Сердца небес

Глава 13

Ив

Сумерки удлиняют тени за окном спальни. Небо — еще один взрыв красок. Я провела последние часы дня, ожидая, что он ворвется сюда и снова накажет меня своим ремнем. Мое сердце подпрыгивает при каждом шаге в коридоре, кожу постоянно покалывает от смеси потребности и отвращения к себе.

Но он этого не сделал.

Пока нет.

Неужели он специально заставляет меня нервничать? Не зашла ли я слишком далеко своим неповиновением, как он прошлой ночью своей тьмой?

Также я не могу игнорировать свою встречу с Джозепом. Его слова снова и снова крутятся в моей голове. Если я восстановлю слова и нюансы нашего разговора, то смогу прочесть подсказки. Он беспокоится о Данте, но не говорит мне почему.

Уже почти семь вечера. Я приняла душ и расчесала свои темные волосы так, что они ниспадают шелковистым каскадом до самой талии. Еще я обнаружила ящик, полный моей любимой косметики, и надела великолепный белый шелковый комбинезон с такими тонкими бретельками, что просто чудо, что они не рвутся под тяжестью материала.

Мне нравится одежда, которую он мне покупает, больше, чем следовало бы. То, чего ему не хватает в доброте, он восполняет вкусом. Его собственная одежда тоже является свидетельством этого: безупречно сшитая, невероятно дорогая, пользующаяся общественным спросом… будто какая-то маленькая частичка его восстает против преступника внутри.

Я снова смотрю на часы на прикроватной тумбочке.

Почему он до сих пор не пришел за мной?

Когда время приближается к восьми, я обуваю телесного цвета Лабутены[2] и открываю дверь спальни. Я сыта по горло его играми. Пришло время развязать войну.

У подножия лестницы я слышу безошибочно узнаваемые звуки мужского смеха. Это сразу же выводит меня из себя. Данте никогда не смеется… Я осторожно спускаюсь, решив скинуть обувь, чтобы замаскировать свои шаги на прохладной белой плитке. Я никогда раньше не была в этой части его дома, но она такая же шикарная, как и все остальное. На стенах висят сюрреалистические произведения искусства — огромные полотна нарисованных снов, яркие цвета и меланхоличные изображения. Это его, или чей-то вкус и снисхождение? Это жутко, как сильно они дополняют ночное небо, которое льется через открытые окна в крыше надо мной.

Смех становится громче, когда я пересекаю коридор, переходящий в красивую гостиную. В одном углу стоит глянцевый черный Стейнвей [3], а посередине под прямым углом стоят два серых дивана, покрытых мягчайшим персидским пледом кремового цвета.

— А, вот и она, — Данте замечает меня, притаившуюся в дверном проеме. Похоже, он рад.

Я чувствую облегчение.

От волнения я роняю туфли, и они с грохотом приземляются у моих босых ног. Он сидит во главе длинного стеклянного стола, перед ним недопитая бутылка бурбона. На его лице нет ни намека на возмездие, ни остатков гнева из-за того, что ранее его подставили.

Пока нет.

Он ведет беседу с Джозепом и темноволосым джентльменом, который сейчас сидит ко мне спиной. Лицо Джозепа — чистый холст, его пристальный взгляд притуплен алкоголем. Нет никакого намека на то, что мы хоть когда-то разговаривали наедине. Другой мужчина, должно быть, та самая VIP-персона, о которой говорила София. Я наблюдаю, как он поворачивается на своем сиденье, и в поле зрения появляется его красивый профиль.

Мой желудок сжимается.

Рик Сандерс.

Этот человек спас мне жизнь в прошлом году. Он спас Данте. Моя благодарность должна была бы слететь с моих губ. Вместо этого я обнаруживаю, что отключаюсь от ненависти к себе, когда прошлое снова набрасывается на меня, чтобы заявить свои права. Я снова на том контейнерном причале — полуголая, напуганная до смерти и умоляющая его о помощи. И вот что за этим последовало…

Я убила человека.

Я убила человека.

Я убила человека.

И это все их вина.

Слезы щиплют мои глаза, когда я стою там и смотрю на этих троих опасных людей, каждый из которых сам по себе отъявленный преступник. Столь же прекрасны, сколь и прокляты. Люди, на расследование которых я потратила годы своей жизни и пыталась привлечь к ответственности, пока не позволила одному из них опустить меня до его собственного подлого уровня.

Это ли момент, который определяет меня?

Тот, когда я принимаю свою судьбу?

Тот, когда я понимаю, насколько сильно мужчина, которого я люблю, скомпрометировал меня? Внезапно я начинаю злиться. Очень, очень зла. Я практически дрожу. Как он посмел поставить меня в такое положение!

Если Рик замечает мою реакцию, значит, у него хватает ума не комментировать. Он встает и оценивающе окидывает меня взглядом. Высокий и стройный, с голодной хищной аурой — она опасна и почти так же неотразима, как у Данте. Но даже в этом случае он не делает ни малейшего движения, чтобы подойти ближе. В комнате, полной альф, Данте по-прежнему вожак. Ему принадлежащее под запретом.

— Ив Миллер, — говорит он. — Тысяча кораблей… Всегда приятно видеть твое прекрасное лицо.

— Мистер Сандерс, — громко говорю я. — Хотела бы я сказать то же самое о вашем.

— Манеры, Ив, — бормочет Данте, и в его голосе звучит веселье.

Джозеп наливает еще алкоголя в стаканы каждого. Пытается ли он разрядить надвигающуюся напряженность? Мы все чувствуем, что она надвигается, как грозовая туча.

Данте не сводит с меня глаз, поднося стакан с бурбоном к губам, медленно раздевая меня догола. Он умеет трахать меня глазами так же хорошо, как пальцами, ртом и членом.

— Мне нравится твой наряд, — говорит он в конце концов.

— Пошел ты, — сладко возражаю я, жар и несправедливость разливаются по моим венам. Как я могу любить человека, который правит этим беззаконным преступным миром?

Мои слова вызывают усмешку у Рика.

— Это предназначалось мне или ему? — спрашивает он, снова садясь.

— Для всех вас, — говорю я, уставившись на Данте. Сегодня он одет в черное. Черная рубашка. Черные джинсы. Темные волосы зачесаны назад с его красивого лица.

— Если бы я не знал тебя лучше, я бы обиделся.

— О, я имела в виду каждое слово, мистер Сандерс. Вы все можете идти к черту.

Я ненавижу то, за чем стоит и за что выступает Рик. Когда Данте ушел из своей наркоимперии, он переписал все на него. Человек передо мной, теперь наркодилер номер один в Америке и номер два в списке самых разыскиваемых ФБР, после Данте, конечно.

Рик, сбитый с толку, смеется. Я проблема Данте, а не его.

— Есть что-то, что бы ты хотела нам сказать, Ив? — лениво спрашивает Данте, как обычно сразу переходя к делу. Он больше не выглядит таким веселым. Детектив Питерс был на высоте. Я действительно танцую с дьяволом.

— Что это? — спрашиваю я, выражая свое презрение каждому мужчине по очереди.

— Ужин. Не желаешь ли присоединиться к нам?

— Я не голодна. У меня пропал аппетит около двух минут назад, — я поворачиваюсь, чтобы уйти. — Извините, что ворвалась в ваш убийственный тет-а-тет…

— Извинение принято.

— Это был сарказм, — шиплю я, разворачиваясь обратно. — Давайте не будем идеализировать это или то, кто вы все такие… Я, например, больше не хочу в этом участвовать. И спасибо, что напомнил мне, почему именно я ненавидела тебя в самом начале, Данте.

Как я позволила этому мужчине завести меня так далеко в заблуждение и привести в эту комнату?

«Это такое веселье, развращать тебя, Ив».

— Хватит! — Данте с грохотом ставит свой стакан на стол. — Ив, сядь, черт возьми, пока я не вышел из себя.

Я не сдвигаюсь с места ни на сантиметр.

Джозеп достает свой мобильный телефон и начинает просматривать сообщения, в то время как Рик выглядит прикованным к месту. Предполагаю, что он никогда раньше не видел, чтобы Данте бросали такой вызов. Он умирает от желания посмотреть, чем все это закончится.

— Ты сменил рубашку, — говорю я, меняя тактичность. — Тебе понравилось купаться? Могу себе представить, что было немного одиноко. Была ли вода такой же холодной, как твое сердце?

— Красное или белое, — рявкает он, указывая на бутылки на столе.

— Ни то, ни другое, спасибо. Я же сказала тебе, что ухожу.

— Правда?

Кажется, что воздух исчезает из комнаты. Джозеп поднимает на меня глаза и качает головой. Это едва заметное движение, но я могу читать намеки. Мне нужно поумерить свою наглость. Я как тонущий корабль, бьющийся о двадцатиметровую волну.

— Один вопрос, прежде чем ты уйдешь, — начинает Данте, наливая бокал красного вина и протягивая его мне. Он делает эффектную паузу. — Ты получила удовольствие убив моего брата?

Злоба, пылающая в его глазах, гипнотизирует. Его сила ошеломляюща. Он видит правду во всем и знает мои слабости. Я все давила и давила на него, и теперь его очередь столкнуть меня с обрыва.

— «Кто вы все такие». Это то, что ты сказала, не так ли? — Данте отказывается от идеи отдать мне вино и выпивает его сам. — Интересный оборот речи, но, к сожалению, неверный. Конечно, тебе следовало бы сказать: «Кто мы все такие?»

— Ты подонок, — шепчу я.

— Ты обвинила нас в том, что мы убийцы, Ив, но не забываешь ли ты кое-кого еще? — совершенно твердой рукой он наливает еще один бокал. — Возьми вино и выпей с нами. Ты заслужила свое место за этим столом.

Его слова опустошают меня, как он и предполагал. Это правда, от которой я убегала с тех пор, как нажала на курок.

Он превращает меня в такую же каков и он.

Это наказание, которое он приберег для меня сегодня вечером. Это его ремень в другом обличии.

Данте улыбается, и неприятная дрожь пробегает вверх и вниз по моей спине.

— Ты не ответила на мой вопрос, mi alma. Мне, конечно, понравилось смотреть, как ты в него стреляешь. У тебя вполне отлично с попаданием в цель… Без колебаний. Три выстрела. Бах. Бах. Бах. Возможно, мне следует нанять тебя? Я уверен, Джозеп смог бы найти тебе свободную койку на базе, — его злоба неумолима, она режет мою совесть, как тупое лезвие. — Ну? Тебе понравилось его убивать или нет?

Да.

— Нет!

— Как ты себя при этом почувствовала? Живой? Удовлетворенной? Королевой гребаной вселенной?.. Как преступница?

— Нет! Нет! Нет!

— Больно слышать правду, не так ли?

— Данте, какого черта ты делаешь? — бормочет Джозеп. — Для такого дерьма есть другое время и место.

Это еще больше понижает температуру в помещении.

— Держи, свое мнение при себе, черт побери, — рычит он.

— Ты ошибаешься на мой счет, — тихо отвечаю я. — Ты изо всех сил цепляешься за мою мораль, чтобы заставить самого себя почувствовать лучше из-за своих собственных грехов. Я цепляюсь за это, потому что это то, что делает меня человеком. Будь я проклята за то, что так сильно забочусь о таком мужчине, как ты. Ты умер давным-давно, Данте, и я не могу продолжать возвращать тебя к жизни. Я не позволю тебе утащить меня еще дальше на дно.

— Ты будешь делать все, что я тебе черт побери, скажу.

— Нет, — говорю я, держась твердо, хотя одному богу известно чего мне это стоит. Взгляд, которым он смотрит на меня, ужасает. — Я не могу отмахнуться от своих преступлений как от пустяка. Я не могу блокировать их, как ты можешь с помощью секса, алкоголя или еще чего-нибудь, чем ты там, черт возьми, занимаешься. Как я уже говорила, я никогда не буду чувствовать себя менее виноватой из-за того, что нажала на курок!

Воцаряется тишина.

— Думаю, я должна уйти.

Дрожа, я возвращаюсь в коридор, и срываюсь на бег, как только босыми ногами касаюсь кафеля. Вылетев через парадную дверь, я несусь по подъездной дорожке и не останавливаюсь, пока не добираюсь до пляжа. Здесь кромешная тьма. Звезды и тихий рокот океана — мои единственные ориентиры, но я больше не боюсь крутого обрыва. Я только боюсь его и того, во что он так решительно настроен превратить меня.

Спотыкаясь о камень, я падаю на колени, хватая пригоршни белого песка; чувствую, как он просачивается сквозь мои пальцы, словно вода. Словно надежда. Как я вообще могла подумать, что смогу изменить этого человека?

— Ив.

Я вздрагиваю от ужаса. Он последовал за мной. Я выплюнула в его адрес слова ненависти и яда, и теперь он здесь, чтобы сделать мне соответствующий выговор.

Он останавливается примерно в метре от меня. Здесь так темно, что я не вижу его лица, только очертания его массивной фигуры в радужном лунном свете.

— Это было настоящее шоу, mi alma.

Я чувствую его гнев и что-то еще.

— Оставь меня в покое, Данте, — хриплю я. — Пожалуйста… просто оставь меня в покое.

— Я никогда не соглашусь сделать это.

Он встает передо мной и заключает меня в объятия. Данте держит меня в своих объятиях вот так очень долго, удерживая ладонью мою голову, моя щека прижата к его груди, его сердце стучит как гром сквозь рубашку. Он держит меня так до тех пор, пока все, что я не начинаю чувствовать к нему — это гораздо более мягкие эмоции, чем ненависть.

Как его прикосновения могут быть такими приятными, когда все в нас неправильно?

— Не заставляй меня выбирать, — шепчу я.

Пауза.

— Между чем, мой ангел?

— Между тобой и тем, что правильно.

— Мы — это правильно, Ив. Чертовски правильно, — яростно заявляет он. — Просто мой способ чтобы показать это — хреновый, как и у тебя тоже, — он начинает поглаживать меня по спине, бормоча слова, от которых у меня на глаза наворачиваются слезы. — Не отказывайся от меня, детка. Ты — единственный свет, который я вижу.

Он звучит таким потерянным, так не похоже на бессердечного тирана из прошлого. Я вспоминаю его шепот прошлой ночью, страстные извинения от человека, который считает их опасными недостатками.

— Данте…

Он заставляет меня замолчать поцелуем. Теплые полные губы, нежные, но настойчивые; так отличается от жгучих вчерашних поцелуев, которые оставили на моем рту кровоподтеки и синяки. Его слова обезоружили меня. Его заявление разорвало мне сердце. Он углубляет поцелуй и пробивает то, что осталось от моей защиты. Я обвиваю руками его шею и притягиваю ближе. У него вкус крепкого алкоголя и печали, которую он никогда мне не раскроет. Прежде чем я успеваю опомниться, он толкает меня на песок и валится сверху.

— Мое саморазрушение — это яд, — со стоном заявляет он.

Это единственное объяснение, которое он даст мне за то, что так плохо обошелся со мной сегодня вечером, единственное извинение, которое я услышу из его уст. Несмотря на это, я ловлю себя на том, что хочу облегчить бремя его вины.

— Позволь мне помочь.

— Займись со мной любовью, — он спускает бретельки моего комбинезона с плеч, обнажая мою грудь. Наклонив голову, Данте ласкает мои соски языком, крепко посасывая, пока они не твердеют и начинают ныть. Я стону, когда волна желания проносится по моему телу. — Как в тот раз в твоей квартире… помнишь это, Ив? Ты, я, и никакой другой ерунды, — за этим следует остальная часть моего комбинезона. Сейчас на мне только белые кружевные трусики.

— Я больше не могу поспевать за тобой, Данте, — выдыхаю я, его имя застревает у меня в горле. — В одно мгновение ты говоришь самые приятные вещи. В следующее разбиваешь мне сердце.

— Просто… люби меня.

— Я люблю, несмотря на все, через что ты заставил меня пройти, и все, что ты сделал.

— Пожалуйста, — он переплетает свои пальцы с моими и поднимает их высоко над моей головой, все это время покрывая мягкими поцелуями мою щеку и подбородок. — Ты нужна мне. Мне нужно почувствовать что-то хорошее и правдивое.

— Ты превратил меня в убийцу, — плачу я.

— Ты убила из любви, а не из ненависти. В этом разница между нами. Это делает тебя еще большим ангелом для меня.

— Я чувствую себя такой виноватой.

— Я освобождаю тебя от этого.

Эти осколки уязвимости — то, что связывает нас вместе. После этого ожесточенного спора у нас был только один путь назад.

Мой несовершенно идеальный преступник.

Мой счастливый конец и моя величайшая трагедия.

Отпустив мои руки, Данте снимает мои ноги со своей талии, чтобы снять рубашку и расстегнуть джинсы. Просовывая большие пальцы за пояс моих трусиков, он спускает их по моим бедрам. Я дрожу от морского бриза, так же сильно, как и от своей страсти к нему. Крупные песчинки подо мной теперь царапают мою обнаженную спину и задницу.

Он наклоняется и скользит одним пальцем внутрь меня, тихо рыча при этом.

— Ты такая мокрая, Ив. Такая чертовски влажная для меня, — Данте убирает палец, и хотя я этого не вижу, я знаю, что он медленно посасывает его, наслаждаясь вкусом. — Настоящий гребаный рай.

Я вскрикиваю, когда он повторяет, погружаясь в мое лоно и мягко отстраняясь. Один палец сменяет два. Подушечкой большого пальца Данте скользит вверх-вниз по моему клитору, и мой живот сжимается от интенсивных вспышек удовольствия. Наступление темноты — это сцена для чувств. В темноте нет ничего, кроме его прикосновений и запаха, соленого морского воздуха и отдаленного грохота океана.

Он опускается ниже, и я чувствую его горячее дыхание у себя между ног, когда очередная волна возбуждения захлестывает меня изнутри. Данте раздвигает пальцами мои складочки и набрасывается на меня своим ртом.

Давление на мой клитор усиливается, когда он начинает трахать меня своим языком, прижимаясь лицом к моей промежности, как будто не может насытиться. Я вдавливаю голову в песок.

— О, боже!

Я больше не могу контролировать реакции своего тела. Он такой опытный. Такой интуитивный. Кажется, он точно знает, какая часть меня нуждается в стимуляции для получения наиболее сильного удовольствия.

— Данте, я не могу, я не могу! — мои слова теряются на фоне моих слез. Он стонет в ответ, и вибрации доводят меня до предела. Знакомое пламя охватывает мой таз с кульминацией, которая заставляет меня выкрикивать его имя и впиваться ногтями в кожу его головы.

Он не прекращает играть со мной до тех пор, пока все остатки моего оргазма не покидают мое тело. Наконец, Данте поднимается вверх, своей эрекцией упираясь в мой вход.

— Окрой глаза.

Я делаю, как он говорит, вглядываясь в лицо, которое снова почти полностью скрыто тенью. В лунном свете я вижу свидетельство своего возбуждения на его губах, и затихающее биение между моих ног разгорается с удвоенной силой.

— Люби меня, — снова требует он, и в его просьбе слышится боль, которую я никогда не смогу понять.

— Всегда, — мягко говорю я.

— Мой ангел.

— Мой дьявол.

— Ничто другое не имеет значения, кроме этого, — Данте толкается вперед, преодолевая мое последнее сопротивление. Сантиметр за сантиметром, медленнее и сдержаннее, чем когда-либо. Он не останавливается, пока его твердый член не оказывается глубоко внутри меня, и затем ое прижимается своим лбом к моему. — Ты такая тугая, что я мог бы сойти с ума внутри тебя.

Я прижимаюсь губами к его губам, пробуя солоноватую сладость самой себя, обвиваю руками его шею и снова обхватываю ногами его талию.

Перенося вес тела на предплечья, он начинает двигаться с той же нарочитой осторожностью и вниманием, что и тогда, когда впервые вошел в меня.

— Быстрее, — шепчу я, но он продолжает в том же темпе, даже когда я чувствую, как его тело напрягается от потребности трахаться с большей силой, раздвинуть мои границы, свести нас обоих с ума.

Расстроенная, я двигаю бедрами, чтобы подбодрить его, приподнимая их как раз вовремя, чтобы он глубже вошел в мое тело.

— Нет, Ив, — шипит Данте, меняя позу, чтобы снова уменьшить глубину своих толчков.

— Пожалуйста, — умоляю я его, затаив дыхание от предвкушения.

Я чувствую, как между нашими телами скапливается пот, по мере того как он удлиняется и утолщается внутри меня. Данте захватывает мои губы своими, и они уже не такие нежные. Я чувствую вкус его сдерживаемого желания в его поцелуе, он языком проникает так глубоко в мой рот, что кажется, будто достанет до самого сердца.

Я знаю, почему Данте это делает. Он хочет доказать, что все еще способен заниматься любовью, но я жажду увидеть в нем другую сторону — монстра, который берет без оглядки и самоотдачи. Я могла бы закричать от собственного противоречия, и я схожу с ума от потребности оргазма. Сто тысяч лесных пожаров вот-вот сожгут мое тело.

— Кончи для меня, — внезапно стонет Данте, и я делаю это, выкрикивая его имя, пока мое лоно сжимается в конвульсиях вокруг его члена. Его накрывает собственное освобождение, когда он останавливаясь на последнем толчке, чтобы отдать мне все свое семя.

Он продолжает кончать и я чувствую, как жидкое тепло обволакивает мои внутренности. Наши бешено бьющиеся сердца стремятся вместе добраться до финиша.

— Ты убиваешь меня, мой ангел, — бормочет Данте, выдохнувшись. — Медленная, болезненная, восхитительная гребаная смерть. Пули ничего не значат на этом теле.

— Лучше позвони властям, — дрожащим голосом говорю я, наслаждаясь прикосновением его щетины к моей коже. — Пусть отменяют на тебя охоту.

Он поднимает голову и обхватывает мою голову руками, зарываясь пальцами в мои волосы, прежде чем подарить мне медленный, затяжной поцелуй.

— Я хочу остаться вот так навсегда.

— Я тоже. Ты не такой уж и засранец, когда трахаешь меня.

Я чувствую, как он улыбается напротив моей щеки.

— О, я все еще могу быть засранцем, Ив. И ты знаешь, что заслуживаешь этого… Твое сегодняшнее неподчинение…

— Не сейчас.

Я ищу его губы, чтобы заставить его замолчать. Я не хочу, чтобы он вспоминал о своем брате, или о нашей ссоре, или о каком-то новом оружии, которым он может причинить мне боль.

— Ты права. Сейчас не время.

Она отстраняется, разрывая нашу интимную связь, когда медленно выскальзывает из моего тела. Луна снова показалась из-за облаков.

Я наблюдаю за его силуэтом, как он натягивает джинсы, а затем поворачивается к иссиня-черному горизонту.

— Моя мать любила океан, — внезапно говорит Данте. — Когда я был мальчиком, мы вместе ездили на автобусе на пляж Костеньо. Однажды я отвезу тебя туда.

Он звучит рассеянно. Брошенным на произвол судьбы. Мысленно он снова там, с ней.

— Мануэль рассказал мне немного о твоей матери, прежде чем он…

— Что он сказал? — Данте резко поворачивает голову ко мне.

— Что она умерла, когда ты был подростком, — кротко отвечаю я. Я ненавижу, когда он вот так переключается с очарования на вредительство.

— Это подвергнутая цензуре версия событий, — его смех резкий и неприятный. — Сначала она перерезала себе вены на запястьях, а потом шею от уха до гребаного уха. Она ничего не оставила на волю случая.

— Боже, Данте… — я в ужасе. — Кто нашел ее такой?

Наступает пауза, и он снова поворачивается к океану.

— Я.

Дерьмо.

Я поднимаюсь, чтобы присоединиться к нему, не заботясь о том, что я голая. Моя первая и единственная мысль — прижать его к себе и унять его боль, но в последнюю минуту он отстраняется. Какой-то инстинкт предупреждает его о моем намерении, и он не хочет в этом участвовать.

Я снова тянусь к нему.

— Данте…

— Нет, — резко говорит он, хватая меня за руку, чтобы я не прикасалась к нему. — Я уже говорил тебе раньше, мне не нужна твоя жалость. Мой жизненный выбор нельзя объяснить катастрофой, произошедшей в детстве. Я таким родился… Я Сантьяго, — горечь в его голосе трудно не расслышать.

— Я не приму этого, — говорю я, сдерживая слезы. — Мы рождаемся и события жизни формируют нас, но боль тоже формирует нас… Зло, которое причиняют нам, способно затмить все.

— Только если ты достаточно слаб, чтобы позволить им, — он отпускает мою руку и отступает еще на шаг от меня. — Так вот почему ты потратила столько лет, пытаясь выследить меня? Я сформировал твою боль?

— Прекрати. Просто остановись, — шепчу я. — Я больше не могу с тобой ссориться.

Почему он должен все перекручивать? Как я могу заставить его увидеть? Я стою здесь обнаженная, но лишь мое сердце чувствует себя таким беззащитным, как никогда раньше.

Он движется быстро, став расплывчатым пятном. Не успеваю я опомниться, как снова оказываюсь в его объятиях. Данте крепко обнимает меня, наши грудные клетки соприкасаются, холод пряжки его ремня заставляет мышцы моего живота сжиматься. Он скользит руками вниз по моей обнаженной спине, чтобы обхватить мои ягодицы.

— Поднимай, — приказывает он, и я делаю как велено, обхватывая ногами его талию, прижимаясь своим влажным влагалищем к нижней части его живота и заставляя его жадно стонать. Он опускается на колени и укладывает меня обратно на песчаную постель. — Второй раунд, мой ангел… ты готова?

— Да, — выдыхаю я, запуская пальцы в его шелковистые черные волосы. — Но на этот раз не занимайся со мной любовью… Я хочу, чтобы ты трахнул меня. Я знаю, что именно это тебе нужно. Мне это тоже нужно, так что сделай это, Данте. Пожалуйста.

Он снова рычит, глубокий рокот вырывается из центра его груди, когда он просовывает руку между нашими телами, чтобы расстегнуть свои джинсы.

— Будь осторожна в своих желаниях, mi alma.

— Скажи мне правду.

— Ты и есть правда, — я чувствую, как он касается головкой члена входа, но делает паузу, прежде чем войти в меня.

— Я видела медали в твоем бункере…

— Черт побери, Ив!

— Скажи мне.

— Не сейчас, — его первый толчок настолько силен, что песок подо мной кажется миллионами крошечных лезвий, вонзающихся в мою кожу. — Эти медали принадлежат призраку, не более того.

— Ты не призрак, Данте.

Теперь он ускоряет темп и вбивается в меня, его атака дает мне именно то, чего я жажду.

— Ты противоречишь сама себе… Я умер много лет назад, как ты и сказала.

Я вскрикиваю, когда удовольствие начинает захлестывать меня. Его гнев делает его еще более жестким. Я обвиваюсь вокруг него, держась так крепко, пока мы вместе достигаем нашего освобождения.

— Я не это имела в виду! Я была зла!

— Ты была права.

— Черт! — его толчки выбивают воздух из моих легких.

— Выходи за меня.

— Нет, — мой отказ превращается в хриплый крик. Я так близка к раю. Я прямо перед воротами.

— Выходи за меня, и мы будем трахаться так вечно.

— Мне нужно время.

— Мне нужна ты.

Мы кончаем вместе, и он выдает мое имя в ночь, в то время как меня уносит далеко за пределы чего-либо подобного осознанному. Он выходит из меня и переворачивается на спину, все еще тяжело дыша. Никто из нас не произносит ни слова, пока наши вздымающиеся грудные клетки не начинают немного успокаиваться.

— Коктейли, — внезапно выдыхаю я. — Я и забыла, как сильно люблю коктейли. Я постоянно пила их в колледже.

— Какого черта ты рассказываешь мне это сейчас? — ворчит он.

— «Секс на пляже»?

— Ах, — наступает пауза. — Все время, Ив…? Лучше бы это не было эвфемизмом, — я чувствую, как он улыбается в темноте. — Возможно, тебе не следовало отказываться от моего предложения выпить ранее?

— Это не то, что я…

Меня перебивает звуковой сигнал.

Входящее сообщение.

Он садится и тянется за своей сброшенной рубашкой. Достав мобильный телефон из переднего кармана, он читает сообщение, чертыхается, а затем натягивает одежду.

— Пора идти.

Его настроение изменилось. Это сообщение снова вернуло его в мир смерти и разрушений.

Я ищу свой комбинезон и одеваюсь так быстро, как только могу. Ему не терпится приступить к работе. Данте что-то бормочет себе под нос, пока я вожусь с пуговицами.

— Нужна помощь? — раздраженно спрашивает он.

— Нет, все в порядке. Я закончила.

— Хорошо, — он направляется к тропинке. За это время его мобильный телефон подает звуковой сигнал еще два раза. Он набирает номер и дает указания. — Немедленно позвони ему. Я скоро буду.

— Кто это был? — спрашиваю я догоняя его.

— Бизнес, — Данте ускоряется, не утруждая себя ожиданием меня.

Его двусмысленность пугает. Я оставляю попытки угнаться за его широким шагом и вместо этого иду в ногу с его удлиняющейся тенью. Я теряю его из виду, когда он исчезает в темноте. И снова правда подстерегает меня, как красный рассвет после самой долгой ночи. Вокруг его жизни есть стены, которые, боюсь, никогда не рухнут. В результате он, возможно, никогда не получит от меня ответа, которого ищет.

Возможно, в конечном итоге я выйду замуж за убийцу, но я никогда не выйду замуж за ложь.