня, чтобы он внёс её в чёрный список всего здания, — Колин поднимает большой палец, обхватывая руку Милли. Аарон делает то же самое.

Милли, к моему большому удивлению, не сопротивляется. Она позволяет парням выпроводить её, как будто на неё надели наручники копы.

Как только она выходит за дверь, я, наконец, делаю глубокий вдох. Воздух наполняет мои лёгкие, как будто я задыхалась всё это время. Практически сразу мой муж заключает меня в крепкие объятия.

— Я люблю тебя, — повторяет он безостановочно.

— Майлз, — выдавливаю я из себя, не в состоянии даже кашлять.

Он ослабляет хватку, чтобы я могла дышать. И слава богу, потому что иначе я действительно потеряла бы сознание.

— Я тоже тебя люблю.

Майлз отстраняется от меня, делая крошечный шаг, его руки поднимаются к моему лицу.

— Я собираюсь добиться судебного запрета. Кто знает, может, в следующий раз она попытается похитить Брук, чтобы заставить меня поговорить с ней.

Я бы не удивилась. Кажется, Милли готова была сделать практически всё, чтобы привлечь его внимание. Даже восстать из мёртвых.

— Никто не хочет забрать клубнику? Я не знаю, что с ней делать, — он указывает на балкон.

Неужели он отнёс её туда?

— Конечно, — Лили выходит на балкон, чтобы забрать её.

Кстати о клубнике.

— Где Брук? — спросила я.

У неё ведь не было аллергической реакции? Я собиралась попросить Милли оставить клубнику снаружи, но побоялась, что будет вонять на весь коридор.

— Она у Грея, с ней всё в порядке.

Это хорошо. Боже, я никогда не смогла бы простить себе, если бы с ней что-то случилось. Я была слишком потрясена, чтобы сразу же выбросить ту клубнику.

— Милли пыталась подкупить тебя клубникой.

Как будто это сработало бы. Возможно, когда-то Майлз и питал к ним любовь, но это было очень давно.

— Знаешь, я рад, что она попыталась. Представь, что я вошёл бы сюда с Брук на руках. Если бы я не учуял запах до того, как мы вошли, я бы никогда не привёл её к Грею. Это избавило Брук от замешательства и путаницы.

Я задаюсь вопросом: а было ли Милли не всё равно? Хотела ли она увидеть Брук, познакомиться с ней? Или Майлз был прав, что даже сейчас Милли не хочет знать Брук?

Думаю, это навсегда останется тайной.