Ив
Анна все еще на работе, поэтому я открываю дверь запасным ключом, который мы храним у нашей соседки. Я закрываюсь и вдыхаю запахи свежей еды навынос и запрещенных сигарет. Иногда, когда Анна по-настоящему напивается, ей нравится зависнуть на пожарной лестнице и выкурить одну из предусмотрительно выделенных ей десяти самокруток в год.
Вольность особенностей моей лучшей подруги вызывает легкую улыбку на моих губах. Остров Данте внезапно кажется за миллион километров отсюда. Затем я захожу в свою спальню, и мое разбитое сердце снова дает о себе знать. Напоминания повсюду. О том времени, когда у меня еще была надежда. Моя косметика все еще разбросана по туалетному столику с вечера церемонии награждения. Мои красные кроссовки все еще торчат из-под кровати, куда я пнула их в последний раз.
Следующие десять минут я хожу по комнате, собирая губные помады и кисточки — все, что угодно, лишь бы занять свой мозг. Это работает до тех пор, пока я не замечаю свое ожерелье в зеркале. Теперь я снова плачу навзрыд, уткнувшись в свое серебристо-серое одеяло. Я поймана в ловушку безумного циклона своих эмоций. В моей жизни так много неправильного, и я не вижу выхода из этого лабиринта.
Как он мог вот так просто уйти от меня?
Мой отец тоже монстр?
Мобильный телефон Джозепа все еще лежит в заднем кармане моих джинсов. Должна ли я благодарить судьбу или беспечность за то, что ФБР так и не обыскали меня, когда схватили? Как сказал Джозеп, это моя единственная связь с Данте, если он когда-нибудь снова захочет со мной поговорить. Таким образом, это мое самое ценное владение.
Я переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок.
Мне нужно выбраться отсюда.
Четыре стены давят на меня, и я тону в воспоминаниях.
Вытирая глаза, я достаю из шкафа синюю толстовку и беру ключи от машины с полки у двери. Детектив Питерс сказал мне, что мои родители пропали без вести, но мне нужно увидеть это своими глазами. В течение шести месяцев я уважала их желания и держалась в стороне. Но это было до того, как Данте начал обвинять моего отца в ужасных преступлениях.
Я подъезжаю к дому своего детства и долго сижу там с работающим на холостом ходу двигателем. Это хороший район в тихой части города с постоянным разносчиком газет и чистыми тротуарами. Уличные фонари отбрасывают жутковатый оранжевый свет на единственный дом на улице, который находится в полной темноте, дом, который когда-то был наполнен весельем, смехом и восхищением моим отцом. Когда я росла, он был для меня всем.
«Пожалуйста, Боже, не позволяй двум мужчинам, которых я люблю больше всего на свете, так сильно подвести меня».
Мое сердце колотится, как барабан, когда я стучу во входную дверь.
Нет ответа.
Я снова стучу.
Опять ничего.
Я иду по потрепанной дорожке мимо маминых белых роз и огибаю дом сбоку.
Подъездная дорожка пуста.
Снова вернувшись назад, я выглядываю в боковое окно. Комнаты усеяны силуэтами и лунным светом, но, кажется, все в порядке.
Прикусив нижнюю губу, я возвращаюсь к своей машине и прислоняюсь задницей к двери, оглядываясь на переднее крыльцо и веранду, на которой стоит синее кресло-качалка, так хорошо мне знакомое. Оно кажется другим, и я не могу понять почему. Оно еще более потрепанное, чем я помнила. Мебель утратила тот оттенок ностальгии, который может превратить развалину во дворец. В то же время неприятные мысли продолжают мелькать у меня в голове.
«Был ли этот дом профинансирован незаконной деятельностью моего отца? Было ли мое обучение в университете оплачено кровью и страданиями?»
Я достаю мобильный телефон Джозепа и просматриваю адресную книгу. Там сохранен только один номер. Я знаю, чей он. На мгновение мой палец зависает над кнопкой вызова, но я не могу смириться с болью и унижением от того, что мне отказали дважды за один день. Вместо этого я просматриваю сообщения. Все они от Рика Сандерса. Они выглядят все более воинственно, требуют, чтобы Джозеп и Данте связались с ним как можно скорее.
Сунув руку в другой карман, я достаю визитную карточку Петрова. Я не забыла его предложение об услуге, но была бы дурой, если бы воспользовалась им… Услуга с его стороны всегда будет сопровождаться сотней тысяч предупреждений.
К черту все это.
Что он вообще может сделать со мной такого, чего еще не было сделано? Я взвинчена и брошена, мои нервы натянуты, как колючая проволока, но я должна продолжать искать правду, если есть хоть какой-то шанс, что это может привести меня обратно к Данте.
Он хрипло отвечает после первого гудка.
— Мистер Петров? — говорю я нерешительно.
— Кто это?
— Я Ив, мистер Петров. Ив Миллер. Мы познакомились около недели назад.
— Я знаю, кто вы, мисс Миллер, — его тон смягчается до хрипловатого иностранного скрежета.
«Бизнесмен-убийца… или бизнесмен, который является убийцей?»
— Я не ожидал вашего звонка так быстро.
— Мы можем встретиться?
Наступает пауза.
— Вы снова в Штатах?
— Вернулась этим вечером.
— Понятно.
— Не слишком ли поздно для разговора с глазу на глаз сегодня вечером?
Он смеется.
— Нетерпеливая и любознательная. Ты действительно маленькая почемучка. Данте знает, что ты мне звонишь?
Моя нерешительность говорит ему все, что ему нужно знать.
— Понимаю. У меня есть номер в пентхаусе в отеле «Уэст Хаятт». Я буду ждать тебя там через час.
Я направляюсь прямиком в отель и приезжаю на тридцать минут раньше. Одарив улыбкой парня за ночным столиком, я спрашиваю его, где находятся туалеты. Он направляет меня в отвратительную кабинку из фильмов ужасов, облицованную от стены до стены черной шиферной плиткой. Компактная. Пугающая. Я чувствую себя так, словно лежу в гробу. Да и выгляжу я тоже так, словно принадлежу ей, когда смотрю на свое отражение. Моя кожа серая, а под глазами темные круги.
Мои биологические часы тоже сбились с толку. Я понятия не имею о разнице во времени между островом Данте и Америкой. Что бы это ни было, я чувствую себя так, словно не спала несколько дней.
Плеснув водой в лицо, я расправляю свою синюю толстовку и заправляю темные волосы за уши. Это примерно все, что я могу сделать с помощью имеющихся у меня инструментов. Мне остается только надеяться на какое-нибудь оригинальное освещение в номере Петрова.
В лифте сплошные зеркала и играет безобидная джазовая музыка, когда он поднимает меня на верхний этаж. Дверь открывается, и мои нервы сдают, взрываясь миллионом бабочек у меня в животе.
Два устрашающего вида бритоголовых русских гиганта стоят у входа в номер. Петров однажды спросил меня, как далеко я была готова зайти во тьму ради Данте. Внезапно ответ становится очевиден.
— Я здесь, чтобы встретиться с мистером Петровым, — говорю, выходя из лифта.
Они скользят по мне взглядами без интереса. Я даже не достойна разговора. Один из гигантов стучит в дверь, и меня сразу же вызывают внутрь.
Вход в люкс ведет в минималистичную, но со вкусом оформленную гостиную. Вокруг низкого стеклянного столика с черной вазой и букетом белых лилий стоят два кремовых дивана.
Петров сидит боком ко мне, но он поворачивается, когда слышит, как я вхожу. Он поднимается на ноги с полуулыбкой на своем леденяще красивом лице, его густые седые волосы аккуратно уложены. Он одет в темно-синий костюм-тройку от Армани, только потерял пиджак где-то по дороге.
— Мисс Миллер. ― Его зеленые глаза, цвета острейшего нефрита — это предостережение, обернутое в приветствие. — Какой приятный сюрприз.
Он, кажется, нисколько не удивлен. У меня есть предчувствие, что он сидел здесь и ждал моего звонка с тех пор, как дал мне свою визитную карточку на прошлой неделе.
— Мистер Петров, — говорю я, пожимая его протянутую руку. Его кожа холодна как лед. Мне больше нравилось, когда он был в перчатках. — Извините, что прерываю ваш вечер так поздно.
— Не думайте об этом. Пожалуйста, присаживайтесь, — он указывает на диван напротив. — Позвольте мне предложить вам немного прохладительных напитков… Виктор.
Третий гигант славянского происхождения выходит из тени с бутылкой в руке и двумя рюмками. Он протягивает их Петрову, и я сразу узнаю его — это водитель и телохранитель с прошлой недели. Он смотрит на меня, его льдисто-голубые глаза ничего не выдают, но все же ему удается содрать кожу с моих костей.
Смертоносный.
Как Данте.
— Водка моего собственного производства, — объявляет Петров, с размаху откупоривая пробку. — У меня есть винокуренный завод в Сибири. Вкус нежный, как шелк… Не хотите присоединиться ко мне?
Передо мной ставят рюмку. Яблоко, выросшее в Эдемском саду.
— Я приехала на машине…
— Виктор может потом отвезти вас домой, а утром вернуть вашу машину.
Он умеет подбирать слова, которые лишают меня возможности выбора.
Я стараюсь не паниковать, когда он наливает водку поровну в рюмки, и Виктор крадется обратно в свой угол. Если оглянуться назад, то Данте хотел, чтобы я держалась подальше от Петрова по уважительной причине. Я мало что знаю о русской Братве, за исключением того, что, по слухам, они такие же безжалостные и садистские, как и он.
Я беру рюмку, и запах чистого алкоголя ударяет мне в нос.
— А для меня будет «потом», мистер Петров? — тихо спрашиваю я его. — Или я здесь поднимаю тост за свою собственную кончину?
Петров издает удивленный смешок.
— Если вы так думаете, Ив, то вы действительно недооцениваете мужчину в своей постели. Данте Сантьяго — не тот враг, с которым можно легко справиться. Он богаче и жестче, чем я когда-либо буду. Я здесь, чтобы помочь вам, а не навредить, — он поднимает свою рюмку в тосте за меня, а затем выпивает.
Нервничая, я делаю то же самое, мои глаза слезятся от огненного жжения, когда водка попадает мне в горло.
— Хороша? — спрашивает он, выглядя довольным.
— Да, — выдыхаю я, желая, чтобы мои внутренности вернулись к жизни.
— Тогда нужно повторить.
О Боже.
Моя рюмка снова наполнена. Я уже навеселе. Мне нужно начать говорить, пока я не превратилась в лужицу слюней на белом ковре этого очень дорогого пентхауса.
— Я знаю о вашей операции, — говорю я ему, когда он ставит бутылку водки обратно на стол. — Данте рассказал мне о группе торговцев людьми.
— Я так и думал, что он может это сделать.
— И вы не подумали поделиться этим со мной на прошлой неделе? Зачем было скрывать степень своего участия?
Петров выпивает свою следующую рюмку и причмокивает губами.
— Потому что он просил меня не делать этого.
Правда?
— Вы не производите на меня впечатления человека, который так безропотно выполняет приказы, мистер Петров.
— Просто Андрей, пожалуйста. Честно говоря, я не был уверен, могу ли вам доверять. И вы знаете, насколько важно для меня это особое качество.
Дрожь страха пробегает у меня по спине.
— Изменилась ли ваша позиция?
Уголки его тонких губ снова начинают подергиваться.
— Вы задаете очень уместные вопросы, мисс Миллер. Никакой воды. Никаких светских бесед. Без сомнения, это обусловлено вашей работой. Тем не менее, это очень освежает.
— Сочту за комплимент, — говорю я, немного расслабляясь на диване.
— Так и следует сделать. Я очень лестно отзывался о вас перед Данте.
Моя улыбка сползает с лица, но если он и замечает это, то никак не комментирует.
— Эта операция касается лично вас, не так ли?
Доброжелательная атмосфера начинает ослабевать. Внезапно я снова ощущаю угрожающее присутствие Виктора.
— Что именно он вам сказал?
— Что мой отец был замешан в этом, — неохотно отвечаю я
— Ах, да, — Петров наклоняется вперед и наливает себе еще водки. Я замечаю, что он не делает того же для меня. Неужели я так быстро впала в немилость? — Неудачный поворот событий… Никто из нас не мог этого предвидеть.
— Мои родители исчезли вчера, мистер Петров. Вы имеете к этому какое-то отношение?
— Так вот почему вы пришли сюда? Чтобы спросить меня об этом? — он снова ставит бутылку на стол. — А что, если бы я это сделал? Я не поддерживаю помилования ни в какой форме за эти преступления, и ваш любовник тоже.
Бывший любовник.
— У вас есть какие-либо доказательства его причастности или это чисто предположение?
Мгновение он пристально смотрит на меня, а затем кричит что-то по-русски, оглянувшись через плечо. Появляется Виктор с ноутбуком и коричневым бумажным конвертом и кладет то и другое на стол передо мной.
— Ваше доказательство, — лаконично заявляет он.
Трясущимися пальцами я вскрываю конверт, и три фотографии вываливаются мне на колени. Я переворачиваю верхнюю, и во второй раз за сегодняшний день мой мир разлетается на миллион осколков.
Это зернистый снимок, сделанный внутри склада. Лицо моего отца ни с чем нельзя спутать, даже несмотря на бейсболку, низко надвинутую на глаза. Он стоит рядом с тремя мужчинами и белым грузовиком, но позади них, выстроились в ряд десять девочек — едва ли подростков, такие трагичные в своей избитой красоте, со склоненными головами, жалкие и грязные. Их страх просачивается с фотографии в мою душу.
Следующая еще хуже. На ней он даже улыбается.
— О, боже мой.
Фотографии выскальзывают у меня из пальцев. Петров наклоняется и снова поднимает их.
— Мужчина слева — Севастьян, — говорит он, указывая на высокую фигуру, чье лицо закрыто рукой моего отца. — Мой младший брат. Давно отчужденный… как вы можете себе представить.
— Откуда вы их взяли? — шепчу я.
— Кадры с камер наблюдения, сделанные больше года назад.
Петров бросает их на стол, а затем снова откидывается на спинку дивана и скрещивает ноги.
— Что на ноутбуке?
— Еще больше похожих кадров.
Водка неприятно разливается по моим внутренностям.
— Вы так и не ответили на мой вопрос, мистер Петров. Вы убили его?
— Нет. Вы помогли ему сбежать? — этот вопрос обрушивается на меня, как пуля. Его голос так же холоден, как и его прикосновение. Такой же холодный, как его невыразительные зеленые глаза.
— Как я могла? — я заикаюсь. — Я узнала о его пропаже из ФБР примерно три часа назад.
— Ах, да. Детектив Питерс.
Я тупо киваю. Я по уши влюблена в мужчину, который занял всю мою голову. Время, проведенное с Данте, едва ли открыло мне глаза на этот мир махинаторов и убийц. Я пришла сюда, чтобы узнать больше о Данте и его деловых связях. Теперь обнаруживаю, что меня тащат к обрыву какого-то темного, разрушительного каньона.
— Детектив Питерс дал мне вашу визитную карточку, — говорю я, засовывая руку в карман и бросая ее поверх жалких фотографий. — Он один из ваших? В наши дни, кажется, все готовы продать свою душу за хорошую цену.
Все, что я думала о своем отце, было ложью. Он не был маяком респектабельности. Он был наихудшим преступником — мошенником, выдававшим себя за хорошего, порядочного человека. По крайней мере, Данте не прячется от того, кто он есть. За его непримиримой жаждой крови стоит законность.
— Питерс — один из моих людей, но не в том смысле, в каком вы могли бы подумать, — он поднимает взгляд, когда кто-то подходит сзади. — Ах, наконец-то. Ты опоздал.
— Задержался в офисе, — растягивает слова знакомый голос. — Я же говорил вам, что мы очень скоро встретимся снова, мисс Миллер.
Я с леденящим кровь ужасом наблюдаю, как в поле зрения с важным видом появляется детектив Питерс, галстук приспущен, руки в карманах. Он стоит там, ухмыляясь мне сверху вниз во всей своей привлекательной, двуличной красе. Внезапно я понимаю, почему его глаза кажутся такими знакомыми. Вблизи это сходство ни с чем не спутаешь.
— Я-я не понимаю…
— Я полагаю, вы двое уже знаете друг друга, — говорит Петров с удивлением в голосе.
Я поднимаюсь на ноги. Мне нужно убираться отсюда к чертовой матери так быстро, как только смогу.
— Я чувствую себя не очень хорошо. Я думаю, мне нужно…
— Сядьте, Ив. Он не тот, кто вы думаете… Питерс — мой сын.
— Ваш сын?
— Незаконнорожденный сын, — любезно поправляет детектив Питерс, занимая место рядом с Петровым, — но мой отец верит в святость всей семьи. Ну, за исключением моего дяди.
Я снова сажусь, пока у меня не подкосились ноги.
— Но вы подвергали меня перекрестному допросу в течение нескольких часов! Вы ненавидите Данте Сантьяго. Вы ненавидите меня.
— Разве? — он наклоняется вперед и наливает себе водки в мою оставшуюся рюмку. — В следующий раз, когда увидите Данте, спросите его, как ему удалось так легко сбежать с церемонии награждения.
— Доверие и лояльность, — встревает Петров. — Вы были чужаком для нас. Нам нужно было проверить вашу стойкость. Мы хотели посмотреть, сломаетесь ли вы под давлением. Роман — довольно опытный следователь ФБР, и я рад сообщить, что вы прошли испытание с честью. Вы ни разу не предали Данте.
«Нет, но он предал меня».
— Это он вас попросил сделать? — мой голос дрожит.
— Он понятия не имеет ни о чем из этого.
— Кто-нибудь, пожалуйста, может сказать мне, что, черт возьми, происходит?
Петров не может удержаться от смеха при виде выражения моего лица. Я чувствую себя так, словно встаю на сторону Джокера или какого-то другого заклятого врага.
— Мне было любопытно узнать о вас… любопытно узнать о красавице, которая может вскружить голову одному из самых страшных мужчин в преступном мире; любопытно узнать о женщине, которая казнила Эмилио Сантьяго ради мужчины, которого она любит. Я должен был знать, справитесь ли вы и с этой задачей.
— Какой задачей? — говорю я быстро. У меня голова идет кругом от переизбытка информации. Почему, черт возьми, детектив Питерс, или Роман, или как там его зовут, не забирает меня в тюрьму?
— Я так понимаю, Данте не вернулся с вами в США? — говорит он, игнорируя мой вопрос.
Я качаю головой, не в силах больше скрывать правду.
— Когда он узнал о моем отце, он вышвырнул меня со своего острова.
— Понятно, тогда правила игры меняются быстрее, чем мы ожидали, — сейчас он выглядит смертельно серьезным. — Вы спросили, была ли эта операция личной? Это личное для всех нас: для меня, Романа, Данте… Вы знали, что у него была дочь?
— Изабелла, — печально киваю я. — Она была убита его братом.
Петров морщится.
— Боюсь, это чрезмерное упрощение фактов. Когда Данте вернулся в Колумбию, чтобы похоронить ее тело, он узнал несколько тревожных истин о ее последних днях.
Я знаю, что будет дальше.
Каким-то образом я всегда знаю.
— Его отец продал ее той же группе торговцев людьми, на которую мы нацелились.
«Нет».
Я издаю крик ужаса.
— Вскоре после этого наши пути мести пересеклись, — продолжает Петров. — Последние пять месяцев мы объединяли наши ресурсы, чтобы уничтожить это зло.
— Сколько ей было лет, когда это случилось? — я едва могу дышать от боли, которую испытываю к нему. Моему сломленному дьяволу.
«Почему ты не сказал мне?»
— Четыре.
— О Господи, — от отвращения прижимаю руки ко рту.
— Я уверен, что теперь вы можете оценить силу его реакции. Должно быть, это был настоящий шок.
Как сильно, должно быть, страдает Данте?
Тогда я точно знаю, что никогда больше не буду его ангелом. Он никогда не сможет забыть то, что сделал мой отец.
— Ив. Нам нужна ваша помощь, — Петров пристально смотрит на меня. — Данте перестал выходить на связь, и следующий этап нашей операции начался быстрее, чем мы предполагали. Он слишком долго медлил и держал вас в тени. Лично я считаю, что вы — самое ценное, что у него есть.
— Вы можете помочь нам разоблачить эту банду торговцев людьми, — добавляет Роман. — Вы умная. Думаете на ходу. За последний год вы проявили удивительную стойкость.
— Это та часть, где вы вербуете меня в ЦРУ? — дрожащим голосом произношу я.
Роман смеется.
— К черту ЦРУ. Я бы хотел, чтобы вы были со мной в ФБР в любой день недели.
— Но я всего лишь репортер. Что вы хотите, чтобы я сделала, написала статью?
— Мы хотим, чтобы вы работали под прикрытием.
— Под прикрытием?
— Каждые двенадцать месяцев мой брат устраивает частную встречу для своих самых богатых и эксклюзивных клиентов, — говорит Петров, морщась. — Моя разведка недавно узнала дату и место проведения мероприятия в этом году. Нам нужно, чтобы вы внедрились в него.
— Почему я? — задыхаюсь. — Почему бы не ворваться туда и не убить всех? Это то, чем вы, люди, занимаетесь, не так ли?
— Там будет многочисленная охрана, — вздыхает Роман. — Это хорошо охраняемая крепость. К тому времени, как люди моего отца уничтожат первую сотню, тревога уже будет поднята. Мы не можем рисковать тем, что их личности ускользнут от нас. По той же причине мы не можем взорвать наши бомбы.
— Ликвидируем одну преступную организацию, и другая всплывет на поверхность и заменит ее, — зловеще говорит Петров. — С именами, которые вы нам предоставите, мы сможем копнуть глубже. Обнажим и, так сказать, уничтожим корни. Я нехороший человек, Ив, но обещаю выделить значительные деньги и ресурсы, чтобы нанести непоправимый вред бизнесу торговли людьми.
— Это очень благородно с вашей стороны, мистер Петров, но…
— На мероприятии будут присутствовать представители высшего общества — политики, бизнес-лидеры, даже члены королевской семьи. Это наш лучший шанс точно узнать, кто в этом замешан и насколько глубоко просачивается яд.
Повисает тишина.
— Что мне нужно будет сделать?
Я не могу поверить, что даже рассматриваю эту идею.
— Мы оденем вас как одну из девушек и тайком проведем внутрь.
— Хотите сказать, что там будут девушки, ставшие жертвами торговли людьми? — не могу скрыть своего отвращения.
— Лучший товар для лучших клиентов, — хмуро говорит Роман.
— Не дети? — шепчу я.
— Насколько нам известно, нет. Такие аппетиты удовлетворяются в более уединенных местах. Мы оснастим вас миниатюрными камерами наблюдения. Все, что вам нужно будет сделать, это один раз пройтись, а затем уйти.
— Я не занимаюсь проституцией, — говорю я, отчаянно качая головой.
— Никто не просит вас снимать ни одного предмета одежды. Я бы никогда не попросил вас об этом. Нам просто нужен инсайдер.
— Почему ФБР не организует проверку по этому поводу? — кричу я, набрасываясь на Романа. — Почему вам нужно, чтобы я делала за вас всю грязную работу?
— Это и для нас личное, помните? — огрызается Петров, отвечая от своего имени. — Наши методы мести не соответствуют правилам судебной системы этой страны.
— Моя сестра-близнец, — резко заявляет Роман. — Когда мой отец узнал о стороннем бизнесе Севастьяна, он вычеркнул его из семьи. В отместку мой дядя забрал Наташу и продал ее своим клиентам. Они нашли ее изуродованное тело в реке за пределами Солт-Лейк-Сити через неделю после того, как Данте узнал правду о своей дочери.
Я бросаю взгляд на Петрова. Впервые с тех пор, как вошла в этот номер, он выглядит взволнованным. На этих ледяных белых скулах появился легкий румянец. Думаю, у всех мужчин есть слабости, независимо от того, насколько они богаты или могущественны.
— Я сожалею о вашей потере, — мягко говорю ему.
— Нам не нужно ваше сострадание. Нам нужны ваша изобретательность и мужество.
Я быстро сглатываю.
— Севастьян тоже там будет?
— Мы не знаем, — честно говорит Роман. — Возможно, он решит не высовываться после событий прошлой недели. В Румынии у него с Данте была перестрелка.
Правда?
Я ненавижу то, что знаю так мало о жизни Данте.
Я ненавижу то, что это никогда не изменится.
— Я все еще не понимаю вашей роли во всем этом, — говорю я Роману. — В чем заключается ваша преданность? Вы с ФБР или с вашим отцом?
— Мы с вами такие уникальные существа, — бормочет он, отстегивая от пояса свой значок ФБР и бросая его на стол. Он с грохотом приземляется, гребень золотого орла переливается в свете люстр над головой. — Мы разделяем страстное желание избавить этот мир от преступности, но в то же время наша нравственность постоянно подвергается испытанию любовью. Вы убивали во имя Данте Сантьяго. Я убиваю во имя своей сестры.
— Верность, храбрость, честность, — размышляю я, глядя на значок и перечисляя девиз ФБР. — Но мы ведь не одинаковые, не так ли? Не в глубине души. Вы сами выбираете сторону, как и когда вам это подходит. Человек, которого я убила, был убийцей. Ваш был невинен. Служащий отеля в ночь церемонии? — подсказываю, когда он выглядит смущенным. — Где храбрость и честность в том, чтобы стрелять в безоружного человека?
Я не хотела звучать такой придирчивой. Бог свидетель, я последний человек, которому следовало бы выносить суждение, но я ничего не могу с собой поделать.
— Работник отеля был информатором моего брата, — быстро объясняет Петров. — Он был человеком, непосредственно ответственным за транспортировку Наташи в Юту. Это было случайное убийство, из-за которого мы решили не беспокоить Данте в то время. Главной мишенью в ту ночь был Лука Иванов.
Он поднимается на ноги и разглаживает складки на брюках. Петров намного ниже ростом, чем я ожидала, но то, чего ему не хватает в росте, он компенсирует аурой. Властный, напористый, непреклонный… У них с Данте не могут быть простые отношения. Они слишком похожи.
— Итак, я спрашиваю еще раз, Ив… Вы поможете нам? Поможете ли вы гарантировать, что ни одной женщине или ребенку больше никогда не придется страдать от преступлений моего брата?
Меня так и подмывает накричать на него за этот «эмоциональный шантаж». Потом я вспоминаю маленькую девочку на фотографии, которую нашла в бункере Данте в прошлом году. Маленькая девочка, которая была слишком мала, чтобы ее забрали из семьи и бросили в гущу такого разврата.
И мой отец, возможно, помог этому.
Внезапно я понимаю, что сделаю все возможное, чтобы загладить свою вину за то, что он сделал. Я отправлюсь в ад, если понадобится. Я многим обязана Данте.
— Хорошо, — шепчу я, принимая решение до того, как мой разум поспевает за моим ртом. — Но сначала у меня есть просьба…