Сердца небес

Глава 25

Данте

Они уехали в тот же день, когда я вышвырнул ее. В конце концов, они не смогли уйти от меня достаточно быстро. Джозеп ушел, потому что я не оставил ему выбора. София вернулась в Колумбию, потому что была слишком напугана, чтобы остаться.

Моя армия держится на расстоянии. Они знают свое место. К дому больше никто не подходит. Никто не осмеливается. Их jefe сводит себя в раннюю могилу пьянством и не предпочитает ничьей компании.

Шесть дней подряд я брожу из комнаты в комнату, покачивая бутылкой между пальцами. Без нее мой дом превратился в мавзолей. На улице холодно, несмотря на палящее солнце. Здесь смердит обреченностью, несмотря на легкий бриз, дующий с океана. Она воплотила все в жизнь. Я принес ей смерть и разрушение.

Я ненавижу ее.

Я скучаю по ней.

Онемевший. Чувствую такое чертово оцепенение.

Больше не могу пить столько, чтобы оставаться без сознания. Я лежу без сна, уставившись на стены, океан, гребаное небо, но все, что я вижу — это ее лицо. Мои кошмары превратились в реальность. Пляж костей находится прямо здесь, на моем собственном острове. Я поджег ее душу, а потом отошел в сторону и смотрел, как она горит.

Проклинает ли она мое имя? Уже сдала меня федералам? Это не меньшее, что я заслуживаю. Мне должно быть все равно, но это так.

Иногда мое желание убивать настолько велико, что я ловлю себя на том, что направляю пистолет себе в голову. Только воспоминание о нас останавливает меня от того, чтобы нажать на курок. Мне нужно найти другой способ унять эту боль. Если я останусь в таком состоянии, то сойду с ума.

На седьмой день мой телефон зазвонил и не умолкает. Я игнорирую его, как другие человеческие контакты в течение прошлой недели, но звонок просто не прекращается.

— Отъеб*сь! — вою я, натягивая подушку на голову. Каждый раз, когда он звонит, у меня в груди что-то сжимается, будто меня отключают от аппарата жизнеобеспечения.

Даже если это не она звонит.

Даже если она больше никогда не позвонит.

Трель прерывается на минуту, а затем начинается в десятый раз. Мне хочется врезать кулаком по экрану.

— Что надо, черт возьми? — рычу я на звонившего.

Бросаю взгляд на часы и затем стону от затраченных усилий. Десять утра. Я заснул незадолго до рассвета. Три часа спустя я все еще пьян.

— Господи, Данте, где, черт возьми, ты был? — Сандерс выдыхает со вздохом облегчения. — Ты получил мои электронные письма? Где Грейсон? Я оставлял ему голосовые сообщения каждые несколько часов.

— Он ушел.

— Ушел куда?

— Откуда мне, бл*ть, знать?

Сквозь алкогольный туман я чувствую первые приступы сожаления. Я прогнал его так же, как и Ив. Ему нужна медаль за дальновидность. Я прекрасно саморазрушаюсь, как он и предсказывал.

На линии повисла пауза.

— Тебе нужно связаться с Петровым. Я тебе не папа. Он всю неделю взрывал мой чертов телефон. Где Ив?

— Тоже ушла.

Все ушли.

— Она узнала о покушении на своего отца, не так ли? — Сандерс, похоже, не удивлен. — Тебе следовало быть откровенным со мной по этому поводу, но я не буду принимать это близко к сердцу. И вообще, почему ты хочешь избавиться от своего будущего тестя? Нехорошо для семейных отношений, не так ли?

— Он мертв? — рычу.

Рик должен знать, что я никогда ни с кем не объясняюсь.

— Если бы! Мой человек отправился, чтобы позаботиться о нем, как ты просил. Дом пуст. Машины нет. Даже чертовы чемоданы исчезли. Поэтому я поговорил со своим связным в ФБР. Он скрылся за три часа до нашего появления, так что они тоже понятия не имеют, что с ним случилось. Все бегают вокруг, хватаясь за свои задницы из-за этого парня. И вообще, почему он так важен?

Я судорожно сжимаю пальцами свой телефон.

Значит, ублюдок все еще жив. Он все еще дышит тем же кислородом, что и я.

— Могла ли Ив предупредить его?

Мой мозг работает со скоростью гребаной улитки. Я не могу ясно мыслить, когда еще почти пьян. Выругавшись от досады, я поднимаю пустую бутылку, лежащую рядом со мной, и швыряю ее через всю комнату. Она разбивается о белую стену напротив, осыпая плитку внизу осколками стекла.

Разбита вдребезги, как и мое сердце.

— Нет, — стону я, садясь и хватаясь за голову. В висках бешено стучит. — Она не могла этого сделать. Тогда она все еще была со мной.

«Мы все еще были счастливы».

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Продолжай искать, — провожу рукой по шероховатости своей челюсти. Я в полном беспорядке. Я не брился с тех пор, как она ушла. С тех пор, как они все ушли.

— Почему Майерс? — он спрашивает снова. — Почему он вдруг стал таким чертовски особенным?

Рик всегда был настойчив.

— Он прогнил и вовлечен.

— Связан с твоей операцией?

— Да.

— Че-е-ерт!

Дальнейших объяснений не требуется. Это еще одна особенность Рика — он быстро соображает.

— Я так понимаю, ты ее не видел? — грубо говорю я.

Почему, черт возьми, меня это волнует?

— Я был в Нью-Йорке, разбирался с очередным восстанием братвы. Эти ублюдки не знают, когда нужно остановиться. Я только приземлился в Майами-Бич. Еду прямиком в свой клуб, где и загоню в угол горячую подругу-блондинку. Это доставит мне удовольствие, — гортанно смеется он.

— Держи меня в курсе.

Зачем? Теперь она для меня ничего не значит.

Я в долгу перед своей дочерью.

Жизнь без Ив — это мое возмездие за то, что ее мать застрелили в гребаную голову.

— Возвращайся в Штаты, — внезапно говорит Рик. — Мы набухаемся, как раньше. Ты скоро забудешь ее.

Я никогда ее не забуду.

— И чтобы мою задницу отволокли в тюрьму?

— ФБР ест из рук Петрова. Ты прыгаешь под его дудку, и у тебя будет иммунитет на всю жизнь.

— Я не прыгаю ни под чью гребаную дудку!

— Упрямый засранец… Поговори с Петровым. Он злится на тебя за то, что ты не отвечаешь на его звонки. Читая между строк, у него есть еще одна зацепка по Севастьяну, и это важная зацепка.

Я вешаю трубку и снова опускаюсь на кровать. Мое тело слабое. Я не могу вспомнить, когда ел в последний раз. Тем не менее, я сам бросил эту бомбу на свою жизнь. Я достаю свой сотовый, чтобы позвонить Джозепу, а потом останавливаюсь, когда вспоминаю.

Он ушел.

Я заставил его.

Он не заслужил того, как я с ним обошелся.

Как и она.

Борясь с очередной волной чувства вины, я подползаю к краю кровати и обхватываю голову руками. Неужели это то самое безумие, которое довело моего отца и брата до крайности? Неужели оно наконец просачивается в мой организм? Неужели я убил память о своей матери, оттолкнув каждого, кому когда-либо было не наплевать на меня?

Я отослал Ив назад к ФБР. Я отослал ее обратно незащищенной.

Весь ужас того, что я натворил, обрушивается на меня. Что, если Севастьян узнает? Он знает, что я в сговоре с его братом. Он ищет способы причинить мне боль. Чертово дежавю, снова и снова.

Еще больше чувства вины.

Еще больше этих незнакомых эмоций, которые захватывают меня и приводят в отчаяние.

Ив.

Невинная. Верная. Такая чертовски красивая, что это причиняет боль, как внутри, так и снаружи. С того момента, как я насильно впустил женщину в свою жизнь, ее избивали, похищали…

Предавали.

Она спасла мне жизнь, и вот как я ей отплатил?

В прошлом году я пожал руку Майерса. Я сделал это ради нее.

Я пожал его гребаную руку?

Ту же руку, которая помогала истязать и убивать мою дочь.

Я не могу этого простить.

Бл*ть!

Больше не могу справляться в одиночку. Пришло время проглотить свою гордость.

Я снова беру мобильный телефон и набираю номер Джозепа. Он отвечает после второго гудка, но я слышу не его голос. Мой желудок сжимается. Кажется, она задыхается и нервничает. Так сильно нервничает. Будто она не может поверить, что я наконец звоню.

Откуда она знает, что это я?

Как у нее оказался телефон Джозепа?

— Это ты, Данте? — шепчет она.

Мне сразу же хочется упасть на колени и молить о прощении. Это голос самого чистого ангела, когда-либо украшавшего эту землю.

Мой ангел.

Я открываю рот, чтобы заговорить, но ничего не выходит.

— Алло? Алло?

«Мне жаль, мой ангел. Мне так чертовски жаль».

Я повторяю это как мантру снова и снова в своей голове, но по какой-то причине не могу произнести эти слова вслух.

— Данте, если это ты, пожалуйста, скажи что-нибудь… Мне нужно знать, что ты в порядке.

Похоже, она в таком же отчаянии, как и я. Она любит меня. Она все еще любит меня. Это чувствуется в ее голосе. Оно пронизывает каждый слог.

— Данте, мне нужно идти, — в ее голосе слышится неохота. — Петров…

«Петров?»

Я вскидываю голову. Какого хрена она делает с Петровым?

Следующие звуки, которые я слышу, приглушены. Я ни хрена не могу распознать. Начинаю расхаживать по своей спальне, царапая ноги о битое стекло. У меня плохое предчувствие по этому поводу. Русская Братва — непредсказуемые ублюдки, склонные к использованию и злоупотреблениям ради собственной выгоды… Ив во что-то влипла и за этим стоит Петров. Я это чувствую. Назовите это предчувствием после почти сорока лет работы в бизнесе, где доверие — это товар, который мало кто может себе позволить. Все дело в инстинкте.

Через минуту она снова говорит в трубку.

— Пожалуйста, не сердись на меня, но я должна это сделать, — тихо говорит Ив. Она быстро выговаривает эти слова. Будто не хочет, чтобы кто-то еще в комнате слышал. — Мне нужно все исправить после того, что мой отец сделал с тобой… что он сделал с твоей дочерью.

Я замираю. Кровь начинает шуметь у меня в ушах.

Она знает.

Я открываю рот, чтобы наконец заговорить, и тут связь обрывается.