Семь месяцев

ГЛАВА 68

«Сломанное собрать заново, сказанное забрать назад» — Train Wreck by James Arthur

Эмори

— Ты не можешь отвечать на мои телефонные звонки, Майлз!

Можете ли вы в это поверить? Тот факт, что мы женаты, не дает Майлзу право пользоваться моим телефоном или разговаривать с моей матерью, когда она звонит мне.

А теперь он пытается заставить меня поверить, что моя мать, моя собственная мать, могла сделать что-то настолько ужасное, как выдвинуть ложные обвинения в его адрес. Обвинения, которые могут привести к тому, что заберут его ребенка. Её внучку.

— Я думал, что это важно, — говорит он, проводя рукой по своим волнистым светлым волосам. — Ты была на балконе, Эм. К тому времени, как ты заметила её звонок, это «плохое» могло перерасти во что-нибудь ужасное!

Он прав. Я злюсь на него больше из-за того факта, что он считает, что моя мать добровольно подвергла Брук такой травме. Посещения CPS сильно влияют на детей. Они могут очень повлиять на их психическое здоровье, это очень напрягает детей. Ни один здравомыслящий человек никогда не сообщит в CPS о родителях без необходимости.

Моя мать, возможно, поступила со мной неправильно. Возможно, она была ужасной матерью, но она бы не сделала ничего, что могло бы поставить под угрозу ребенка её любимой дочери. Она хочет, чтобы Брук была счастлива, и знает, что Брук счастлива с Майлзом.

— Она не говорила о тебе, — говорю я, убежденная в своей правоте.

По крайней мере, я молюсь, чтобы это было так. Она бы этого не сделала. Я не могу поверить, что она могла совершить такой ужасный поступок.

— В этом есть смысл, Эмори.

— Какой?!

Я хватаю подушку с кровати, намереваясь бросить ее в мужа, но успеваю остановиться и роняю её на пол. Ты не можешь проявлять насилие, как твой отец. Ты не твой отец, Эмори.

— Какой? Холли меня ненавидит, — говорит он так, будто это всё объясняет. — Я убил твою сестру, Эмори. Я убил её. Это моя вина, что она умерла. Твои родители были вежливы со мной только потому, что Милли родила им внука. Если бы не Брук, они даже не заговорили со мной.

— Это не объясняет того, что она могла так поступить!

Какая-то часть меня хочет добавить, что Майлз не виноват в смерти Милли, потому что она умерла из-за начавшихся осложнений, которые никто не мог предвидеть. В этом нет его вины. Но другая часть не может заставить себя сказать ему это прямо сейчас.

— Полегче, Эм. Она знает, что ты должна была забрать Брук. Если бы эти люди забрали у меня Брук, она знала, что ты будешь первой, кого попросят принять её. И если бы Брук осталась с тобой, у неё не было бы причин видеться со мной. Это объясняет, почему она отчаянно хочет, чтобы ты развелась со мной.

— Ты ведешь себя смешно, — моя мать действительно знает очень много о ситуации Майлза, хотя никто из нас никогда не упоминал об этом. — Ты предложил мне выйти за тебя замуж, потому что думал, что Мейв собирается донести на тебя. Кто сказал, что она этого не сделала? Органы опеки всё время врут. Айрис пришлось притвориться, что она не знает Мейв. Это всё ещё может быть она.

— Я дал Марии сто тысяч долларов за то, чтобы она рассказала мне, донесла ли на меня Мейв или нет. Мария меня терпеть не может, но она ни разу мне не врала, особенно когда речь идёт о деньгах, — говорит он мне.

Откуда Мария — его бывшая мачеха — вообще знает об этом?

— Мейв ей всё рассказывает, — отвечает Майлз на мой немой вопрос.

— Но тогда кто, черт возьми, это сделал, Майлз?! Потому что это не моя мать. Она бы этого не сделала. У неё двое детей, она знает, что такое потерять ребенка. Моя мать жестока со мной, но она не станет жаловаться на тебя из мести.

Слёзы наворачиваются на мои глаза, но я пытаюсь сдержаться.

Майлз ходит взад-вперед в спальне быстрыми и огромными шагами, пытаясь унять гнев.

— Может быть, это её план. Айрис появилась после того, как мы рассказали твоей матери о нашей свадьбе. Твоя мать рассердилась на нас из-за этого. Она не хочет, чтобы мы были вместе. Но в любом случае, почему бы не устроить между нами какую-нибудь драму… Не дай бог кто-то действительно любит тебя. Если я потеряю Брук, то я потеряю себя, и у нас с тобой ничего не получится, и она прекрасно это знала.

Кто-то действительно любит тебя.

Моё сердце упало в пятки. Он говорил об этом раньше, но до это сих пор сотрясает каждую частичку меня.

— Ты действительно любишь меня? Не просто влюбился, а полюбил меня?

Майлз останавливается, поворачивая голову в мою сторону. Его черты лица смягчаются, когда он смотрит на меня, из его глаз уходит гнев. Он расслабляется. Хоть немного, ненадолго.

— Так сильно, что возможность потерять тебя пугает меня так же, как потерять дочь. Я так сильно люблю тебя, Эм. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я чувствую себя спокойно. Такое спокойствие схоже с ощущением сонливости посреди дня. Или спокойствие, когда ты знаешь, что ты в безопасности, а вокруг просто тихо. Ты заставляешь меня забыть о беспокойстве.

— Тогда почему ты не веришь мне, когда я говорю, что это была не моя мать?

Слёзы начинают литься из моих глаз, скатываясь по щекам. Майлз делает шаг вперед, намереваясь вытереть мои слезы, но я останавливаю его.

— Не трогай меня! Не сейчас.

— Но Эм… — он вздыхает. — Ты плачешь.

— Я знаю. Дай мне поплакать.

— Я не могу, — он касается собственного лица, прижимая пальцы к вискам. — Я не люблю слезы.

— Объясни мне, — требую я, — почему ты думаешь, что моя мать может совершить такой ужасный поступок? И не говори мне про очевидные смыслы, потому что для меня, Майлз, это бессмысленно.

Майлз садится на пол, избегая зрительного контакта со мной…

— Она причиняла тебе вред всю твою жизнь. Ты можешь не замечать этого, но она с первого дня сравнивала тебя с Милли. Хороший родитель так не делает. Ей не нравится видеть тебя счастливой. Всю жизнь она наказывала тебя за то, что ты была рядом, а после смерти Милли стало хуже. Я был там, Эмори. Я слышал, как она кричала на тебя, когда думала, что на вечеринках по случаю дня рождения никого не осталось. Я слышал, как она кричала на тебя, когда ты получала плохую оценку или отказывалась от работы моделью и ставила школу на первое место. Я всё это слышал. И я даю гарантию, Эмори, что она не очень хороший родитель. Она не любит тебя. Так что извини, если я верю в то, что она способна на ещё более ужасные вещи.

— Она любит меня, — утверждаю я, хотя мой голос звучит недостаточно уверенно. — Она никогда бы не причинила мне вреда.

Майлз на мгновение выглядывает, для того чтобы снова опустить взгляд на пол перед собой.

— Она уже причинила тебе боль, Эмори.

Нет, она моя мать. Она никогда бы… не причинила мне вреда намеренно.

— Она хочет для меня самого лучшего. Она хочет, чтобы у меня было что-то настоящее. Она ненавидит тебя, потому что знает, что наш брак фиктивный.

Он поднимает глаза и встречается со мной взглядом, несмотря на то что слезы все еще свободно текут.

— Мы женаты, Эм. Насколько реальными должны стать наши отношения, прежде чем тебя перестанет волновать то, что думает о нас твоя мать? Насколько реальнее должны стать твои шрамы, прежде чем ты поймешь, что она никогда не относилась к тебе так, как родитель должен относиться к своему ребенку?

— У-у меня нет никаких «шрамов».

— Они есть. Не физические, но она всю жизнь оскорбляла тебя морально, Эмори. Как ты думаешь, откуда взялась твоя привычка голодать? Не от модельного агентства, а от того, что эта женщина продолжала называть тебя толстой, хоть ты никогда не была такой. Как ты думаешь, почему ты ненавидишь, когда тебя сравнивают с кем-либо? Женщина, которая всегда сравнивала тебя с твоей сестрой-близняшкой и называла уродливой, несмотря на то что ты выглядела точно так же как Милли.

Почему мы обсуждаем это? Мы должны были обсуждать, почему Майлз думает, что моя мать сообщила о нем в CPS, а не её прошлые ошибки.

— Она моя мать, Майлз. Её мнение обо мне всегда будет иметь для меня значение. Она не виновата, что я принимаю всё слишком близко к сердцу.

Он поднимается с пола, сокращая расстояние между нами. Майлз кладет руки на мое лицо, окутывая его теплом. Я позволяю ему это.

— Да, именно поэтому ей вообще не следовало говорить такое. Тот, кто любит тебя, так не делает, — на этот раз его голос звучит нежно, он больше не кричит. — Возможно, я не лучший отец, Эм, но мысль о том, чтобы сделать с Брук то, что делает с тобой твоя мать, заставляет меня хотеть умереть. Я лучше сгнию в аду, чем когда-нибудь скажу своей дочери, что она недостаточно хороша или что ей нужно похудеть, чтобы другие люди любили её. Видеть только недостатки и указывать на них при первой возможности — это не любовь.

Майлз вытирает мои слезы. На этот раз я не останавливаю его.

— Она… любит меня.

— Она никогда не проявляла к тебе любви, Эмори. Никогда. Ни разу за всю жизнь.

Из моего горла вырывается рыдание. Он прав, я знаю, что он прав, но я не хочу принимать эту реальность. Она моя мать. Она должна любить меня. Она должна заботиться обо мне.

Я сжимаю его запястья, просто крепко держу.

— Если это не любовь, Майлз, то что это, черт возьми, такое?

Он наклоняется, прислоняя свой лоб к моему. Его глаза закрываются, и он выдыхает воздух, который касается моей коже.

— То, что у нас есть, — шепчет он. — Чувствовать себя свободным рядом с кем-то. Тебя не осуждают. Это правильно, Эмори. Рядом со мной ты довольна, спокойна. Тебя не беспокоят риски, которые несет любовь. Знаешь, что тебе не нужно переживать плохие времена в одиночку.

Всё… то, чего не дала мне моя мать.

— Тебе этого недостаточно, верно? — спрашивает он, отрывая свою голову от моей.

Наши взгляды встречаются, и хотя мой мир сейчас кажется размытым пятном, я все ещё вижу боль в его глазах. Это разбивает мне сердце.

— Я говорю тебе, как сильно тебя люблю, но тебе всё равно этого недостаточно. Ты не хочешь видеть, что любовь — это не насилие, — он глубоко и болезненно вздыхает. — Я люблю тебя, Эмори Кинг. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Не будет ни одного дня в нашей жизни, когда я не буду чертовски любить тебя. Для тебя это ничего не значит?

Я моргаю. Снова и снова. Надеюсь, что если я буду моргать больше, то быстрее освобожусь от слёз и смогу увидеть Майлза. Но я не успеваю, потому что Майлз убирает руки от моего лица и делает несколько шагов назад.

— Майлз… — говорю я дрожащим голосом.

— Ты всё ещё думаешь, что твоя мать не сможет причинить кому-нибудь вред?

Она никогда не проявляла к тебе любви. Никогда. Ни разу в жизни. Женщина, которая продолжала называть тебя толстой, хотя на самом деле это не так. Она причиняла тебе вред всю твою жизнь.

Я с трудом сглатываю. Думаю, могла ли моя собственная мать сообщить о Майлзе в CPS, поступая как эгоистка?

— Она работает в CPS, Майлз. Она… с чего бы ей… я не понимаю, — икаю я.

— Я спросил тебя, веришь ли ты, что она сможет это сделать?

На этот раз он звучит холодно. Холодный. Майлз никогда не был ко мне холоден, даже когда ненавидел меня.

— Может быть, она… смогла бы это сделать. Но я не понимаю, зачем ей это.

Майлз кивает головой и медленно отступает.

— Не уходи, пожалуйста, — прошу я.

Он останавливается.

— Я не оставлю тебя, Эмори, — говорит он. — Мне нужно пять минут, ладно?

Майлз делает шаг ко мне. И еще один. И еще один. Пока он снова не оказывается прямо передо мной. Он проводит большим пальцем по моей щеке, затем наклоняется, чтобы поцеловать в уголок моего рта.

— Всего пять минут, чтобы я мог осознать все, что произошло сегодня, хорошо?

— Хорошо, — выдыхаю я.

— Я никогда не оставлю тебя, Эм. Я имел в виду это, когда сказал, что люблю тебя. Отказываться от нас сейчас — это не вариант.