Сердца небес

Глава 20

Данте

Сегодня день разоблачения. День, когда опустятся стальные ставни вокруг моего сердца. День, когда я наконец признаюсь себе, что не могу держать свои чертовы руки подальше от этой женщины.

Ее кожа сияет от крема от загара, когда мы рука об руку подходим к моему джипу. При каждом удобном случае я лижу, трогаю, пробую на вкус; борюсь с желанием упасть на колени и поклоняться ей снова и снова. Я живу, чтобы слышать тихие стоны, которые она издает, когда кончает; то, как поджимаются ее пальчики, когда она вдавливает пятки в матрас, когда я дразню ее, минуя точку невозврата. Взгляд, которым она смотрит на меня, когда я засовываю весь свой член ей в рот, будто я единственный мужчина на свете, который может вытрахать из нее всю эту гадость.

Ив Миллер.

Сила, с которой нужно считаться.

Женщина, чья внутренняя сила равна ее красоте, и, черт возьми, это опьяняющая смесь. Последние несколько дней я видел, как я давлю на нее тяжестью своей тьмы, но она сопротивлялась самыми храбрыми словами. Слова, в которые я ловлю себя на том, что осмеливаюсь поверить глубокой ночью:

Она любит меня.

Она не откажется от меня.

Она простит меня.

Я был так близок к тому, чтобы рассказать ей правду об Изабелле, Люсии… обо всем. И все же, пойти по этому пути заставило бы меня раскрыть человека, настолько безнадежного, что у нее не было бы другого выбора, кроме как повернуться и убежать. Это утро было слишком драгоценным. Слишком идеальным. Я не мог заставить себя поделиться запутанной сказкой о жизни моей дочери, потому что начало и конец настолько трагичны, а злодеем всегда по итогу буду я.

— Куда мы направляемся? — спрашивает она, когда я завожу джип.

— Я проведу будущей миссис Сантьяго экскурсию по новому дому, — говорю, подчеркивая ее титул.

— Это новый опыт для тебя, не так ли? — говорит она, улыбаясь мне, наслаждаясь каждой секундой моего разочарования. — Что-то подсказывает мне, что ты не очень часто слышишь слово «нет».

Я сжимаю пальцы на руле. Она чертовски права. И никогда раньше от женщины. К черту… Через два дня она все равно станет моей женой, согласна она на это или нет. Я просто должен убедиться, что ее брачная ночь компенсирует отсутствие согласия.

— Расскажи мне, что ты выяснила о детективе из ФБР? — рычу.

— Детектива Питерса?

Какое-то мгновение она задумчиво смотрит в окно. В ряду пальм на обочине дороги есть разрыв. Вдалеке океан сверкает, как поле бритвенных лезвий.

— Окончил Лигу Плюща с отличием, а затем исчез в Европе. Вновь появился и начал работать в ФБР четыре года спустя. Он работает в Бюро с тринадцатого года, но подробности о его подразделениях расплывчаты.

— В каком смысле расплывчаты?

— Он мотается между различными преступными группировками. Постоянного места нет.

— Организованная преступность, — мрачно отвечаю я.

Я кое-что знаю об этом.

— И кибер тоже — финансовые, белые воротнички… Я разговаривала с парой этих парней, когда писала свое разоблачение Джеффри Адамса, но никогда с ним не сталкивалась.

— Призрак из ФБР, — размышляю я.

— Кочевник ФБР, — возражает она. — До сих пор, — она начинает легонько покусывать нижнюю губу.

Я подумываю о том, чтобы съехать на обочину и снова трахнуть ее на капоте этой машины. Она не говорит мне ничего такого, чего я бы уже не знал, но всегда находил ее решительность чертовски сексуальной. Я рад, что дал ей наводку на Джеффри Адамса. У меня перехватило дыхание при одной только мысли о том, как она раскрывает эту историю.

После Бухареста я заметил в ней какое-то сияние, и его нельзя отнести исключительно к тому, что я хорошенько трахаю ее. Ей нравится бросать вызов. Нравится разгадывать неразрешимые загадки. Может быть, именно этим объясняется ее восхищение мной? Я — загадка, которую она не может постичь, как бы сильно меня ни любила.

— По крайней мере, связь с организованной преступностью объяснила бы его интерес ко мне, — тихо говорит Ив. — Он полон решимости поймать тебя, Данте. Будто годами мечтал вонзить свои когти во что-то большое, и вот он ты.

— Повезло мне, — усмехаюсь я, нисколько не беспокоясь. Детектив Питерс может работать по девяносто часов в неделю в течение следующих двух десятилетий, чтобы выследить меня, но никогда не подберется слишком близко. — Это не объясняет, почему он стрелял в портье отеля в упор.

— Нет, — соглашается она, — не объясняет.

— Имеет ли он какое-либо отношение к оперативным группам по борьбе с торговлей людьми?

Ив качает головой.

— Никакого. Нет абсолютно никакой связи с Севастьяном Петровым или кем-либо из двух мужчин, которых ты… — она замолкает, подыскивая более пикантное слово для моего наслаждения.

— Пытал и убил, — мрачно заканчиваю я за нее. — Давай не будем приукрашивать то, что я делаю, mi alma.

Мы едем по дороге, которая проходит мимо моей базы. Я вижу, как она вытягивает шею, чтобы рассмотреть поближе. Вместо того чтобы проехать прямо мимо нее, как и планировал, я сворачиваю во двор и выключаю зажигание.

— На выход, — резко говорю я, и она поспешно подчиняется.

Джозеп выходит из одного из складов, когда слышит звук моей машины.

— Как плечо? — окликает он, кивая Ив.

— Очевидно, нужна перевязка, — растягивая слова, говорю я и бросаю на нее взгляд. — Уит все еще здесь?

— Должен покинуть остров через час.

— Кто такой Уит? — спрашивает Ив.

— Мой личный врач. Он совершает поездки на остров по мере необходимости.

— Сходи к нему, — призывает она, и ее беспокойство трогает что-то внутри. Долгое время никому не было до меня дела. До сих пор я никогда не возражал.

— Ладно, хорошо. Джозеп, присмотри за ней. Не позволяй ей бродить по стрельбищу или делать что-нибудь в этом роде.

— Ты не мог бы быть более высокомерным? — язвит она, качая головой и выглядя так чертовски очаровательно, что у меня снова начинает болеть все внутри.

Во второй раз меньше чем за минуту.

Я в беде.

— Я точно знаю, как выглядит стрельбище, — сердито продолжает Ив. — Не забывай, что я дочь специального агента УБН.

Как будто мне нужно было напоминать об этом забавном факте.

— Изменения в планах, — говорю я Джозепу. — Дай ей Глок и какие-нибудь защитные наушники. Если она побьет твой рекорд, ты будешь должен мне пятьдесят баксов.

Возвращаю взгляд к Ив, и ее гнев превращается в самую душераздирающую из улыбок.

В третий раз.

Тройное дерьмо.

— Твой отец пытался связаться с тобой? — внезапно спрашивает ее Джозеп.

Удивленный, я вскидываю голову. Ив вздрагивает, будто он только что приставил к ней нож. Она не отвечает. Просто смотрит в землю, и мне приходится сжать ладони в кулаки, чтобы удержаться от того, чтобы не вырвать ему язык. Джозеп прекрасно знает, что отец Ив вычеркнул дочь из своей жизни. Он сделал это в тот момент, когда понял, что его дитя влюбилась в цель вендетты номер один. Я подложил бомбу в эту семью, и осколки от нее все еще ранят. Если что-то и может пустить под откос мою гребаную фантазийную жизнь с ней, так это эти неуклюжие напоминания обо всем том ущербе, который я причинил.

— Не знаешь, он все еще сотрудничает с УБН?

Еще одна неловкая тишина.

— Джозеп, иди сюда, — рычу я, отступая в тень ближайшей смотровой башни. Он следует за мной и смотрит на меня своим серо-голубым непроницаемым взглядом. Но я знаю его слишком хорошо. Его вопросы об отце Ив заряжены невидимыми пулями.

— Майерс — запретная тема, — говорю я ему, стараясь не обращать внимания на беспокойство, которое начинаю испытывать. — Если уж на то пошло, то и вся ее гребаная семья тоже.

— Я знаю.

Он оглядывается на Ив и проводит пальцами по губам. Выглядит напряженным. Взбудораженным. Примерно таким же далеким от естественного состояния Джозепа Грейсона, каким я его когда-либо знал.

— Нам нужно поговорить. Я не смог сделать этого в Бухаресте, но теперь, когда Петров сам во всем разобрался…

— В чем разобрался? — раздраженно спрашиваю.

— Не перед Ив, — оглядывается он туда, где она наблюдает за нами с расстояния примерно в десять метров, эти сапфировые глаза широко раскрыты и настороженны. Как обычно, ничего не упускают.

Этот страх снова поднимается из глубин. Это воспоминание, которое я не могу вспомнить, и в равной степени то, что я не могу подавить. Чувствую, как его темные корни обвиваются вокруг нашей удовлетворенности и убивают ее свет. Все становится еще более поэтично, когда Джозеп хватает меня за руку и тянет еще дальше в тень.

— Я не хочу делать это здесь, — шипит он на меня.

С меня хватит этого. Промедление — удел дураков и лжецов.

— Просто выкладывай, Джозеп, пока я не разбил твою чертову рожу, — теперь стою напротив него, нос к носу, темно-коричневые пялят голубые. Он сжимает челюсть, но не отступает. Джозеп никогда не отступал от меня за все время нашего знакомства. Вот почему он единственный человек, которому я доверяю в нашем запутанном мире.

— Майерс, — бормочет он, снова бросая быстрый взгляд на Ив.

Я делаю паузу чуть дольше положенного.

— Что с ним?

— В тот день, когда ты прилетел обратно в Майами, чтобы навести ужас на УБН. Ты оказался в больнице с пистолетом, направленным на Майерса.

Та ночь, когда она заключила со мной сделку и предложила свое тело в обмен на его жизнь.

— И что из этого?

— Перед смертью Иванов рассказал нам о паре продажных агентов УБН, которые пытались порвать с Севастьяном в ту же ночь. Он организовал покушение. Они выбрались живыми. Один оказался в больнице с двумя пулевыми ранениями в груди.

Все мое тело холодеет. Конечно же, он не предполагает что?..

— Я получил медицинские отчеты из всех больниц Майами. В ту ночь был зарегистрирован только один агент УБН, так что я копнул дальше. Связи между Севастьяном и этим человеком уходят корнями в десятилетия… В этом нет никаких сомнений, Данте. Человек, о котором говорил Иванов — Роберт Майерс, отец Ив… Мне очень жаль.

Жаль?

Нет, я единственный, кому жаль.

Жаль, что я так и не выстрелил этому больному ублюдку в голову, когда у меня был шанс.

Я отшатываюсь от него, когда все тени ада начинают окутывать меня. Никогда не испытывал подобной боли. Я истекаю кровью изнутри.

— Ты проверил его, — грубо говорю я. — Ты сказал мне, что он не был грязным копом.

— Технически, попросил Томаса провести проверку, и, как оказалось, он не стал сотрудником года, — Джозеп выглядит таким же шокированным, как и я. Он знает, что только что испортил мои отношения с Ив.

— Боже, — агония ослепляет. Меня избивали, пытали, кололи ножом, в меня стреляли, в конце концов, но ничто и близко не сравнится с этим. Ив была единственной истиной, в которой я был уверен. Теперь она запятнана связями.

Она знала?

Знала ли она, черт побери?

Это мое наказание за все те разрушения, которые я причинил? Я подвел свою дочь в жизни. И не могу подвести ее в смерти. Каждый ублюдок, связанный с этой бандой торговцев людьми, должен сгореть, похоже, включая меня.

— Данте?

Я поворачиваюсь, но будто больше ее не вижу. Этот выключатель вернул меня обратно в кромешную тьму, и я не могу найти ее свет.

Мягкий голос Ив снова взывает ко мне, но все, что я слышу — это предательство и обман, голос женщины, чей отец был замешан в похищении, изнасиловании и предполагаемом убийстве моей дочери.

— Данте, пожалуйста! — теперь в нем проскальзывает нотка паники.

Хорошо.

Моя реакция выводит меня из себя. Внезапно мне захотелось, чтобы она познала боль и страх, как это сделала Изабелла.

Она делает шаг к нам, но я вскидываю руку, чтобы остановить ее.

— Держись от меня подальше, черт возьми! — рычу я, выражая всю силу своего гнева, выражение моего лица показывает все виды предупреждающих знаков. Она в шоке отшатывается, но мне уже наплевать.

— Данте, — Джозеп пытается положить свою руку мне на плечо, но я отталкиваю и его. — Майерс изменил свое…

— Это не делает его порядочным гражданином сейчас… он все равно мертвец!

Я наблюдаю, как Джозеп бросает взгляд на Ив. Вижу вспышку беспокойства.

— Помнишь, что сказал Иванов? Севастьян так и не закончил свою работу. Майерс был легкой добычей в той больнице. Ты отправился туда по той же причине. Так что, черт возьми, помешало ему сделать то же самое?

— Чертово невезение.

Я должен был завершить свою миссию в ту ночь. О чем я думал, позволяя ей вскружить мне голову? Гнев, который я испытываю, больше не направлен на Майерса, он концентрируется на Ив. Иррациональный. Сумасшедший. Но в пылу этого момента для меня ничто не имеет смысла. Все, что я знаю, ― это то, что она помешала мне отомстить за свою дочь.

Именно она убедила меня, что ее отец был порядочным человеком.

Это она воззвала к моей гребаной человечности, или к тем крупицам, которые у меня от нее еще остались.

Мое сердце такое же черное и холодное, как в тот день, когда мы встретились.

— У Майерса есть кое-что на Севастьяна. Нам нужно выяснить…

— Нет, у него ничего нет, — выплевываю я. — Севастьян отступил не из-за какой-то гребаной магической информации. Он держался на расстоянии из-за защиты, которую мы обеспечили ему после того, как Эмилио выяснил, что я чувствовал к Ив.

Чувствовал.

Не чувствую.

Больше нет. Все, что когда-то было хорошим и истинным, теперь пустое и дешевое. Она умоляла меня уберечь ее семью, и, клянусь богом, я это сделал.

Ото всех.

Джозеп чертыхается и вскидывает руки над головой.

— Как ты думаешь, она знает о нем? — я больше не могу заставить себя произнести ее имя. Я даже не могу смотреть на нее.

Он качает головой, резко выдыхая. Его реакция почти насильственна.

— Не думай об этом ни секунды. Ты ее знаешь. Знаешь, что она невиновна во всем этом.

А знаю ли?

Мой худший кошмар сбылся, но, в конце концов, это я поджигаю то, что нас погубило.

— Она не знает о твоей дочери, Данте. Она не поймет последствий всего этого.

— Мне все равно. Увези ее с острова. Я хочу, чтобы она вернулась в Америку до рассвета.

Больше нечего спасать.

Она и ее семья противны мне.

Я хочу, чтобы она была как можно подальше от меня.

Выражение лица Джозепа такое мрачное, какого я у него никогда не видел.

— Не делай этого. Сделай шаг назад. Сделай гребаный вдох.

— Я не буду ничего выдумывать. Если она останется здесь, я убью ее, — как я убил Люсию. — Ты понимаешь?

— Ты отправляешь ее обратно в лапы ФБР. Ты отправляешь ее обратно, как ягненка на убой.

Я холодно улыбаюсь ему.

— Она меня больше не волнует. Пожалуй, разрешу сказать ей это тебе.

— Чушь собачья! Это все чушь собачья! — теперь он кричит на меня, но я уже иду обратно к своему джипу.

У нее хватает здравого смысла отойти от машины, когда я приближаюсь. Я почти чувствую вкус соли в слезах, которые сейчас текут по ее щекам. Я чувствую ее боль и страх, именно так, как и хотел. Огромные, бл*ть, океаны этого. Но когда я покидаю базу без нее, не испытываю ни малейшего удовлетворения…

Правда в том, что я не испытываю вообще ничего.